Все под небесами: какое положение в мире занимает Китай

Окончание большого интервью с Романом Погореловым.

Современный Китай вовлечен крупномасштабную военно-политическую игру в Тихом океане, и с начала пандемии коронавируса это стало особенно заметно — США начали активно оказывать давление на китайские позиции в регионе, развивая новые альянсы и создавая две версии «тихоокеанского НАТО», и фактически открыто объявили о готовности бросить Китаю вызов.

В третьей части большого интервью с Денисом Кирилловым специалист по Азиатско-Тихоокеанскому региону Роман Погорелов рассказывает о том, каково в настоящее время положение Китая в мире, что происходит в крупнейшем Тихоокеанском регионе, в чем заключается «родовая травма Америки», и какие эпохи существовали в отношениях между СССР, а потом Россией и Китаем.

Денис Кириллов: Как последние изменения в КНР могут повлиять на соседние страны и Азию? Каких последствий следует ожидать всему миру? Что в перспективе произойдет с Тайванем?

Роман Погорелов: Отталкиваясь от тезиса, что ключевым направлением внешней политики для Китая остаются американо-китайские отношения, внутри этих отношений крайне важным является то, что в последнее время они складываются как конфронтация, которая проявляется на разных уровнях. Это и торговые войны, и проблема Тайваня, и ограничения по чипам, как важный аспект торговых войн.

И санкционное давление, которое пока еще не включено на полную мощность, но к которому американцы явно готовятся. Часть санкций уже вводится, но пока в достаточно мягком варианте — еще есть где развернуться.

Это все то, от чего Китай всеми силами пытался уйти в предыдущие годы. Более того, когда Дональд Трамп заявлял, что начнет торговую войну с КНР, китайцы очень активно пытались решить эту проблему кулуарно, непублично. Они готовы были идти на определенные уступки, в рамках разумного, конечно, но тем не менее. И даже каких-то определенных договоренностей они при Трампе смогли достичь уже на фоне развернувшихся торговых войн. С фиксированными обязательствами, что Китай будет активно наращивать закупки американских товаров, ведь идея Трампа была именно в изменении торгового баланса в пользу США.

Несмотря на это все вылилось в публичный конфликт, который продолжает набирать обороты. Все чаще, и это, в общем-то, справедливое замечание, это противостояние описывают как холодную войну. И это действительно очень близко к реальности. Несмотря на очень большую экономическую взаимозависимость США и Китая. На то, что торговый баланс продолжает расти на фоне всех этих торговых войн. Мало того, за эти годы выработались множественные механизмы обхода санкций через страны Юго-Восточной Азии (ЮВА).

Когда мы смотрим на официальную статистику, по которой страны АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии) вышли в главные торговые партнеры Китая, но при этом ни внутреннее потребление этих стран, ни их промышленные возможности не выросли в столько раз, чтобы покрывать этот возросший товарооборот. Да и КНР не стала закупать столько товаров в ЮВА.

Это говорит, что через ЮВА идет реэкспорт товаров из Китая, чтобы они не попадали под американские ограничения. А конечным рынком остаются Штаты. То есть, несмотря на всю взаимосвязь, в частности экономическую, противостояние все больше напоминает холодную войну. И из наиболее очевидных проблемных точек, это, конечно же, Тайвань.

В этом плане своего рода пиком в 2022 году был визит спикера палаты представителей Конгресса США Нэнси Пелоси на Тайвань и реакция КНР — это все было достаточно показательно.

Здесь нужно разделить риторику и реальность. Риторика в последнее время — в последние годы и особенно в последние месяцы — стремительно набирает свои обороты. Очень много заявлений на тему того как Китай начнет войну. Причем это уже идет по разряду вопросов, которые не обсуждаются. Но это всего лишь риторика, которая живет своей жизнью.

Если же смотреть на то, что происходит в реальности, первый момент, который нужно констатировать, — ни одна из сторон на данный момент к военному конфликту вокруг Тайваня не готова. Прежде всего по причине того, что этот конфликт готовился и планировался на более позднее время. До всего этого обострения, если взять 2020-2021 годы, до того как Тайвань стал привлекать столько внимания, говорилось, что стороны будут готовы к конфликту к началу 2030-х. А наиболее ранним сроком назывался 2027 год. То есть не ранее 2027-го, но наиболее оптимально — начало 2030-х.

При этом всем обе стороны действительно готовились. Это не означает, что они реально собирались воевать, но быть готовыми в военном отношении старались. По крайней мере, в Китае такое распоряжение военного руководства было.

События 2022 года, конечно, очень сильно ситуацию в мире изменили. Изменился баланс сил. Поэтому наиболее важной точкой будет 2024 год, когда на Тайване пройдут выборы. По их результатам, по-видимому, можно будет уже судить о реальной возможности и сроках военного конфликта вокруг Тайваня. Но повторюсь, на данный момент в чисто военном отношении ни одна из сторон к боевым действиям не готова. Китай проводит модернизацию, делает определенные выводы из конфликта на Украине, из общеполитической ситуации, из ухудшения отношений с американцами. Но чисто технически воевать китайцы сейчас не готовы.

У американцев ситуация еще более интересная. Им очень не хочется, — не хотелось и раньше, а сейчас даже в еще большей степени, — вступать в военный конфликт с Китаем напрямую. Вся политика США последнего времени, а она, в общем-то, достаточно последовательна, направлена на то, чтобы привлечь к «защите» Тайваня Японию и Австралию. И по возможности, другие страны, но в первую очередь японцев и австралийцев.

Отсюда и союз AUKUS, отсюда способствование нарастанию милитаризма в Японии. А Япония очень сильно сдвигается в последние годы, как и Тайвань, в сторону восстановления своего военного потенциала и ухода от прежней пацифистской позиции. Это видно и из наращивания военного финансирования, и перевооружения армии, и возвращения авианосцев и так далее.

Но на данный момент пока ни Япония, ни Австралия не готовы. Опять же Австралия еще не получила свои боевые подлодки в рамках проекта AUKUS. Япония не успела провести соответствующую модернизацию военно-технической сферы и политической. В политической — уход от 9-й «пацифистской» статьи Конституции, которая не позволяет японцам вести наступательные войны. Там к этому подготовка, в принципе, уже сделана, принят ряд законопроектов, которые расширяют трактовку и дают возможность того, что в Японии называется «нанесение превентивных ударов» якобы с целью обороны. То есть дается добро пока только на оборонные войны, но они уже могут быть превентивными. Такие тонкости.

И этот вопрос, скорее всего, в Японии будет и далее дорабатываться. Но еще на данный момент этого не сделано. И в целом к росту влияния военно-политического Японии в Азии страна только начала прикладывать заметные прямые и непосредственные усилия.

Это хорошо видно, в частности, по расширению взаимодействия Японии со странами ЮВО в военно-техническом секторе. Раньше у японцев были ограничения на продажу военной техники и оборудования, которые они за последние два года поэтапно сняли. А там речь идет, например, про Филиппины, на которые сейчас американцы делают очень большую ставку именно в контексте Тайваня. Потому, что, если Япония, скажем так, прикрывает Тайвань с севера, то Филиппины обеспечивают безопасность с юга — там, правда, не сами Филиппины, здесь тот случай, когда американцам самим непосредственно придется участвовать, но они в этом направлении работают.

Они расширяют обоснование по наращиванию присутствия непосредственно своих войск. И все это интересно не с точки зрения самих Филиппин, а, в первую очередь, именно Тайваня.

Плюс у американцев идет тоже большая работа по расширению и модернизации своих военных возможностей на тихоокеанских островах. Это, например, Палау и Маршалловы Острова. Они в принципе, скажем так, находятся под протекторатом США. А сейчас идет целенаправленная политика по усилению там американских военных возможностей.

Американцы исходят здесь из военно-стратегической концепции «двух линий» по сдерживанию Китая. Первая цепочка островов — от Японии и Южной Кореи до Тайваня (очень важное звено), далее — Филиппины и до Сингапура и Малаккского пролива. Это первый рубеж военного сдерживания Китая, который американцы должны обеспечивать, не позволяя китайцам выйти в Тихий океан.

Вторая цепь островов тянется восточнее и проходит через тихоокеанские государства, начиная, грубо говоря, от американских Гавайев, а далее те самые Палау, Маршалловы Острова и до Новой Гвинеи.

Вообще район этих тихоокеанских островных государств — это вотчина, зона ответственности Австралии. Она здесь проводит исключительно проамериканскую позицию — никакой самостоятельности или своего видения здесь нет в принципе. США и Австралия отвечают в бóльшей степени за вторую линию островов, Япония и США – за первую. Задача — обеспечить свое военное присутствие, чтобы не позволить Китаю выйти, скажем так, на простор, на открытое пространство Тихого океана.

— Здесь нужно понимать, что у американцев очень большая «родовая травма», связанная со Второй мировой войной, с тихоокеанским фронтом и Перл-Харбором. Америка как бы отделена от основных конкурентов и врагов двумя океанами – Тихим и Атлантическим.

Исторически американцы считали, что главные враги и конкуренты у них по ту сторону Атлантики — это и британцы, и европейцы, и Советский Союз, а потом Россия. Но все они — там. Но во Вторую мировую они получили неожиданный удар с другого направления, которому они тогда уделяли недостаточно внимания.

С тех пор они очень болезненно реагируют на любое присутствие недружественных сил именно в Тихом океане. Отсюда и эта концепция «двух линий», направленная на то, что Китай нужно сдерживать максимально близко к континенту. А в идеале — просто загнать его на континент и не давать ему выхода в Тихий океан в принципе. И здесь Тайвань является первым, главным и ближайшим ключевым звеном. Поэтому с одной стороны американцы будут уделять большое внимание Тайваню, пытаясь всеми силами вовлечь туда как можно больше сторон для создания противовеса, который бы просто не позволил КНР военным путем установить контроль над Тайванем.

Это в военно-политической плоскости. А в политической — это не позволить подняться внутренним силам (а они достаточно сильны на Тайване) которые выступают за объединение с Китаем. Не позволить им провести, так сказать, «мирное воссоединение». Поэтому Вашингтон активно поддерживает правление на Тайване партии, которая выступает за провозглашение независимости от КНР.

И здесь нужно понимать, что Тайвань никогда не провозглашал независимость. И считает Китай единым. Единственное «но» — Китайская Республика, которая де факто управляет Тайванем, претендует на весь Китай.

А именно Тайвань как независимое, другое китайское государство — такого прецедента никогда исторически не было. И нынешняя пока еще правящая партия Тайваня («Демократическая прогрессивная партия») проводит политику, направленную на провозглашение независимости от Китая.

Хотя на самом деле крайне маловероятно, что Тайвань сможет провозгласить независимость без согласования с американцами. А американцам на данном этапе именно формальное провозглашение независимости, судя по всему, невыгодно, так как это сильно поменяет баланс, причем не в лучшую сторону.

Есть четкое понимание, что любое провозглашение независимости автоматически означает войну за Тайвань. Пекин говорит об этом прямым текстом.

Соответственно, других вариантов не останется. Как и когда это будет происходить — вопрос третий. Пока же еще есть другие возможности. Поэтому КНР по-прежнему делает ставку на мирную интеграцию. В последние десятилетия здесь была очень заметная тенденция к мирному воссоединению. Потом к власти пришла ныне правящая партия во главе с Цай Инвэнь (президент Китайской Республики с 2016 года), которая стала тянуть Тайвань в противоположную сторону.

Между тем последние прошедшие на Тайване местные выборы показали, что популярность вновь набирает Китайская национальная партия «Гоминьдан», которая выступает за объединение с КНР. Но здесь тоже нужно понимать, что «Гоминьдан» выступает в большей степени за сохранение власти и за хорошие отношения с Пекином. Эта партия не согласна на полное слияние, так как хоть и тяготеет к воссоединению Китая, но под главенством Тайваня.

До последнего времени существовала концепция «одна страна — две системы». Она работала в отношении и Гонконга. Но вообще-то разрабатывалась именно под Тайвань. Когда создавалась система, при которой государство едино, но власти как бы разделены. То есть Тайвань имел бы по этой концепции очень широкую автономию.

Проблема заключалась в том, что события в Гонконге 2019-2020 годов эту концепцию очень подорвали. И, по некоторой последней информации, руководство Китая сейчас поручило разработать новую концепцию интеграции Тайваня. Пока она не представлена, и непонятно что это будет. Но очевидно, что система «одна страна — две системы», судя по всему, уже не актуальна как минимум последние года два. Что будет предложено взамен — посмотрим. Но здесь важно подчеркнуть, что приоритетным для Пекина было бы всё-таки мирное воссоединение, а не военное.

Поэтому все разговоры и заявления, особенно в последние месяцы, в частности, американских политиков и отставных военных, что КНР нападет на Тайвань в 2024-2027 годах — это все в большей степени риторика, задача которой на самом деле выставить Китай агрессором. Хотя КНР придерживается линии, что приоритетом является именно мирное воссоединение.

Здесь, конечно, ключевым событием станут выборы на Тайване 2024 года. Если к власти придет нацеленный на сотрудничество с Китаем «Гоминьдан», то, скорее всего, острота конфликта спадет. Впрочем, это вовсе не означает, что Тайвань сразу начнет воссоединение. Но шансы того, что Пекин будет согласен и дальше ждать мирного воссоединения, существенно увеличатся. Таким образом, вероятность военного конфликта КНР и США будет значительно снижена или, по крайней мере, отодвинута по времени, но при этом не исключается.

Обратная тенденция такова, что стороны по-прежнему готовятся. Несмотря на то, что для Китая приоритет — мирное воссоединение, к военному решению этого вопроса он должен быть готов — такова установка руководства. Американцы, со своей стороны, продолжают привлекать австралийцев и японцев, расширяют свое военное присутствие на Филиппинах и, в целом создают обстоятельства, чтобы иметь перевес в случае военного конфликта.

И здесь уже включается другая логика, обратная тенденция. Гонка вооружений. И есть опасения, что КНР может, особенно при неблагоприятном исходе выборов 2024 года на Тайване, посчитать, что лучше ударить раньше, пока противник не до конца к этому готов.

Таким образом, идет противостояние между двумя разнонаправленными тенденциями. Какая из них победит — будет зависеть от того как будет складываться ситуация на самом Тайване и как будут развиваться китайско-американские отношения. Притом, что никаких радужных перспектив не видно. Но, опять же, они могут идти и в более жестком ключе, а могут и в более, скажем так, растянутом во времени. То есть напряжение будет сохраняться, но не перетекать в вооруженный конфликт.

— Либо холодная война, либо вооруженное столкновение?

— Дело в том, что к прямому военному конфликту сейчас стороны в принципе не готовы. Тайвань здесь – локальный момент. А прямая полномасштабная война между США и Китаем, несмотря на то, что такой вариант не просто не отбрасывается, а более того — прогнозируется, но еще на более поздние сроки.

Столкновение за Тайвань, хотя он и будет проходить по линии американо-китайского противостояния, — все-таки американцы в нём будут участвовать не напрямую, а опосредованно. По крайней мере, они так планируют.

Как же это все пойдет, если начнется, сейчас никто не знает. Потому, что планы — это одно, но реальность всегда вносит свои коррективы. С этой позиции визит Пелоси, а сейчас и ее преемник Кевин Маккарти тоже собирается посетить Тайвань, усугубляет ситуацию. Американцы таким образом пытаются показать, во-первых, свою готовность «защищать» Тайвань, во-вторых, это очень сильно подогревает гонку вооружений. И это может спровоцировать КНР на более быстрые и активные действия. Но, повторюсь, риторика — это не более, чем риторика. Чаще всего она направлена на демонизацию Китая.

При этом нужно понимать, что мы говорим о тихоокеанском отрезке, который касается Китая. А политика там немножко шире. Американцы пытаются связать воедино два фронта. Европейский, где главным агрессором назначена Россия, и тихоокеанский, где главным агрессором выставляют Китай. И если мы говорим, что Японию и Австралию здесь привлекают к войне за Тайвань и, в целом, к сдерживанию КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Но нужно обратить внимание, что японцев также приглашают на саммиты НАТО, чего раньше не было. И выстраивают как бы такую единую дугу, единый фронт. С одной стороны пытаются вовлечь европейцев — в частности, британцев и немцев — в азиатско-тихоокеанские дела, а японцев и австралийцев — привлекают к участию в противостоянии против России. Это тоже важный момент, на который Китаю приходится реагировать.

Возвращаясь к концепции, предлагающей мудрой обезьяне отсидеться на горе и смотреть сверху как тигры внизу дерутся, — здесь просто не получится. Потому, что именно КНР назначена здесь на роль агрессора. Не она эту роль выбирала.

— Какие моменты истории взаимоотношений нашей страны с Китаем вы считаете наиболее показательными?

— Хотелось бы обратить внимание, что отношения России с Китаем складывались в разные периоды по-разному. Был период становления коммунистической власти в КНР, когда СССР очень тесно сотрудничал с китайцами.

После этого было время прохладных отношений. Оно началось с вооруженного конфликта за остров Даманский (ныне китайский, до 1991 года — советский) на реке Уссури в 230 км южнее Хабаровска. Были и идеологические разногласия, но очень важным элементом стали 1970-е, когда Китай пошел на договоренности с США.

Об этом нужно помнить в плане того, что для КНР свои интересы всегда будут в приоритете. Это не означает, что Китай ненадежный союзник или партнер, здесь речь о том, что не нужно от КНР ожидать чего-то сверх меры. Китай будет делать ровно то, что ему интересно и выгодно, что он считает для себя важным и необходимым. Допустим, если мы говорим о поставках российского газа и вообще энергоресурсов в КНР, о том, что в неблагоприятной внешнеполитической обстановке для китайцев очень важны поставки с континента, в данном случае — из России. То есть те поставки, которые защищены и стабильны. На этом направлении у нас и будут развиваться отношения. И здесь, скорее всего, все будет хорошо.

Но при этом нужно понимать, что и здесь Китай тоже всегда будет гнуть свою линию. Никогда не упустят своей выгоды. За 2022 год объемы поставок углеводородов из России в КНР и в Индию фактически были перенаправлены. Все то, что раньше продавалось на Запад и в частности, в Европу. Но здесь нужно понимать, что китайцы закупают нашу нефть, все больше расширяя закупки, перерабатывает ее на своих мощностях (они весьма значительные) и продает готовые нефтепродукты той же Европе. Естественно, на этом неплохо зарабатывая. Вот это необходимо понимать.

В принципе, для нас это не так уж и плохо. Но нужно держать в уме, что для Китая собственные интересы и выгоды всегда будут на первом месте. В гораздо большей степени, чем «дружба народов». В принципе, это общий момент для политики — «настоящих» друзей здесь нет и не будет. Но для Китая он важен даже в большей степени, чем для других государств.

Возвращаясь к советско-китайским отношениям — события 1970-х очень важны и для понимания наших отношений, и для понимания становления Китая, рождения «китайского чуда». Весь тот большой период «реформ и открытости», который сейчас, по-видимому, заканчивается или даже уже закончился, он начинался именно тогда. В том числе и как новый этап американо-китайских отношений, и как совсем другой этап (охлаждение) наших отношений, тогда — советско-китайских. То есть насколько меняется баланс отношений в этом треугольнике. Американо-китайские отношения улучшились, наши — автоматически ухудшились.

Сейчас все ровно наоборот: охлаждение между США и КНР привело к заметному сближению Китая и России. Наше взаимодействие обусловлено не только в двустороннем формате, насколько мы можем его выстроить, оно более сложное. Оно трехстороннее. И перетекание этих отношений обусловлено еще и взаимодействием в этой тройке. Об этом важно помнить и понимать этот момент.

Второе, на что следует обратить внимание, — что в последние годы, по мере того как росло напряжение между Китаем и Западом, у нас отношения улучшались после развала Советского Союза. У нас отношения хорошо выстраивались по линии политической. Особенно по линии взаимодействия личного глав государств. Многие договоренности именно на этом базисе строились. Но всегда минусом, проблемной стороной были экономические отношения. Была такая китайская поговорка: жарко в политике и холодно в экономике. Эти холодные отношения в экономике, особенно в последнее время — после 2014 года, также были обусловлены взаимодействием Китая с внешним миром и, в частности, с американцами.

Внешний мир и американо-китайские отношения были для китайцев важнее отношений с Россией. Именно в экономическом и, особенно, в финансово-экономическом плане. Поэтому китайцы во многом соблюдали санкции в отношении России. Скорее даже, они перестраховывались. У российского бизнеса были очень большие проблемы, например, с открытием счетов в КНР. Потому, что банки, не до конца понимая все эти нюансы санкционной политики, перестраховывались. Боялись открывать счета, дабы не попасть под какие-то ограничения. Вот эти американо-китайские отношения были очень важны в этом контексте. Опять же мы возвращаемся к тройке. Они во многом сказывались на проблемах нашего экономического взаимодействия.

Сегодня ситуация во многом изменилась. Отношения с внешним миром и Западом у Китая ухудшаются, а с Россией — более чем хороши. Все политические основания были заложены до этого. И сейчас время наверстать недостающее звено именно в экономическом взаимодействии. Да, оно во многом будет строиться через взаимодействие в топливно-энергетическом секторе.

В частности, через поставки энергоресурсов в Китай. Но не только. Поле возможностей здесь огромно. Как раз в 2022 году Россия и Китай вышли на товарооборот в более, чем 190 млрд долларов. Цель в 200 млрд — это, кстати, веха, которая ставилась в предыдущие годы, почти достигнута. И это поле, по которому можно и нужно двигаться вперед, наращивать взаимодействие. У нас есть большой потенциал и меньше ограничений, которые влияли на развитие сотрудничества в предыдущие годы.

Если еще раз вернуться к истории наших взаимоотношений — у нас сейчас период наращивания взаимодействия. Исходя из этого, скорее всего, в наших отношениях все будет достаточно неплохо. Но, как говорится, без излишнего фанатизма. В первую очередь, потому, что китайцы будут преследовать, в первую очередь, свои собственные интересы.

— Какие рекомендации вы могли бы дать для укрепления и развития российско-китайского сотрудничества? Что необходимо делать и как, а чего ни в коем случае нельзя допускать?

— Нужно, как я уже сказал, наверстывать тот пробел, который был в экономическом взаимодействии на базисе хороших политических отношений, который за последнее время не пострадал.

Проблемой здесь является то, что это взаимодействие будет зависеть главным образом именно от китайцев. В данном случае — последние три года и особенно в 2022-м базовой проблемой было то, что Китай был фактически закрыт для внешнего мира. То есть препятствием к развитию экономическим отношениям была внутренняя китайская политика. Сейчас есть надежда, что он начнет открываться, а неблагоприятные внешние обстоятельства будут подталкивать китайцев к наращиванию более тесного взаимодействия с Россией.

Чего делать нельзя? Попадать в зависимость. Опять же, осознавая тот момент, что КНР свои интересы будет ставить выше любого в принципе взаимодействия.

Китай в этом отношении — та самая Поднебесная, для которой отношения со всеми другими, грубо говоря, вторичны. Китай находится как бы в центре мира.

То есть рост взаимодействия не должен превращаться в жесткую зависимость. Иначе, если Китаю станет в какой-то момент чего-то там невыгодно, мы однозначно пострадаем. При этом, по моему мнению, есть еще такой расхожий момент на тему того, что Россия — как младший брат Китая. Что между нами уже неравноправные отношения.

С моей точки зрения, это преувеличено. На это смотрит так не Китай, у него в принципе нет такой концепции, и это не является таковым по факту. В этом отношении Китай вполне себе является полюсом, как и Россия объективно является своим полюсом. И здесь выстраивание отношений с позиций старший-младший крайне маловероятно. А вот попадание в некоторую зависимость по тем или иным моментам, возможно. На это нужно обратить особое внимание и этого нельзя допускать.

— Нужно действовать прагматично?

— Да. Китай к этому вполне готов. При том, что он в первую очередь отстаивает свои интересы, ему очень понятна прагматичная позиция. Он понимает и принимает такой подход. Это нормально для Китая и выстраивания отношений с ним.

Также крайне маловероятен момент какого-то формального политического или военного союза, о чем сейчас многие пытаются рассуждать. Во-первых, он на данном этапе и не нужен Китаю. В том числе и в решении тайваньского вопроса. Китай считает себя в этом плане полностью самодостаточным. Да и Россия напрямую в военной поддержке Китая не нуждается. То есть для этого и нет оснований — по крайней мере, на данном этапе.

Но нужно помнить, что американцы активно пытаются связать те два фронта-направления и сплотить вокруг себя ряды своих союзников в Европе и Азии. И в дальнейшем это может стать фактором для военного сближения. Но это, скорее всего, очень далекая перспектива. На данном этапе прямой политический и военно-политический союз крайне маловероятен именно с позиции того, что он пока невыгоден ни одной из сторон.

— Но Иран же, по некоторой информации, поставляет России некую технику и вооружения. Китай на это пойти не может?

— Может, почему нет? Но для этого не нужен военный союз. И пока Китай ведет себя крайне аккуратно. Но в принципе в перспективе такой формат очень даже возможен. Аккуратно Китай себя ведет потому, что по-прежнему в гораздо большей степени завязан на внешний мир, нежели Россия.

И, допустим, тот же Иран. Иран давно попал в изоляцию, Россию сейчас активно пытаются изолировать. И в этом отношении взаимодействие между Россией и Ираном проще выстраивать. А Китай еще очень сильно дорожит своими отношениями с другими странами. И интересы у него гораздо шире по всему миру, чем были у Ирана, да, в общем-то, и у России. И то, что сейчас такое взаимодействие может плохо сказаться, в частности, на финансово-экономических связях Китая с другими странами, в том числе вообще не имеющих отношения к коллективному Западу. Например, со странами Африки или Латинской Америки.

Если американцы сейчас в качестве санкций отрубят китайцам систему SWIFT, то накроется финансово-экономическое взаимодействие со странами и Африки, и Латинской Америки, и с целым рядом других стран, которые в принципе в этих процессах не участвуют, но ничего по этому поводу сделать уже не смогут. Выстраивать альтернативные системы можно, но это долго, сложно, проблемно – нужно вложить много усилий, времени и средств. А негативные последствия будут прямо сейчас. Опять же возвращаясь к тому, что Китай в большей степени