Об «общем пути» поляков и украинцев

Президент Польши Анджей Дуда поделился своими влажным мечтами сначала с украинским коллегой, а затем и с общественностью: «Я ему сказал. Владимир, вспоминая нашу историю, как разошлись наши пути, умоляю, когда вы победите Россию, ведите их в Переяславль. Они должны подписать договор именно там, перечеркнув тем самым годы российского, а затем советского влияния в Украине».

Что ж, просто напомним, как украинско-польские пути «сошлись», как по ним двум народам «шагалось» и почему они разошлись.

И начать нужно с Великого княжества Литовского, возникшего на границе XII–XIII столетий. Пути и средства включения в Великое княжество Литовское земель Западной Руси были разные: дипломатические договоры, брачные связи, захват и добровольное вхождение.

Уже в княжение Гедимина (1316–1341) две трети территории занимает русская народность. С присоединением Юго-Западной и Западной Руси Литовское княжество стало Литовско-русским государством. 9/10 его населения составляли русские. Характерно, что не изменилась система княжеского управления. Государственным языком был древнерусский.

«Русская Правда» Ярослава Мудрого являлась основным источником права. Представители литовской знати крестились русскими именами, принимали православную веру. «Покоренная» нация фактически стала главенствующей не только в культурной, но и в государственно-правой жизни.

Однако, в то же самое время началось литовско-польское сближение. Литовские князья и польские короли имели общего противника в лице немецких рыцарских орденов, кроме того, на русских землях у литовских правителей появился мощный соперник в лице крепнущего Московского Княжества.

В этих условиях Литвой и Польшей в августе 1385 г. была заключена Кревская уния, носившая династический характер — литовский князь Ягайло вступал в брак с польской королевой Ядвигой и получал польскую корону.

В соответствии с этим договором литовский князь должен был перевести Литву на латинскую азбуку и присоединить литовские и русские земли к Короне Польской. Католицизм, находившийся в Литве в зачаточном состоянии, был возведен в ранг государственной религии Великого княжества Литовского, в том числе и «во всей подвластной ему Руси». В общем, это была плата Ягайло за польскую корону.

Последующие два столетия ознаменовались сложными политическими процессами, связанными с экспансией на литовско-русские земли поляков и католической церкви и сопротивлением этому со стороны литовской и русской православной знати.

Тем не менее Литовское Княжество сохранило значительную самостоятельность не только во внутренней политике, но и во внешней. Фактически существовало два государства под властью одного правителя.

До середины XVI столетия, несмотря на усиление польского влияния в литовском обществе, литовской знати удавалось отстаивать самобытность и самостоятельность княжества от всяких попыток со стороны Польши усилить унию и крепче привязать Литву к Польской короне.

В то время королем Польским и великим князем Литовским был бездетный Сигизмунд II Август. С его смертью прекращался род Ягайловичей (Ягеллонов) и возникал вопрос о судьбе Польского и Литовского престолов. Король и поляки стали настойчиво проводить мысль о вечной унии на общих сеймах литовской и польской знати и шляхты.

До 1569 г. Литва сопротивлялась. Но в 1569 г. на сейме в г. Люблине сопротивление литовских патриотов было сломлено, и после больших споров и неудовольствий составлен был акт о вечной унии обоих государств, образовавших отныне одно нераздельное государство, — Речь Посполитую.

По Люблинской унии южная половина Литовского княжества (т.е., входившая в состав Литвы часть нынешней Украины) была прямо присоединена к Короне, то есть вошла в состав Польского королевства. Остальная же Литва образовала особое Княжество в реальной унии с Короною.

В период, предшествовавший заключению Унии, король Сигизмунд, дабы привлечь к её поддержке русскую шляхту, издал целый ряд актов, существенно снимавших дискриминационные ограничения для православных.

Особенно привлекала знать возможность распространения на литовские земли польских законов, обеспечивающих шляхте максимум прав (особенно в отношении низших классов) при минимуме обязанностей перед государством.

Очень показательно мнение об этом событии известного канадского историка украинского происхождения Ореста Субтельного: «Несмотря на все свои недостатки, Великое княжество Литовское на протяжении двух веков создавало для них (украинцев, под которыми, понятно, Субтельный подразумевает русских, малороссов — Авт.) благоприятные условия существования.

Украинские князья хоть и подчинялись литовцам, однако оказывали большое влияние в общественной, экономической, религиозной и культурной областях жизни. Однако, как свидетельствовала судьба Галиции, первой попавшей во власть Польши, с переходом украинских земель от Литвы к Польше было подвергнуто сомнению само существование украинцев как отдельной этнической общности».

К мнению Ореста Субтельного стоит прислушаться, поскольку идеологическая ориентация этого канадского историка, ученика Александра Оглоблина (первого нацистского бургомистра Киева) общеизвестна и никаких сомнений не вызывает.

И действительно, как только Уния вступила в силу, все предыдущие обещания были забыты. Особенности польского шляхетского строя, распространяясь на все Литовско-Русские области, усилили бесправие и зависимость от шляхты простого народа.

По статуту 1588 г. крестьяне закрепощались, устанавливался 20-летний срок розыска крестьянина-беглеца. Усилилась дискриминация русского населения. Его подвергали всевозможным притеснениям: ограничивали территорию их проживания, не позволяли вступать в ремесленные цехи, запрещали заниматься торговлей и т. п. Пан имел полное право и убить своего холопа, что часто и происходило даже вследствие плохого настроения польского пана (проигрался в карты, соседская панночка не дала и т. п.).

Иезуит Скарга, фанатический враг православия и русской народности, признавал, что на всем земном шаре не найдется государства, где бы так обходились с земледельцами, как в Польше. «Владелец или королевский староста не только отнимает у бедного хлопа все, что он зарабатывает, но и убивает его самого, когда захочет и как захочет, и никто не скажет ему за это дурного слова».

На вновь приобретенную для Польши «Украйну» (именно с этого периода появилось и закрепилось это название) ринулись в поисках земли, богатства и власти тысячи польских шляхтичей. Украинские поместья стали основным «активом» и источником дохода для большинства польских магнатов.

Даже Михаил Грушевский вынужден был признать, что именно Люблинская уния «широко открыла двери» полякам, которые двинулись «широким потоком» на украинские земли, неся с собой католическую веру и «пренебрежительный взгляд на все русское, православное».

Но самое главное, по акту Люблинской унии Литва и Польша должны были соединиться в одно государство и в один народ, а единства не надеялись достигнуть без единства веры. На русских и белорусских землях в массовом порядке появилось католическое духовенство, которое по своему социальному положению приравнивалось к шляхте.

В то же время русский православный священник относился к разряду тягловых людей, то есть к зависимым холопам. Поскольку назначение высших православных иерархов также входило в компетенцию польских властей, закономерным последствием католического наступления стало провозглашение Брестской церковной Унии в 1596 году.

Православие было сочтено упраздненным и ревнителей православной веры подвергали гонениям как ослушников духовного начальства и еретиков.

Православные были лишены политических прав, рассматривались как «хлопы» (простонародье), и самая вера их именовалась «хлопскою» и вызывала презрительное отношение со стороны высших классов общества.

Оные ударно принимали католичество, старались максимально дистанцироваться от презренной русскости и очень быстро, за два поколения, полностью ополячились.

Не правда ли, тогдашние гонения на православие поразительно напоминают происходящее сейчас — захват храмов, гонения на верующих, создание эрзац-православия, тогда — униатство, сейчас — автокефалия?

В конце XVI в. начинаются регулярные антипольские восстания, приведем список лишь самых крупных из них:

Косинского 1591–1593 гг.
Северина Наливайко 1594–1596 гг.
Марко Жмайло 1625 год
Тараса Федоровича 1630 года
Ивана Сулимы 1635 года
Павлюка 1637 года
Якова Острянина и Дмитрия Гуни 1638 года

Восстания жестоко подавлялись, в нескольких случаях их предводителей вероломно захватили во время переговоров и жестоко казнили в Варшаве. Иногда восставшим удавалось получить определенные уступки, но взятые обязательства очень быстро забывались поляками и все возвращалось на круги своя.

Крупнейшим стало восстание Богдана Хмельницкого в 1648 году. Борьба шла с переменным успехом, как только позволяла обстановка, поляки по традиции нарушали ранее достигнутые договоренности и гетман, понимая, что «не устоять», начал взывать о помощи к Москве.

Там, нужно сказать, эти просьбы были восприняты без особого восторга, возможности войны с Польшей были ограничены. В Варшаву было даже отправлено посольство, дабы убедить поляков помириться с Хмельницким на условиях Зборовского договора («демоверсия» Минских соглашений?), но безуспешно.

При таких обстоятельствах Хмельницкий снова обратился в Москву и стал настойчиво просить царя о принятии его в подданство: «За честь царей Михаила и Алексея стоять и против польского короля войну вести, а терпеть того больше нельзя. Гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами их и землями чтоб государь изволил принять под свою высокую руку для православной христианской веры и святых божьих церквей, да и потому доведется их принять: в присяге Яна Казимира короля написано, что ему никакими мерами за веру самому не теснить и никому этого не позволять; а если он этой присяги не сдержит, то он подданных своих от всякой веры и послушания делает свободными. Но Ян Казимир своей присяги не сдержал».

1 (11) октября 1653 года был созван Земский собор, на котором вопрос о принятии Богдана Хмельницкого с войском запорожским в московское подданство был решён положительно, что и привело к столь «приснопамятной» для поляков Переяславской Раде.

8 января, после предварительного тайного совещания со старшиной, гетман вышел на площадь, где была собрана генеральная рада. Гетман сказал: «Бог освободил нас из рук врагов нашего восточного православия, хотевших искоренить нас так, чтоб и имя русское не упоминалось в нашей земле. Но нам нельзя более жить без государя. Мы собрали сегодня явную всему народу раду, чтоб вы избрали из четырех государей себе государя.

Первый — царь турецкий, который много раз призывал нас под свою власть; второй — хан крымский; третий — король польский, четвертый — православный Великой Руси, царь восточный. Турецкий царь басурман, и сами знаете: какое утеснение терпят братия наша христиане от неверных. Крымский хан тоже басурман. Мы по нужде свели было с ним дружбу и через то приняли нестерпимые беды, пленение и нещадное пролитие христианской крови.

Об утеснениях от польских панов и вспоминать не надобно; сами знаете, что они почитали жида и собаку лучше нашего брата христианина. А православный христианский царь восточный одного с нами греческого благочестия: мы с православием Великой Руси единое тело церкви, имущее главою Иисуса Христа.

Этот великий царь христианский, сжалившись над нестерпимым озлоблением православной церкви в Малой Руси, не презрел наших шестилетних молений, склонил к нам милостивое свое царское сердце и прислал к нам ближних людей с царской милостью. Возлюбим его с усердием. Кроме царской высокой руки, мы не найдем благотишнейшего пристанища».

Раздались восклицания: «Волим под царя восточного! лучше нам умереть в нашей благочестивой вере, нежели доставаться ненавистнику Христову, поганому». Тогда гетман произнес: «Будь так, да господь бог наш укрепит нас под его царскою крепкою рукою». На эти слова народ ответил: «Боже, утверди! Боже укрепи! Чтоб мы вовеки все едино были».

К сожалению, продажность казацкой старшины, привлекательность для неё польских «свобод» для шляхты (в которую они надеялись попасть) не позволили тогда полностью воссоединить русские земли. Андрусовское перемирие 1667 года оставляла за Польшей правобережную Украину за исключением Киева и его окрестностей.

Понятное дело, между «двумя Украинами» железного занавеса с КСП и Карацупой с Индусом не существовало. Жители русской и польских частей Украины отлично знали, как жилось единокровным соседям.

И все это время на Правобережье не прекращались антипольские выступления и восстания, начиная с Палиивщины в 1702–1704 гг. Возникло перманентное повстанческое движение гайдамаков в 1734, 1759 и 1768 к полномасштабным восстаниям.

Последнее, «Колиивщина», под предводительством Железняка и Гонты, было самым масштабным и кровавым. В ответ на террор со стороны так называемой Барской лиги польской шляхты против православного и даже униатского духовенства, простых людей, восставшие поголовно вырезали всех оказавшихся в их руках поляков и евреев.

Количество жертв достигало многих десятков тысяч. Конечно, с позиций сегодняшнего дня оправдать такое нельзя, но это показывает, насколько сильной была ненависть малороссов к угнетателям-полякам.

Причем восставшие прямо требовали перехода под власть русского царя (чему, нужно сказать, в Петербурге были не особо рады), «явочным» порядком весь период «раздела Украины» население уходило в Россию целыми волостями.

В принадлежавшей же России Гетманщине (Левобережной Украине) ничего подобного не было. Можно вспомнить лишь сугубо верхушечный мятеж Мазепы — старый гетман поторопился перейти на сторону очевидного, как он считал, победителя.

Для Гетманщины же победа Швеции неминуемо означала возвращение под власть Польши. Именно Украиной должны были быть компенсированы Польше уступленные Швеции прибалтийские земли. Этот геополитический расклад был абсолютно понятен всем малороссам.

Поэтому ничего похожего на восстание Богдана Хмельницкого, только против России, Мазепе организовать не удалось. Наоборот, несмотря на столь педалируемую ныне «резню в Батурине», украинцы начали активно бороться против шведских оккупантов и помогать русским войскам.

Оставшиеся верными Мазепе казачьи полки, первоначальная численность которых составила только 10 тыс. человек, охватила эпидемия дезертирства, к Полтавской битве их численность не превышала 2 тыс. Та же Полтава, обороняемая российским гарнизоном и отрядами местных жителей, выдержала двухмесячную осаду многократно превосходящих шведов и несколько приступов, а когда один из горожан предложил сдать город, полтавчане избили его до смерти.

Завершился «раздел» Украины в 1793 г., когда соседям Речи Посполитой (России, Австрии и Пруссии) попросту надоела головная боль из-за царящей там перманентной анархии, вызванная теми самыми «шляхетскими вольностями», которые делали её привлекательной для литовской и малороссийской знати, и они решили разделить её между собой, что позволило России вернуть свои исконные земли и народ.

Обитавшую там шляхту никто не трогал, за ней во многом сохранилось доминирующее положении на Правобережье, но и русское большинство лишилось статуса низкосортных «туземцев», малороссы, как и великороссы являлись государствообразующей нацией.

Для них открылись пути для получения образования, государственной карьеры, предпринимательской деятельности, чему русское государство активно способствовало. Даже пока сохранялось крепостничество, произвол панов был кардинально ограничен российскими законами и порядками, ведь и крепостные были подданными русского Императора.

Именно тогда у мечтавших о возрождении Речи Посполитой поляков родилась теория об особом народе «украх», который-де к русским никакого отношения не имеет, а должен жить с поляками (и под ними) или, на худой конец, самостоятельно.

«Лучше Русь независимая, чем Русь российская; если Гриць не может быть моим, говорит известная фраза, по крайней мере, пусть будет ни мне, ни тебе», — витийствовал ксёндз Валериан Калинка.

Но память о былом «общем» долго сохранялась у малоросов, поэтому все попытки живших на Правобережье поляков привлечь их к участию в антирусских восстаниях 1830 и 1863 гг. закончились полным провалом. Наоборот, местные крестьяне активно помогали властям выявлять и нейтрализовать мятежников.

Но, как видим, «фантомные боли» по тем временам не отпускают польских правителей и сейчас. «Какой пан без холопа» — гласит польская поговорка. А вот украинцев, забывших историю и воющих за возвращение польского хомута, нормальным людям понять сложно.

Александр Фидель,