На переднем плане – пережившие поражение во Вьетнаме творцы будущих геополитических побед США. В особенности нынешний юбиляр, наладивший отношения США и маоистского Китая
Про драматичное падение Сайгона в 1975, а вместе с ним и о превращении в историю американского проекта под названием «Республика Вьетнам», написано много. Но не менее интересны и два глобальных, по своим последствиям, аспекта, с данным событием связанные и оказавшие существенное влияние в том числе и на день сегодняшний.
Первый: трансформация американского общества с точки зрения его ментальных установок; результатом чего стала смена Белым домом стратегии реализации экспансионистских амбиций.
И как следствие: поражение в Индокитае обернулось для США в целом геополитическим успехом на просторах Азии, Ближнего востока, Балкан и Магриба, и даже на некоторое время (в отношении ельцинской России, шушкевичской Белоруссии, Украины и, пусть с оговорками, назарбаевского Казахстана) – постсоветского пространства.
Второй аспект также представляет далеко не академический интерес. Речь о событиях, происходивших полвека назад вокруг Южного Вьетнама, но менее известных. Что несправедливо. Ибо те далекие годы стали геополитическим максимумом Советского Союза на международной арене, в том числе и в Азии. Но об этом – в следующем материале.
Две Америки
Итак, разберем первый аспект.
Начало семидесятых можно назвать эпохой великого, обусловленного военным паритетом сверхдержав, равновесием и отправной точкой победы США в холодной войне.
Дело в том, что падение Сайгона в 1975 году стало не только геополитическим поражением Соединенных Штатов и потрясением для политического истеблишмента и общества – отсюда термины, после вывода советских войск из Афганистана вошедшие и в наш обиход: «посттравматический синдром» и «потерянное поколение».
На первый взгляд несущественная для сверхдержавы заморская экспедиция, территорию метрополии не затрагивающая, в век телевидения и прямых репортажей с места событий для внутренних устоев Америки стала шоком, заставившим администрацию Никсона, а затем Форда мыслить в рамках позже сформулированной Андроповым парадигмы: «Мы не знаем страны, в которой живем». Речь об антивоенном движении и дифференциации общества по принципу отношения к ветеранам Вьетнама.
Первый «Рэмбо» об этом. В фильме показано неприятие обществом в лице шерифа (кстати, ветерана корейской войны) – или в лучшем случае его равнодушие – к сыгранному Сталлоне герою.
Как пример дифференциации американского общества приведу еще один – пожалуй, лучший на тему Вьетнама – фильм «Взвод», и в качестве антитезы ему: пропитанный идеями пацифизма знаменитый рок-фестиваль «Вудсток» 1969 года, а еще – двумя годами ранее всколыхнувшую Соединенные Штаты скандальную историю с лишением чемпионского титула Мохаммеда Али, отказавшегося служить в армии. Свое решение Али обосновал следующим образом:
Две Америки, два не то что непонимающих – враждебных друг другу мира под одной крышей.
Но при этом на Капитолийском холме и из поражения, и из раскола в обществе сделали надлежащие выводы. И не просто осуществили переход на профессиональную армию (вообще, проблемы, с которыми столкнулась американские ВС в Индокитае и отчасти освещенные в фундаментальной работе генерал-лейтенанта Дэвидсона «Война во Вьетнаме (1946–1975)», требуют отдельного разговора – думаю, актуального и для нас в контексте настоящих событий), начало которому было положено в 1973 году.
В США приступили к апологии и героизации в общественном сознании военной службы. Результат превзошел ожидания. Помнится, как-то я услышал от знакомого, несколько лет назад ставшего свидетелем следующей сцены: в зале ожидания одного из американских аэропортов вдруг появилось несколько военных, и все, в помещении находившиеся, вдруг зааплодировали им, причем не факт, что те парни были участниками боевых действий.
Полвека назад в отношении вернувшихся из Вьетнама ветеранов, да и просто военнослужащих такое невозможно было представить.
Дальше: Соединенные Штаты во Вьетнаме применяли чудовищные ковровые бомбардировки и были на грани, по свидетельству Дэвидсона, нанесения ядерного удара. Но именно после провала агрессии Пентагон либо сводит войну исключительно к авиа- и ракетным ударам, как это было в ходе агрессии против Югославии, либо, если без наземной операции не обойтись (Ирак 2003), старается привлечь к ней как можно больше сателлитов.
При этом делается расчет на неспособность более слабого противника оказать действенное и, главное – длительное сопротивление (в том же 2003 значительная часть иракских войск так и осталась в местах постоянной дислокации, не приняв участие в отражении американской агрессии); либо Пентагон выбирает страны, у которых и армии-то толком нет – Гренада в 1983 году, Панама в 1989: операция «Джаст коз» . Либо ЦРУ делает ставку на деструктивные силы внутри государства – ДРА, Ливия, Сирия.
Когда что-то пошло не так
А если что-то идет не по заранее спланированному сценарию – провалившаяся в апреле 1980 операция «Орлиный коготь» по освобождению взятых в заложники сотрудников американского посольства в Тегеране; октябрьские 1993 года бои американского спецназа с сомалийскими повстанцами в Могадишо, отраженные в неплохом фильме «Падение черного ястреба»; наконец наступление официально запрещенных в России талибов на территории Афганистана в 2021 – тогда Белый дом просто сворачивает, во избежание серьезных потерь, военное присутствие в стране или регионе в целом.
Война в постгероическую эпоху
Интересное – и в размещенной ниже цитате надо видеть оборотную сторону упомянутой апологии военной службы в общественном сознании – объяснение одной из психологических причин этому дает американский военный историк и специалист по военной стратегии Люттвак в своей книге «Стратегия. Логика войны и мира»:
«Потерять несколько сотен солдат в каком-нибудь малозначимом деле, потерять несколько тысяч в небольшой войне или экспедиционной кампании было прежде вещью вполне заурядной для великих держав (скажем, тяжелая для английских колонизаторов война с сипаями 1857–1859 годов не потрясла британское общество – И. Х.)».
На исходе минувшего столетия все стало иначе:
«Достаточно вспомнить – пишет Люттвак – о том, как американцы немедленно покинули Сомали после потери 18 солдат в октябре 1993 года, чтобы выявить нереальность концепции великой державы в наши дни.
К своей славе или к своему стыду, американцы могли делать любые, даже более масштабные выводы из этого события, сохраняя за собой право на особую впечатлительность, которая вынуждает к полной перемене своей политики после убийства 18 профессиональных солдат-добровольцев. Добавим, что это были солдаты из той страны, где смерть от огнестрельного оружия регистрировалась каждые 14 минут. Однако это вовсе не исключительно американское достоинство (или бедствие – как посмотреть)».
К своей славе или к своему стыду, американцы могли делать любые, даже более масштабные выводы из этого события, сохраняя за собой право на особую впечатлительность, которая вынуждает к полной перемене своей политики после убийства 18 профессиональных солдат-добровольцев. Добавим, что это были солдаты из той страны, где смерть от огнестрельного оружия регистрировалась каждые 14 минут. Однако это вовсе не исключительно американское достоинство (или бедствие – как посмотреть)».
Недаром после свержения Саддама и начала партизанской борьбы в Ираке американцы понагнали в раздербаненную ими страну сателлитов чуть ли не со всего мира – почти до полусотни государств, даже Фиджи не забыли. Лишь бы чужие гибли – болгары, там, грузины, румыны или монголы, но только бы свои – по минимуму. Только бы на Америку не легла тень «второго Вьетнама».
И я полагаю, не пади Сайгон в 1975, экспансия Соединенных Штатов носила бы менее интернациональный характер и в меньшей бы степени опиралась на усилия дипломатии, сколачивающей всевозможные «Иракские свободы» и пр.
Но своего рода свинью Белому дому подложил Горбачев, без нажима извне аннигилировав сверхдержаву с далеко неисчерпанным потенциалом. Мы об этом несколько подробнее поговорим в разбирающей второй аспект статье.
Внезапная самоликвидация ОВД и СССР слишком расслабила США и буквально нивелировала их интерес к советологии, что негативным образом сказалось на исследованиях, важных для формулирования основных принципов внешнеполитической стратегии Белого дома в отношении постсоветского пространства и стран бывшего соцлагеря.
США на пути к новому Сайгону
Об опасных последствиях непродуманных шагов США в Восточной Европе предупреждали мастодонты политического истеблишмента, сложившегося в годы холодной войны.
Например, противником расширения НАТО на Восток был знаменитый автор «Длинной телеграммы» Кеннан. Не послушали. Словом, американская дипломатия дала сбой и проглядела трансформацию внешнеполитической стратегии Кремля от позорной козыревщины (тогда, впрочем, никакой стратегии не было вообще) к Примакову и далее – Лаврову.
И ушатом холодной воды для Белого дома стал 2014 год, когда в общем успешную для него экспансионистскую политику оборвало возвращение в состав России Крыма, формирование ориентированной на Россию и не подчинявшуюся марионеточному киевскому режиму Новороссии.
Действия наших ВКС в Сирии также замедлили уверенную поступь американского империализма. И то и другое стало для господ с Капитолийского холма своего рода вторым Сайгоном. Не столь жестоким как в 1975, но все же серьезным геополитическим поражением.
Головной боли США добавил втиснувшийся в разряд сверхдержав Китай, бросивший вызов вчерашнему гегемону в АТР. Впрочем, масштабы вызова преувеличивать не стоит, ибо Пекин скорее склонен к диалогу с Вашингтоном, нежели к конфронтации с ним.
Господство США в АТР ныне оспаривает и Северная Корея, заставляя после каждого запуска баллистической ракеты мандражировать южнокорейцев с японцами.
Несломленный санкциями Иран наступает на пятки американским интересам на Ближнем Востоке, претендуя на сферу влияния в шиитской части Ирака, а также, опираясь на «Хезболлу» – в Сирии и Ливане.
Все это лишний раз свидетельствует: победившая пусть и в холодной, но войне страна не должна почивать на лаврах, подобно убаюканной Версальским договором 1920 Франции, вот уж пример из примеров. Ей следует быть готовой к новым геополитическим вызовам.
Но иногда именно поражения делают государство сильнее. Собственно, неудача во Вьетнаме, повторю, стала для Белого дома хорошим уроком, из которого он сделал надлежащие выводы, в конечном счете став мировым гегемоном.
И я думаю, за океаном серьезно анализируют просчеты в европейской политике второй половины девяностых и начала двухтысячных, следствием которых стала потеря Крыма в качестве перспективной военно-морской базы в Восточной Европе (см. об этом: https://topwar.ru/181049-nerealizovannye-plany-k-2021-godu-ssha-sobiralis-prevratit-sevastopol-v-zonu-rotacionnogo-bazirovanija-korablej-6-go-flota.html?ysclid=llvs7ch4mz795261010), со стратегической точки зрения несравненно более важной, нежели Кэмп-Бондстил на оккупированной курируемыми Вашингтоном албанскими бандформированиями сербской территории и Рамштайн – в Германии.
Противопоставлять же США несуществующий в реальности глобальный Юг, думаю, опрометчиво, о чем я писалсовсем недавно.
Наш условный Мукден как шаг к будущей победе
Что касается России, то у нас за мартовским 2014 триумфом последовал сентябрьский и ноябрьский условный Мукден 2022, из которого, уверен, были также сделаны правильные выводы, которые послужат залогом будущих побед.
Продолжение следует…
Ходаков Игорь
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Подпишись: