Русский ас асов Александр Казаков
Ещё в августе 1914 года штабс-капитан Пётр Нестеров, всемирно знаменитый своей мёртвой петлёй, впервые в мире решился на смертельно рискованный приём — сразил австрийский «альбатрос». И — погиб… Но трагическую печать смерти с рискованного приёма снял 1 апреля 1915 года ротмистр Александр Казаков: свалил с неба «альбатрос» нестеровским «чирканьем» колёс сверху и приземлился на своём аэродроме. Советская история замалчивала само имя Казакова, на счету которого — 32 победы в небе Первой мировой войны и 1-е место среди русских асов.
В Первую мировую войну кайзеровская Германия вооружила свои аэропланы пулемётами и ужаснула человечество первым оружием массового поражения — бомбардировочной авиацией, от которой вмиг гибли и калечились сотни людей, рушились дома вместе с жителями.
«Всё горело — потрясающая картина! — с варварским восторгом вспоминает свои бомбёжки на Восточном фронте германский ас Манфред фон Рихтгофен в книге «Красный истребитель» по кровавому цвету своего «фоккера». — Русские планировали наступление, и вокзал (ст. Маневичи. — Л.Ж.) был забит поездами. Наступило радостное предвкушение бомбёжки…»
Чем могли защитить войска и мирных жителей русские лётчики, летавшие на безоружных французских «моранах» и «ньюпорах»? Получавшие от военного ведомства России необъяснимый отказ в вооружении русской авиации — «по инструкции не положено»? Отгоняли бомбёров пальбой из пистолетов, пугали столкновением, в бессилии грозили кулаком… Ещё в августе 1914 года штабс-капитан Пётр Нестеров, всемирно знаменитый своей мёртвой петлёй, впервые в мире решился на смертельно рискованный приём — сразил австрийский «альбатрос», сбросивший бомбу на аэродром, таранным ударом. И — погиб… Но трагическую печать смерти с рискованного приёма снял 1 апреля (по нов. стилю) 1915 года ротмистр Александр Казаков: свалил с неба «альбатрос» нестеровским «чирканьем» колёс сверху и приземлился на своём аэродроме.
Советская официальная история замалчивала этот второй, победный таран, так как ротмистр Казаков в 1918 году перешёл из Красной армии, из-под начала Льва Троцкого, в сформированный англичанами в Архангельске Британо-славянский корпус, должный быть перебазированным во Францию для войны с немцами. Но был брошен против Красной армии.
Советская история замалчивала само имя Казакова, на счету которого — 32 победы в небе Первой мировой войны и 1-е место среди русских асов. Зарубежная — описывала диковинное приспособление, каким сбил, ещё до тарана, 5 самолётов врага русский ас. При этом делая ошибки в фамилии, уменьшая число побед. Так, в мини-энциклопедии Джеймса Прюнье «Великие лётчики» сообщается:
«Казабов Александр. Русский ас 1915 г. (позднее обладатель 17 побед), придумавший оригинальный способ отправки на землю своих врагов: со своего «морана» он спускал на верёвке якорь, которым отрывал крылья у самолётов противника».
Алексей Шиуков, русский лётчик и авиаконструктор, только в конце Великой Отечественной, в боях которой более 500 советских соколов сразили врага тараном, смог опубликовать в журнале «Вестник воздушного флота» свои воспоминания о неустрашимом и изобретательном Казакове, о первом его воздушном бое:
«Нагнав немецкий самолёт, он выпустил кошку и зацепил её лапой крыло вражеской машины. Но против ожидания, трос не сразу сорвался, и обе машины оказались как бы связанными между собой. Германский лётчик с «кошкой» в теле стал падать и тянуть за собой самолёт Казакова. И только самообладание помогло ему несколькими движениями сорвать трос, отцепиться от врага и пойти на посадку».
В воспоминаниях командира авиаотряда есаула Вячеслава Ткачёва, опубликованных лишь в постперестроечное время, воспроизведён доклад ротмистра Казакова о шестом поединке, закончившемся тараном:
«Но проклятая «кошка» зацепилась и болтается под днищем самолёта. Два фронта — сорок тысяч глаз, русских и немецких, смотрят из окопов! Тогда я решил ударить «альбатрос» колёсами сверху, — продолжал доклад невозмутимый Казаков. — Недолго думая, дал руль вниз. Что-то рвануло, толкнуло, засвистело… в локоть ударил кусок крыла от крыла моего «морана». «Альбатрос» наклонился сначала на бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз. Я выключил мотор — одной лопасти на моём винте не было. Начал планировать… потерял ориентировку и только по разрывам шрапнелей догадался, где русский фронт. Садился, парашютируя, но на земле перевернулся. Оказывается, удар колёсами был настолько силён, что шасси было вогнуто под крылья».
Эффект таранных ударов, взятых на вооружение лишь советскими лётчиками для двух случаев: если кончились патроны или если отказало бортовое оружие, оказывал поражающее психологическое воздействие на противника. Гитлеровским асам, например, с осени 1941 года рекомендовалось не подходить к нашим ястребкам ближе 100 м — во избежание тарана. А в 1915-м, после тарана Казакова, германское командование назначило особую премию за уничтожение «русского казака». Один из сбитых им немецких пилотов сообщил, что, вернувшись из плена, будет с гордостью рассказывать: его сразил «сам русский Казак».
За таранный поединок ротмистр Казаков был произведён в штабс-ротмистры, награждён высокочтимым в России крестом ордена Святого Георгия Победоносца и Георгиевским оружием — клинком с надписью «За храбрость». Ордена положено обмывать, но ас асов, как стали называть героя, удивлял сослуживцев отказом от спиртного: «Голова лётчика должна быть ясной, особенно на войне».
…Подробная биография Александра Казакова была впервые воссоздана Всеволодом Лавринцом-Семенюком, лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического Труда и многих других высоких наград, «за выдающиеся достижения в создании образцов ракетной техники и обеспечении успешного полёта Юрия Гагарина в космическое пространство». Поклонник культа бесстрашия, он в преклонные годы стал публиковать очерки о первых русских лётчиках. Приходило множество отзывов. Из Эстонии получена посылка от выпускника Гатчинской авиашколы Эдгара Меоса, воевавшего в Первую мировую во Франции в составе знаменитой авиагруппы «Аист» и сбившего знаменитого немецкого эксперта (на французском и русском — аса) Карла Менкгофа. Оказывается, Меос публиковал в Эстонии в 30-е годы ХХ века свои очерки о Казакове по материалам книги «Разбитые крылья», написанной и изданной в Германии сослуживцем Казакова по Британо-славянскому корпусу Александром Матвеевым.
«Летал Александр Казаков много… смело, уверенно и, как говаривали солдаты, всегда радостно, — вспоминал в своей книге Александр Матвеев. — Его боготворили. Когда наш командир проходил, все расступались, давая дорогу и козыряя высокому худощавому штабс-ротмистру… Голубоглазый блондин с молодецкими усами казака и нежным лицом юноши. Кожаная куртка, фуражка с цветным околышем, золотые погоны с чёрными знаками лётчика… «Говорите правду!» — требовал он от подчинённых… Перед взлётом осенял себя крестным знамением и уверенно командовал: «От винта!». В пору Брусиловского прорыва Казаков стал командиром малочисленного, но отважного первого отряда лётчиков-истребителей, летавших на новеньких, вооружённых, наконец-то, пулемётами «ньюпорах»».
![Русский ас асов Александр Казаков]( "Русский ас асов Александр Казаков")
«Действиями первой боевой группы Казакова в сентябре 1916 г. было ПОЛОЖЕНО НАЧАЛО ОРГАНИЗОВАННОГО ПРИМЕНЕНИЯ ИСТРЕБИТЕЛЬНОЙ АВИАЦИИ, — пишет В. Ткачёв, формулируя далее особенности тактики русской истребительной группы. — Здесь впервые появилась групповая тактика и определилось значение господства в воздухе. Интересно подчеркнуть, что под Луцком в сентябре 1916 г. повторилось примерно то, что произошло в феврале того же года под Верденом: наша истребительная авиация полностью обезопасила тылы русских войск в районе Луцка от ударов с воздуха».
Тактика, выработанная Казаковым, на десятилетия вперёд определила приоритеты русской истребительной авиации: в отличие от германской, предпочитающей личные победы над самолётами противника, наши соколы считали своим приоритетом прикрытие войск и их тылов от налётов. Казаков, по воспоминаниям Матвеева, досадливо отбивался от поздравлений за очередную победу: «Ничего не понимаю! Что за поздравления? К чему? Вы ведь знаете, что я с предрассудками: не люблю считать свои победы».
Ас асов учил молодёжь высчитывать ещё на земле подходы к вооружённому аэроплану с выгодной для себя позиции, вести атаки со стороны солнца, невзирая на огонь врага. Бывал ранен, но каждый раз легко — судьба хранила.
«Обычно Казаков шёл на противника с твёрдым решением не сворачивать никуда в сторону, — свидетельствует А. Шиуков. — На предельной скорости сближения давал короткую пулемётную очередь и чаще всего сражал пилота… повторял атаку до тех пор, пока противник не был сбит или принужден к бегству».
…Боевой дух войска, который и созидает победу, истощился с обеих сторон к концу лета 1916 года. Через окопы летал от одной стороны к другой и обратно вопрос: за что воюем? Зачем убиваем друг друга? Ответ знали царствующие особы, но хранили в тайне. Кайзер Вильгельм лишь завесу приоткрыл, обмолвившись: «Если б народы знали причины войн, вряд ли бы стали воевать».
После вынужденного отречения царя Николая II авиагруппа Казакова продолжала сражаться. Хотя и авиацию постигло падение воинской дисциплины от известных приказов Временного правительства, введённая выборность командиров…
Многие фронтовики, от высших чинов до нижних, переходят на службу в создаваемую Красную армию. Вокруг бывшего начштаба и главкома Северного фронта генерала Михаила Бонч-Бруевича, ставшего начштаба Верховного главнокомандующего Красной армии, — сотни военных чинов, наслышанных о знаменитом русском асе. Его, приехавшего в Петроград, определяют военспецом — помогать в организации Красного воздушного флота. А он-то хочет летать, как летают боевые товарищи: Михаил Бабушкин, Николай Бруни, покоритель штопора Константин Арцеулов…
«Но «демон революции» Л. Троцкий не доверял бывшим офицерам, — пишет Александр Матвеев, — считал, что «эти орлы» хотят сделать «красный флот» белым, и в оскорбительной форме отказал Казакову в возвращении в небо». А вскоре объявившийся в Питере лётчик Сергей Модрах сообщил о вербовке англичанином сэром Хилем русских лётчиков в Британо-cлавянский корпус, формируемый в Архангельске, для переброски во Францию, чтобы продолжить войну с немцами. «Казаков колебался, — вспоминает со слов аса асов Матвеев, — но Модрах его уговорил».
На вопрос русских авиаторов, когда их отправят на европейский театр войны, последовал ответ командира корпуса полковника Моллера: «Где большевики, там и немцы. Зачем вам ехать их искать? Воюйте здесь». Определили аэродром — в городке Березник. Быстро переобучили летать на морских лодках — «сопвичах». В боях несли большие потери. У аэродрома выросло печальное кладбище погибших лётчиков с пропеллерами на могилках.
![Русский ас асов Александр Казаков]( "Русский ас асов Александр Казаков")
В январе 1919 года Казаков встретил над Северной Двиной грозную летающую лодку русского авиаконструктора Дмитрия Григоровича — «девятку», облившую «сопвич» свинцом. Александр Казаков по привычке ответил — и сбил… Эдгар Меос со слов Александра Матвеева объясняет: «Сбив летающую лодку Красного воздушного флота, он окончательно перекрыл себе путь возвращения в Советскую Россию. А ведь перебежавшего к красвоенлётам поручика Аникина приняли, летает…»
Летом 1919 года интервенция выдохлась, Русская авиагруппа получила предложение отбыть в Англию в составе корпуса. Согласились немногие, начав срочно учить английский язык. Другие решились с экспедицией Бориса Вилькицкого, снаряжённой советским правительством для изучения Северного морского пути, но получившей от белогвардейцев приказ доставить груз Александру Колчаку, двинуть с полярниками.
1 августа 1919 года Сергей Модрах с Николаем Белоусовичем уходили на пристань. «Я провожу вас на «сопвиче», — будто озарённый какой-то мыслью, молвил Казаков. У летающей лодки возился механик в новой кожаной куртке. «Опять обновка?» — спросил командир. «Чужая, англичане подарили перед отъездом».
Свидетелю этого разговора Александру Матвееву врезались в память последние слова командира: «Чужая… Да, всё здесь чужое. Аэропланы, ангары, даже форма на мне… Только вот земля ещё наша… Выводи!».
Сорвал стебелёк травы, кусая его, о чём-то напряжённо думал. Перекрестился по обыкновению. Взлетел. От уплывавшего по течению парохода с боевыми друзьями стелился тонкой змейкой дым. Казаков поднялся ещё выше… Вдруг резкий поворот… Камнем полетел «сопвич» вниз. Треск… Пыль… Тишина… Только слышно, как трещат кузнечики в траве».
Не веря в самоубийство православного лётчика, друзья посчитали, что от отчаянной безысходности у него разорвалось сердце. Похоронили на кладбище в Березнике, под двумя крест-накрест сколоченными воздушными винтами. С надписью на белой дощечке:
«Полковник Александр Александрович Казаков. 1 августа 1919 года».
Могилы с пропеллерами в Березнике не сохранились. Однако какая-то неведомая сила не даёт стереть со скрижалей истории имена героев…
В Первую мировую войну кайзеровская Германия вооружила свои аэропланы пулемётами и ужаснула человечество первым оружием массового поражения — бомбардировочной авиацией, от которой вмиг гибли и калечились сотни людей, рушились дома вместе с жителями.
«Всё горело — потрясающая картина! — с варварским восторгом вспоминает свои бомбёжки на Восточном фронте германский ас Манфред фон Рихтгофен в книге «Красный истребитель» по кровавому цвету своего «фоккера». — Русские планировали наступление, и вокзал (ст. Маневичи. — Л.Ж.) был забит поездами. Наступило радостное предвкушение бомбёжки…»
Чем могли защитить войска и мирных жителей русские лётчики, летавшие на безоружных французских «моранах» и «ньюпорах»? Получавшие от военного ведомства России необъяснимый отказ в вооружении русской авиации — «по инструкции не положено»? Отгоняли бомбёров пальбой из пистолетов, пугали столкновением, в бессилии грозили кулаком… Ещё в августе 1914 года штабс-капитан Пётр Нестеров, всемирно знаменитый своей мёртвой петлёй, впервые в мире решился на смертельно рискованный приём — сразил австрийский «альбатрос», сбросивший бомбу на аэродром, таранным ударом. И — погиб… Но трагическую печать смерти с рискованного приёма снял 1 апреля (по нов. стилю) 1915 года ротмистр Александр Казаков: свалил с неба «альбатрос» нестеровским «чирканьем» колёс сверху и приземлился на своём аэродроме.
Советская официальная история замалчивала этот второй, победный таран, так как ротмистр Казаков в 1918 году перешёл из Красной армии, из-под начала Льва Троцкого, в сформированный англичанами в Архангельске Британо-славянский корпус, должный быть перебазированным во Францию для войны с немцами. Но был брошен против Красной армии.
Советская история замалчивала само имя Казакова, на счету которого — 32 победы в небе Первой мировой войны и 1-е место среди русских асов. Зарубежная — описывала диковинное приспособление, каким сбил, ещё до тарана, 5 самолётов врага русский ас. При этом делая ошибки в фамилии, уменьшая число побед. Так, в мини-энциклопедии Джеймса Прюнье «Великие лётчики» сообщается:
«Казабов Александр. Русский ас 1915 г. (позднее обладатель 17 побед), придумавший оригинальный способ отправки на землю своих врагов: со своего «морана» он спускал на верёвке якорь, которым отрывал крылья у самолётов противника».
Алексей Шиуков, русский лётчик и авиаконструктор, только в конце Великой Отечественной, в боях которой более 500 советских соколов сразили врага тараном, смог опубликовать в журнале «Вестник воздушного флота» свои воспоминания о неустрашимом и изобретательном Казакове, о первом его воздушном бое:
«Нагнав немецкий самолёт, он выпустил кошку и зацепил её лапой крыло вражеской машины. Но против ожидания, трос не сразу сорвался, и обе машины оказались как бы связанными между собой. Германский лётчик с «кошкой» в теле стал падать и тянуть за собой самолёт Казакова. И только самообладание помогло ему несколькими движениями сорвать трос, отцепиться от врага и пойти на посадку».
В воспоминаниях командира авиаотряда есаула Вячеслава Ткачёва, опубликованных лишь в постперестроечное время, воспроизведён доклад ротмистра Казакова о шестом поединке, закончившемся тараном:
«Но проклятая «кошка» зацепилась и болтается под днищем самолёта. Два фронта — сорок тысяч глаз, русских и немецких, смотрят из окопов! Тогда я решил ударить «альбатрос» колёсами сверху, — продолжал доклад невозмутимый Казаков. — Недолго думая, дал руль вниз. Что-то рвануло, толкнуло, засвистело… в локоть ударил кусок крыла от крыла моего «морана». «Альбатрос» наклонился сначала на бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз. Я выключил мотор — одной лопасти на моём винте не было. Начал планировать… потерял ориентировку и только по разрывам шрапнелей догадался, где русский фронт. Садился, парашютируя, но на земле перевернулся. Оказывается, удар колёсами был настолько силён, что шасси было вогнуто под крылья».
Эффект таранных ударов, взятых на вооружение лишь советскими лётчиками для двух случаев: если кончились патроны или если отказало бортовое оружие, оказывал поражающее психологическое воздействие на противника. Гитлеровским асам, например, с осени 1941 года рекомендовалось не подходить к нашим ястребкам ближе 100 м — во избежание тарана. А в 1915-м, после тарана Казакова, германское командование назначило особую премию за уничтожение «русского казака». Один из сбитых им немецких пилотов сообщил, что, вернувшись из плена, будет с гордостью рассказывать: его сразил «сам русский Казак».
За таранный поединок ротмистр Казаков был произведён в штабс-ротмистры, награждён высокочтимым в России крестом ордена Святого Георгия Победоносца и Георгиевским оружием — клинком с надписью «За храбрость». Ордена положено обмывать, но ас асов, как стали называть героя, удивлял сослуживцев отказом от спиртного: «Голова лётчика должна быть ясной, особенно на войне».
…Подробная биография Александра Казакова была впервые воссоздана Всеволодом Лавринцом-Семенюком, лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического Труда и многих других высоких наград, «за выдающиеся достижения в создании образцов ракетной техники и обеспечении успешного полёта Юрия Гагарина в космическое пространство». Поклонник культа бесстрашия, он в преклонные годы стал публиковать очерки о первых русских лётчиках. Приходило множество отзывов. Из Эстонии получена посылка от выпускника Гатчинской авиашколы Эдгара Меоса, воевавшего в Первую мировую во Франции в составе знаменитой авиагруппы «Аист» и сбившего знаменитого немецкого эксперта (на французском и русском — аса) Карла Менкгофа. Оказывается, Меос публиковал в Эстонии в 30-е годы ХХ века свои очерки о Казакове по материалам книги «Разбитые крылья», написанной и изданной в Германии сослуживцем Казакова по Британо-славянскому корпусу Александром Матвеевым.
«Летал Александр Казаков много… смело, уверенно и, как говаривали солдаты, всегда радостно, — вспоминал в своей книге Александр Матвеев. — Его боготворили. Когда наш командир проходил, все расступались, давая дорогу и козыряя высокому худощавому штабс-ротмистру… Голубоглазый блондин с молодецкими усами казака и нежным лицом юноши. Кожаная куртка, фуражка с цветным околышем, золотые погоны с чёрными знаками лётчика… «Говорите правду!» — требовал он от подчинённых… Перед взлётом осенял себя крестным знамением и уверенно командовал: «От винта!». В пору Брусиловского прорыва Казаков стал командиром малочисленного, но отважного первого отряда лётчиков-истребителей, летавших на новеньких, вооружённых, наконец-то, пулемётами «ньюпорах»».
«Действиями первой боевой группы Казакова в сентябре 1916 г. было ПОЛОЖЕНО НАЧАЛО ОРГАНИЗОВАННОГО ПРИМЕНЕНИЯ ИСТРЕБИТЕЛЬНОЙ АВИАЦИИ, — пишет В. Ткачёв, формулируя далее особенности тактики русской истребительной группы. — Здесь впервые появилась групповая тактика и определилось значение господства в воздухе. Интересно подчеркнуть, что под Луцком в сентябре 1916 г. повторилось примерно то, что произошло в феврале того же года под Верденом: наша истребительная авиация полностью обезопасила тылы русских войск в районе Луцка от ударов с воздуха».
Тактика, выработанная Казаковым, на десятилетия вперёд определила приоритеты русской истребительной авиации: в отличие от германской, предпочитающей личные победы над самолётами противника, наши соколы считали своим приоритетом прикрытие войск и их тылов от налётов. Казаков, по воспоминаниям Матвеева, досадливо отбивался от поздравлений за очередную победу: «Ничего не понимаю! Что за поздравления? К чему? Вы ведь знаете, что я с предрассудками: не люблю считать свои победы».
Ас асов учил молодёжь высчитывать ещё на земле подходы к вооружённому аэроплану с выгодной для себя позиции, вести атаки со стороны солнца, невзирая на огонь врага. Бывал ранен, но каждый раз легко — судьба хранила.
«Обычно Казаков шёл на противника с твёрдым решением не сворачивать никуда в сторону, — свидетельствует А. Шиуков. — На предельной скорости сближения давал короткую пулемётную очередь и чаще всего сражал пилота… повторял атаку до тех пор, пока противник не был сбит или принужден к бегству».
…Боевой дух войска, который и созидает победу, истощился с обеих сторон к концу лета 1916 года. Через окопы летал от одной стороны к другой и обратно вопрос: за что воюем? Зачем убиваем друг друга? Ответ знали царствующие особы, но хранили в тайне. Кайзер Вильгельм лишь завесу приоткрыл, обмолвившись: «Если б народы знали причины войн, вряд ли бы стали воевать».
После вынужденного отречения царя Николая II авиагруппа Казакова продолжала сражаться. Хотя и авиацию постигло падение воинской дисциплины от известных приказов Временного правительства, введённая выборность командиров…
Многие фронтовики, от высших чинов до нижних, переходят на службу в создаваемую Красную армию. Вокруг бывшего начштаба и главкома Северного фронта генерала Михаила Бонч-Бруевича, ставшего начштаба Верховного главнокомандующего Красной армии, — сотни военных чинов, наслышанных о знаменитом русском асе. Его, приехавшего в Петроград, определяют военспецом — помогать в организации Красного воздушного флота. А он-то хочет летать, как летают боевые товарищи: Михаил Бабушкин, Николай Бруни, покоритель штопора Константин Арцеулов…
«Но «демон революции» Л. Троцкий не доверял бывшим офицерам, — пишет Александр Матвеев, — считал, что «эти орлы» хотят сделать «красный флот» белым, и в оскорбительной форме отказал Казакову в возвращении в небо». А вскоре объявившийся в Питере лётчик Сергей Модрах сообщил о вербовке англичанином сэром Хилем русских лётчиков в Британо-cлавянский корпус, формируемый в Архангельске, для переброски во Францию, чтобы продолжить войну с немцами. «Казаков колебался, — вспоминает со слов аса асов Матвеев, — но Модрах его уговорил».
На вопрос русских авиаторов, когда их отправят на европейский театр войны, последовал ответ командира корпуса полковника Моллера: «Где большевики, там и немцы. Зачем вам ехать их искать? Воюйте здесь». Определили аэродром — в городке Березник. Быстро переобучили летать на морских лодках — «сопвичах». В боях несли большие потери. У аэродрома выросло печальное кладбище погибших лётчиков с пропеллерами на могилках.
В январе 1919 года Казаков встретил над Северной Двиной грозную летающую лодку русского авиаконструктора Дмитрия Григоровича — «девятку», облившую «сопвич» свинцом. Александр Казаков по привычке ответил — и сбил… Эдгар Меос со слов Александра Матвеева объясняет: «Сбив летающую лодку Красного воздушного флота, он окончательно перекрыл себе путь возвращения в Советскую Россию. А ведь перебежавшего к красвоенлётам поручика Аникина приняли, летает…»
Летом 1919 года интервенция выдохлась, Русская авиагруппа получила предложение отбыть в Англию в составе корпуса. Согласились немногие, начав срочно учить английский язык. Другие решились с экспедицией Бориса Вилькицкого, снаряжённой советским правительством для изучения Северного морского пути, но получившей от белогвардейцев приказ доставить груз Александру Колчаку, двинуть с полярниками.
1 августа 1919 года Сергей Модрах с Николаем Белоусовичем уходили на пристань. «Я провожу вас на «сопвиче», — будто озарённый какой-то мыслью, молвил Казаков. У летающей лодки возился механик в новой кожаной куртке. «Опять обновка?» — спросил командир. «Чужая, англичане подарили перед отъездом».
Свидетелю этого разговора Александру Матвееву врезались в память последние слова командира: «Чужая… Да, всё здесь чужое. Аэропланы, ангары, даже форма на мне… Только вот земля ещё наша… Выводи!».
Сорвал стебелёк травы, кусая его, о чём-то напряжённо думал. Перекрестился по обыкновению. Взлетел. От уплывавшего по течению парохода с боевыми друзьями стелился тонкой змейкой дым. Казаков поднялся ещё выше… Вдруг резкий поворот… Камнем полетел «сопвич» вниз. Треск… Пыль… Тишина… Только слышно, как трещат кузнечики в траве».
Не веря в самоубийство православного лётчика, друзья посчитали, что от отчаянной безысходности у него разорвалось сердце. Похоронили на кладбище в Березнике, под двумя крест-накрест сколоченными воздушными винтами. С надписью на белой дощечке:
«Полковник Александр Александрович Казаков. 1 августа 1919 года».
Могилы с пропеллерами в Березнике не сохранились. Однако какая-то неведомая сила не даёт стереть со скрижалей истории имена героев…
Автор Людмила ЖУКОВА
