Что не так с банками

Еще дней десять тому назад могло, наверное, показаться, что банки уже пришли в себя после ужасного финансового кризиса 2007-2009 годов. Однако теперь стало ясно: они по-прежнему способны нагонять на нас панический страх. Громкий крах банка Silicon Valley Bank (SVB), который случился 9 марта, привел к тому, что за один день испарились депозиты на сумму 42 миллиарда долларов. SVB был всего лишь одним из трех кредитных учреждений США, обанкротившихся буквально в течение недели. Регуляторам пришлось лихорадочно поработать в выходные дни, чтобы придумать спасительный рецепт. И все же, клиенты вновь и вновь беспокоятся о сохранности своих денег.

Инвесторы напугались. В нынешнем месяце общая рыночная стоимость американских банков уменьшилась на 229 миллиардов долларов, что означает падение на 17%. Доходность казначейских облигаций резко снизилась, и теперь на рынках ожидают, что летом Федеральная резервная система (ФРС) начнет снижать процентные ставки. В Европе и Японии цены на акции банков также упали. Акции Credit Suisse, который столкнулся с проблемами иного рода, упали 15 марта на 24%, а уже 16 марта этот банк обратился к центральному банку Швейцарии за поддержкой ликвидности. Спустя четырнадцать лет после мирового финансового кризиса вновь и вновь возникают вопросы о том, насколько банки оказались уязвимы и были ли регулирующие органы застигнуты врасплох.

Стремительное падение SVB высветило явно недооцененный риск внутри всей банковской системы. Когда процентные ставки были низкими, а цены на активы высокими, калифорнийский банк запасался долгосрочными облигациями. Затем ФРС подняла ставки (это было самое резкое повышение ставок за четыре десятилетия), в результате чего цены на облигации упали и банк остался с огромными убытками. Согласно американских правил, касающихся капитала, от большинства банков не требуется учитывать падение цен на облигации, которые они планируют держать до погашения. Только очень крупные банки должны оценивать по рыночной стоимости все свои облигации, доступные для торговли. Но, как показывает ситуация с SVB, если банк колеблется и вынужден продавать облигации, то непризнанные убытки становятся реальными.

В банковской системе США эти непризнанные убытки огромны – на конец 2022 года они составили 620 миллиардов долларов, что эквивалентно примерно трети совокупного запаса капитала американских банков. К счастью, другие банки находятся гораздо дальше от пропасти, чем SVB. Но рост процентных ставок сделал всю банковскую систему уязвимой.

Финансовый кризис 2007–2009 годов стал результатом безрассудного кредитования и кризиса на рынке жилья. Таким образом, меры посткризисного регулирования были нацелены на ограничение кредитного риска, а также на обеспечение того, чтобы банки действительно располагали активами, на которые будут находиться реальные покупатели. Они побуждали банки приобретать государственные облигации – в конце концов, нет никого, более кредитоспособного, чем Дядя Сэм, и ничто так хорошо не продается во время кризиса, как казначейские облигации.

На протяжении многих лет инфляция и процентные ставки были низкими, поэтому мало кто задумывался о том ущербе, который могут понести банки в случае, если глобальная ситуация вдруг поменяется и долгосрочные облигации упадут в цене. Эта неустойчивость лишь увеличилась во времена пандемии, когда в банки хлынул поток депозитов, а в результате симулирующих мер, принятых ФРС, происходил процесс закачивания в банковскую систему наличных денег. Многие банки стали использовать депозиты для покупки долгосрочных облигаций и гарантированных государством ипотечных ценных бумаг.

Вроде бы, можно было бы прийти к выводу, что нереализованные убытки не имеют значения. Одна из проблем состоит в том, что банк приобретал облигацию за чужие деньги, обычно за депозиты. Если мы хотим держать облигацию до срока погашения, то необходимо сопоставить ее с депозитами, причем по мере роста ставок конкуренция за депозиты возрастает. В крупнейших банках, таких как JPMorgan Chase или Bank of America, клиенты постоянные, поэтому рост ставок, как правило, увеличивает их доходы благодаря кредитам с плавающей процентной ставкой. И напротив, примерно 4700 малым и средним банкам, которые обладают совокупными активами в размере 10,5 трлн. долларов, приходится выплачивать своим вкладчикам большие суммы – и все ради того, чтобы они не изымали свои деньги. В результате маржа таких банков понижается – это помогает объяснить, почему цены на акции некоторых банков упали.

Упомянем еще об одной проблеме, которая затрагивает банки любого размера. Во времена кризиса вкладчики, пусть некогда и лояльные, все равно могут изымать свои депозиты, вынуждая банк покрывать отток депозитов за счет продажи активов. В этом случае, потери банка будут накапливаться; запасы его капитала могут выглядеть на сегодняшний момент совсем неплохо, однако большая его часть внезапно превратится в бухгалтерскую фикцию.

Вот такая тревожная перспектива. Она объясняет причины, по которым ФРС так резко действовала в минувшие выходные. С 12 марта она была готова выдавать кредиты под залог банковских облигаций. Если раньше она снижала стоимость залога, то теперь она будет предлагать кредиты в размере вплоть до номинальной стоимости облигаций. Для некоторых долгосрочных облигаций это может означать увеличение более чем на 50% от рыночной стоимости. Учитывая такую щедрость, почти невозможно себе представить, чтобы нереализованные убытки по облигациям банка привели к краху. А это значит, что у вкладчиков банка нет причин изымать депозиты.

ФРС права в том, что она предоставляет кредиты под неплохой залог, чтобы остановить изъятие денег вкладчиками. Но такие льготные условия тоже чреваты своими издержками. ФРС порождает ожидания на счет того, что в случае кризиса она возьмет на себя процентные риски, и тем самым она побуждает банки к безрассудному поведению. Предполагается, что программа чрезвычайных мер продлится всего год, однако даже после того, как она прекратится, банки, конкурирующие за депозиты, будут стремиться к получению высокой доходности, принимая на себя чрезмерные риски. Некоторые вкладчики, понимая, что ФРС все-таки вмешалась, не будут иметь особых оснований различать хорошие риски и плохие.

Поэтому регулирующие органы должны воспользоваться предстоящим годом, чтобы сделать банковскую систему более безопасной. В качестве одной из мер можно было бы отменить многие странные исключения, которые применяются к банкам среднего размера, некоторые из которых появились в результате отмены в 2018 и 2019 годах посткризисных правил на фоне активного лоббирования. Спасение вкладчиков SVB показало нам следующее: директивные органы полагают, что подобные банки представляют собой системный риск. И если это так, то к ним должны применяться те же правила бухгалтерского учета и требования по ликвидности, что и по отношению к очень крупным банкам (как и в Европе); кроме того, они также должны будут предоставлять ФРС свои планы по надлежащему урегулированию банковских проблем, возникающих в случае краха. По сути, данные меры заставят их увеличить свою подушку безопасности.

Регуляторы во всем мире, кроме всего прочего, должны создать режим, который бы учитывал риски, связанные с повышением процентных ставок. У банка с нереализованными убытками риск банкротства в кризисные времена выше, чем у банка, не имеющего подобных убытков. Однако подобное различие не отражается на требованиях к капиталу. Одна из идей заключается в том, чтобы провести стресс-тестирование и понять, что же может произойти с подушкой безопасности банка, если его портфели облигаций будут скорректированы по рыночной стоимости, а ставки будут расти и дальше. Затем директивные органы могли бы рассмотреть вопрос о том, достаточно ли капитала осталось в системе после принятия упомянутых мер.

Банкирам, конечно же, не понравится идея об увеличении буферного капитала и дальнейшей регламентации. Однако безопасность несет с собой большую выгоду. Вкладчики и налогоплательщики на всем пространстве от Кремниевой долины до Швейцарии испытали сильнейший страх. Этого не должно повториться. А ведь им казалось, что страх и неустойчивость остались в прошлом уже много лет назад.