Первая часть большого интервью со специалистом по АТР Романом Погореловым.
Китайская Народная Республика стремительно меняется после двух лет жесткого локдауна во время пандемии коронавируса, Олимпийских игр, встрясок на финансовых рынках и расширения сотрудничества с Россией. Что же теперь происходит в огромной стране, которая добилась огромных успехов в экономике, однако теперь желает сосредоточиться на себе и замкнуть экономику в автаркии? На вопросы Дениса Кириллова отвечает специалист по Азиатско-Тихоокеанскому региону (АТР) Роман Погорелов.
Денис Кириллов: Роман Владимирович, в последнее время мир стремительно меняется. Насколько эти изменения затронули Китай?
Роман Погорелов: В Китайской Народной Республике (КНР) также происходят серьезные изменения. Сейчас на первый план выходят те тенденции, которые были заложены в Китае еще до коронакризиса. Между тем, период пандемии стал своего рода рубежом развития, крайне важным для всего мира, а для КНР — особенно. Впрочем, и сам по себе коронакризис в чем-то усугубил ситуацию, которая начала складываться ранее, и даже кое-что добавил к назревавшим изменениям.
Недавние события
— Наиболее заметные перемены в последние несколько лет произошли не столько в политическом поле и даже не в экономическом секторе, сколько в социальной сфере Китая.
С самого начала коронакризиса Китай, дабы предотвратить распространение вируса, проводил крайне жесткую политику «нулевого ковида». При выявлении любых случаев, даже при полном отсутствии симптомов заболевания, на карантин сразу же закрывались дома, предприятия, районы, города и целые провинции. Все это, безусловно, пагубно сказалось и на экономической жизни страны, но всё-таки главным образом — на социальной сфере.
В итоге «ковидные» годы, 2020-й и 2021-й, стали периодом паузы в социально-экономическом развитии КНР. Потому, что все силы государства были целиком и полностью брошены на реализацию политики «нулевого ковида», а экономическим и социальным проблемам внутри страны, если и уделялось какое-то внимание, то лишь по остаточному принципу. Как результат — если внутренняя экономика Китая просто «застыла» на доковидном уровне, а где-то даже и начала сдавать свои позиции, то в социальном плане это привело к сильному «перегреву» населения от антиковидных мер и соответственно, к его большой усталости от всего происходящего. И все это плавно перетекло в 2022 год, и вылилось в целый ряд как бы неожиданных событий.
Прошлый год начинался для КНР с международных XXIV Зимних Олимпийских игр, которые проводились в феврале в Пекине и Чжанцзякоу в условиях все того же коронакризиса. И важно понимать, что, готовя эту Олимпиаду, ключевую ставку Китай делал на повышение своего имиджа именно на международной арене.
Напомню, что китайцы прекрасно провели у себя XXIX летние Олимпийские игры в 2008 году, что крайне положительно сказалось тогда на социально-политическом и экономическом подъеме КНР, и существенно улучшило имидж страны в глобальном мире. На тот момент это была своего рода фиксация достижений успешного развития Китая. Цели Олимпиады 2022 года были примерно такими же. Но очевидно, что на этот раз они не были достигнуты. Недаром были большие сомнения вообще в необходимости ее проведения. Конечно, со спортивной точки зрения, китайцы должны быть довольны итогами — третье место в общем зачете по зимним видам спорта, в которых они раньше никогда особо и не блистали. В то же время с социально-политической точки зрения и особенно внешнеполитической Олимпиада китайцам вовсе и не удалась. Результаты получились сильно смазанными и потому совсем неочевидными.
А дело тут не только в продолжавшемся коронакризисе и жесткой политике «нулевого ковида». В большей степени причиной такого «провала» стала неблагоприятная внешнеполитическая обстановка. И кстати, речь идет не столько о начале Специальной военной операции (СВО) ВС РФ на Украине, — которая моментально отодвинула Олимпиаду в Китае на задний план мирового информационного пространства, сколько о противостоянии Пекина с коллективным Западом и прежде всего с США, которое ведется еще с 2016 года.
Началось оно с приходом на пост президента Соединенных Штатов Дональда Трампа. Однако со сменой американской администрации ничего по сути не изменилось. И коллективный Запад по настоянию США объявил Китаю дипломатический бойкот, официальные лица китайскую Олимпиаду попросту демонстративно проигнорировали.
Вторым весьма значимым событием, случившимся в результате запредельной двухлетней антиковидной политики КНР, стал крайне жесткий локдаун весной 2022 года в Шанхае. Он продлился с марта по июнь, спровоцировав огромные проблемы с обеспечением находящихся на карантине китайцев даже тем, что им было жизненно необходимо, продовольствием, в частности.
Тогда жители Шанхая стойко перенесли все невзгоды, но недовольство такой политикой никуда не делось. И это мощно аукнулось, правда, несколько позже. Дело в том, что после жесткого шанхайского локдауна многие понимали, что, по крайней мере, до осеннего съезда Коммунистической партии Китая (КПК) никаких послаблений антиковидной политики ожидать не следует. Но после съезда, который пройдет в октябре, коронавирусные ограничения, наконец-то, начнут снимать. Однако этого не произошло, что впоследствии и подстегнуло массовые протесты.
Уже в ноябре 2022 года в одном из закрытых на карантин домов в городе Урумчи, где был введен локдаун в рамках политики «нулевого ковида», возник пожар. Из-за антиковидных ограничений люди просто не смогли выбраться из дома — было много погибших и пострадавших. И это стало поводом для того, чтобы все, что копилось в КНР все предыдущие годы, выплеснулось на улицы в виде мощных массовых протестов и стихийных демонстраций уже по всему Китаю, включая, в частности, и тот же Шанхай.
Нужно понимать, что в принципе протесты для КНР — не новость, так как здесь они проходят довольно часто. Правда, обычно они имеют некую локальную направленность. Как правило, они касаются каких-то конкретных проблем определенных групп людей в отдельных городах или провинциях. Например, это выступления по разным причинам против строительства предприятий или, допустим, митинги обманутых вкладчиков. Да, в Китае тема протестов мало освещается, но сами протесты — не такая уж и большая редкость. Однако волна выступлений против антиковидной политики китайских властей принципиально отличается от всего этого.
Проблема в том, что, во-первых, эти протесты оказались очень масштабными и охватили фактически всю страну. Во-вторых, причины недовольства были не локальными, а общими для всего Китая. И, в-третьих, на митингах зазвучали политические требования — не особо четко выраженные, и тем не менее. Очевидно, что все это было расценено китайскими властями как назревание реальной угрозы социально-политического взрыва. Это и подвело черту под тремя годами проведения той самой жесткой антиковидной политики государства, после чего власти пообещали начать снятие вводимых ограничений. Впрочем, объявлено это было еще в декабре, а реально движение на этом направлении началось лишь в январе текущего года. Поэтому пока ограничения, по большому счету, так и не сняты, а люди по-прежнему недовольны.
Важно отметить, что вот эта трехлетняя пауза в социально-экономическом развитии Китая и крайне жесткая антиковидная политика, проводимая властями, очень сильно повлияли на взгляды и отношения китайцев к государству. Как эту проблему будет решать КНР — пока непонятно. Несмотря на то, что в 2021-м и частично в 2022-м Китай смог добиться достаточно хороших показателей темпов роста своей экономики, население страны это не слишком радует на фоне всех негативных последствий коронакризиса и борьбы с ним для социальной сферы.
Отработанная модель
— И вот к этому уже добавляются проблемы, связанные с теми долгосрочными тенденциями, которые были заложены еще до коронакризиса.
Так, уже в 2018-2019 годах стало очевидно, что Китай практически исчерпал ту экономическую модель, которую он успешно использовал для своего развития многие десятилетия, получая за счет этого огромные, главным образом экономические, выгоды. Фактически от принятия на вооружение в 1976 году политики так называемых «реформ открытости» Китай стал пожинать плоды, по большому счету, лишь в 1990-2000-х. Собственно говоря, именно с этим и был связан стремительный экономический подъем. Но к настоящему времени эта политика — подходы, принципы и все то, что лежало в ее базисе, фактически исчерпано. В КНР это прекрасно понимают и, соответственно, рефлексируют. Причем, уже достаточно давно.
— В чем выражается это исчерпание?
— Все довольно просто. В основе китайского «экономического чуда» лежало два ключевых фактора.
С одной стороны — дешевая рабочая сила и стремительная урбанизация страны. Огромная часть бедного китайского населения массово переселялась из сельской местности в промышленные и транспортно-логистические центры, в перспективные населенные пункты и крупные города. Благодаря этому Китай смог довольно быстро и относительно дешево развивать весь спектр отраслей своего народного хозяйства.
С другой стороны — режим благоприятствования со стороны США и коллективного Запада. Это результат договоренностей между руководством Китая и Соединенных Штатов в 1970-х годах. Кстати, тогда же США свернули всестороннюю поддержку Китайской Республики на Тайване в пользу официальных властей КНР. После распада Советского Союза и мирового соцлагеря Китай довольно быстро научился извлекать огромные выгоды из глобализации, которую американцы стали выстраивать во всём мире по своему образцу. Китайцы крайне успешно использовали этот глобализированный мир в своих интересах. Поэтому КНР была весьма заинтересована в работе практически всех западных институтов управления миром — Мировой банк, Всемирная торговая организация, Международный валютный фонд, Всемирная организация здравоохранения и так далее. Потому, что китайцы научились эффективно использовать все эти структуры и организации чисто в своих интересах, получая за счет этого огромную выгоду.
Однако где-то с конца 2000-х – в первой половине 2010-х китайская модель начала давать серьезные сбои. Прежде всего это было обусловлено внутренними изменениями в самой КНР. Так, основная масса населения, которую можно было переселить в города, была переселена. В стране были построены все заводы и предприятия, какие только можно, реализовано огромное количество всевозможных инфраструктурных проектов. По факту произошло насыщение внутренних потребностей Китая. И дальше двигаться в том же ракурсе стало проблематично. Поэтому, в частности, в стране появились новые пустующие города, остановилась реализация множества различных невостребованных проектов. То есть внутренний потенциал КНР, позволявший активно развиваться в рамках прежней экономической модели, оказался исчерпан.
А с 2016 года у китайцев начались и большие внешнеполитические проблемы. США фактически отменили режим благоприятствования для Китая, а затем и начали торговую войну против него, расставляя препоны на международных рынках.
И в 2018-2019 годы в КНР сложилось четкое понимание того, что прежнюю политику «реформ и открытости» придется менять.
В принципе, первым звоночком стал мировой финансовый кризис 2008-2009 годов. Китай из него вышел достаточно легко за счет очень больших внутренних финансовых вливаний. По большому счету, тот кризис на Китае как таковом практически не сказался. Но китайцы сделали вывод, что стабильность их системы, экономическое благосостояние, а соответственно социальное благополучие и как следствие — политическое, слишком сильно зависят от крайне тесной взаимосвязи с внешним миром. Уже в то время в КНР задумались над тем, что от этой практики нужно постепенно отходить, развивая внутреннюю автономию. Но на тот момент тесное сплетение с внешним миром давало слишком большие выгоды, а перестройка системы виделась слишком сложной и масштабной. Поэтому дальше разговоров дело не пошло.
Однако с 2016-го конкретные действия США и их союзников по сдерживанию КНР путем всевозможных ограничений на мировом рынке привели к тому, что вопрос о том, что неблагоприятная внешняя среда является очень большой угрозой для Китая, уже нельзя было игнорировать. Поэтому спустя некоторое время КНР приняла новую стратегию экономического развития.
Политика «двойной циркуляции»
— В мае 2020 года о необходимости изменения стратегии экономического развития Китая на заседании Политбюро ЦК КПК заявил Си Цзиньпин. А в марте 2021-го программа «двойной циркуляции» в экономике уже была утверждена парламентом страны. Смысл этой стратегии в том, что экономика функционирует по двум контурам, которые достаточно разделены, то есть в значительной степени автономны друг от друга. Первый контур — внутренняя экономика, ставка на массовое внутреннее потребление и самообеспечение, скажем так, на автаркию.
А второй контур — как раз взаимодействие с внешним миром. Первый контур является ключевым, за счет него обеспечивается внутренняя стабильность Китая. Внешний контур — второстепенный. А разнесены они как раз для того, чтобы внешние условия меньше влияли на внутреннюю стабильность.
Вот такая экономическая политика была разработана к 2019 году, а после этого начался коронакризис, из-за чего ее реализация, по большому счету, на три года подвисла. С внутренним потреблением в КНР начались проблемы из-за антиковидных ограничений — население сидело по локдаунам, а многие производства закрывались как минимум на длительные периоды. И встал вопрос: сможет ли Китай, несмотря на его полуторамиллиардное население, опереться исключительно на свой внутренний спрос? Потому что страна была и пока еще остается мировой фабрикой производства товаров для всего мира. А вполне очевидно, что 8 млрд потребителей — несравнимо больше, чем 1,5 млрд. Хватит ли китайцам сил реализовать эту стратегию — большой вопрос. Но пока КНР эту политику не менял, и ставку делает именно на нее.
Демографическое торможение
— Кстати, еще одна важная долгосрочная тенденция из тех, что были заложены до коронакризиса, а сейчас приобрела особую актуальность, — это нарастающее демографическое торможение в Китае. Китайские специалисты по демографии заговорили об этом факторе еще в 2019 году. Как и в других странах, китайская демографическая модель изменилась — КНР перешла к стандартной по мировым меркам индустриальной модели, которая предполагает наличие меньше двух детей на женщину. Обратная сторона этого перехода, как и везде, — старение нации. Уже тогда прогнозировалось, что к 2022 году рождаемость в Китае будет ниже смертности. Правда, в 2019-м это выглядело не более, чем просто наиболее пессимистичные прогнозы. Однако в прошлом году было официально объявлено, что впервые за всю историю наблюдений в стране зафиксировано сокращение численности населения.
И это очень важный социальный фактор, который будет сказываться на экономическом положении КНР, потому что нагрузка на дееспособное население будет расти, а количество рабочих рук — сокращаться. При этом китайская пенсионная система развита слабее, чем, допустим, европейская или российская.
Между тем, все равно социальное и пенсионное обеспечение в стране довольно высокое, а количество пенсионеров стремительно увеличивается. И хотя решение этой проблемы можно отложить на более отдаленную перспективу, думать об этом нужно уже сегодня, поскольку очевидно, что из-за огромного населения она значительно более масштабная, чем в Европе, России, Японии или Южной Корее. А значит, когда придет время, пенсионная проблема встанет в Китае в гораздо более жестком формате, чем во всех перечисленных странах. В том числе по причине того, что в них не было политики ограничения рождаемости, а соответственно, в КНР перекос между количеством дееспособного и недееспособного населения будет гораздо более заметным.
Конечно, китайское руководство все это прекрасно понимает, и это не является такой уж большой неожиданностью. Впрочем, если взглянуть на ту же Японию, мы увидим, что аналогичную проблему она так и не решила. Там — старение, сокращение населения, нехватка рабочих рук и, как следствие отсутствие экономического роста — это давно уже привычная данность. Японцы сглаживают и растягивают это по времени, но предотвратить и обратить эти негативные процессы вспять так и не смогли.
Разница в том, что в Японии это не является фактором социального напряжения. Там этот процесс идет достаточно спокойно — ни на социалку, ни на политику это так уж сильно и резко не влияет. А в Китае это, скорее всего, станет существенной частью будущих социально-политических проблем.
Конец глобализации и «закукливание» Китая
— И есть еще одна крайне важная, правда, более размытая и плохо отрефлексированная в Китае тенденция. Прежняя политика «реформ и открытости» была направлена вовне — китайцы шли во внешний мир и открывались ему, пусть ограниченно и подконтрольно, и тем не менее. А новая политика «двойной циркуляции» в экономической сфере на фоне торговой войны с коллективным Западом грозит сворачиванием, закрытием Китая от внешнего мира. Соглашусь с мнением тех специалистов по Азии, которые предполагают, что окончание эпохи реформ открытости может привести к «закукливанию» КНР. Ближайшее время покажет произойдет это или нет. Китайцы просидели три последних года в жестком коконе. А сейчас, вроде бы, ограничения должны быть сняты. Но дело в том, что в Китае есть историческая тенденция к закрыванию, к автаркии.
В истории Поднебесной были периоды открытости, которые обычно были связаны с временами политического, экономического, социального и культурного подъема. Но всегда они сменялись периодами закрытости и проведения крайне жесткой, консервативной политики. И сегодня есть большие подозрения и серьезные основания полагать, что КНР переходит как раз к этой фазе закрытости в противовес политике «реформ и открытости», которая была начата в 1976 году, и завершилась, судя по всему, в 2020-м.
И важно понимать, что не коронакризис был причиной этого – тенденция к закукливанию Китая появилась далеко не вчера, а соответствующие политические решения были приняты накануне коронакризиса, а не по его итогам. Хотя нужно отметить, что коронакризис эту тенденцию, безусловно, подстегнул.
Поэтому вернется ли КНР в свое допандемийное состояние — большой вопрос. При этом нужно иметь в виду, что, если это и произойдет, то возвращаться Китаю придется в совсем другой мир. Да, за последнее время КНР заметно изменилась, но и мир трансформировался в нечто другое. Китайцы прекрасно адаптировались к прежнему мироустройству, к глобализации, выстроенной по американскому сценарию. Китай научился с этим глобализированным миром успешно взаимодействовать, влиять на него, получать баснословные выгоды. Кстати, именно поэтому Пекин так активно выступал за сохранение всех глобальных международных институтов – тех же ВТО, ВОЗ и многих других. А как раз американцам такая эффективная адаптация Китая очень сильно не нравилась.
Между тем, в последние три года стало понятно, что глобализация сворачивается коллективным Западом под руководством США. И с 2022 года можно констатировать, что мир кардинально изменился как раз в связи с тем, что проект глобализации был снят с повестки дня.
Еще когда будучи президентом Соединенных Штатов Дональд Трамп заявлял о «конце глобализации», Китай предлагал возглавить и продолжить этот процесс вместо США. Однако большого отклика в мировом сообществе эта идея не получила — потому, что не было уверенности, что у КНР это получится. Дело в том, что Соединенные Штаты, под которых и строилась прежняя система, тратили много сил и средств на поддержание институтов глобализации. А Китай главным образом просто извлекал из этого выгоды. Соответственно, были большие сомнения, что КНР потянет содержание всей этой глобализационной структуры. Судя по всему, так и получилось.
По факту мы наблюдаем распад системы глобализации, а значит и Китаю придется действовать совсем в других обстоятельствах, даже при условии, что у него получится вернуться в докоронакризисное состояния и снова открыться миру. В чем есть очень большие сомнения.
