Галина Тимофеева и ее 90-летняя мать встретили новый 2023 год в пограничном латвийском городе Резекне, в ожидании автобуса, который перевёз бы их на российскую сторону. Чтобы наконец оказаться на исторической родине, женщинам пришлось бросить свой дом на Украине, добираться через три страны и вытерпеть семь часов без воды и пищи на польской границе...
Сейчас Галина и ее мама уже в Москве. Они постепенно приходят в себя после пережитого и занимаются оформлением российского гражданства. Галина рассказала специальному корреспонденту международной редакции ФАН о своем видении насильственной украинизации и о том, как «невидимые дирижеры» довели Украину до трагедии.
ФАН: Как вы решились уехать? Да еще и в «страну-агрессора»?
Галина Тимофеева: На самом деле, лично я давно хотела... Тянули из-за мамы, которой уже 90 лет. Но украинизация и сопутствующий ей абсурд становились все более непереносимыми. После 2014 года было такое ощущение какого-то ужасного диссонанса, будто кто-то невидимый дирижирует, размахивает дирижерской палочкой, и на нас обрушивается абсурд: раз — и в сфере обслуживания запрещена русская речь.
Два — вся официальная документация должна быть только на украинском, причем бумаги выдают служащие, всю жизнь говорившие только по-русски…
Еще один взмах, и вот уже в школах и вузах нельзя преподавать на русском. А кто его знает, этот украинский? Сколько себя помню, тех, кто объяснялся с сильным украинским акцентом называли «сельпо», потому что в основном это были люди малокультурные, откуда-нибудь из деревни.
А теперь все говорят на суржике, а русские книги призывают сдавать в макулатуру. От учителей требуют преподавания на украинском, но они в основном говорят плохо, с ошибками. Потому что носителей попросту нет ни в центральной части страны, ни на востоке. На западе, разве что. Я по образованию филолог, у меня в журнале «Русский Век» даже статья вышла на эту тему — называлась «Дубиной в рай» (стр. 46).
У нас рядом с домом был колледж, а еще школа и ПТУ. И вот начинается учебный год, первого сентября после уроков дети в вышиванках группами возвращаются домой… и между собой говорят только по-русски.
Или такое: до пенсии я работала на административной должности в Педагогическом университете им. Пушкина. Был Пушкина — стал Винниченко. Бюст Пушкина перед входом снесли, остался голый постамент.
— То есть, уехали вы по сути от украинизации?
— Я по образованию филолог, для меня язык — не только возможность общаться или профессиональный инструмент, но и структурная, мировоззренческая категория. Поэтому да… Хотя, языковые репрессии на Украине — это, скорее, следствие, а не причина катастрофы. Трудно отделаться от ощущения, что происходящим дирижируют откуда-то извне, а сам Зеленский в итоге оказался рядовым оркестрантом. Ну, судите сами: еще во временя «95-го Квартала» он выступал за то, чтобы русский язык не трогали — оставьте, мол, эту тему в покое… А потом резко переобулся.
Хоть у меня и украинский паспорт, но родилась я в Тверской Губернии. На Украину мы попали в 1959 году, потому что папа в числе других специалистов получил назначение на завод тракторных агрегатов в Кировограде. Так что, сейчас, по сути, мы вернулись на родину. Мама до последнего не хотела — именно потому что насиженное место, вся жизнь на Украине прошла…
Но ситуация в последние пару месяцев была уже критическая. Перебои с интернетом, свет постоянно отключали: сначала режим отключений был 4 часа на 2 часа, но в последние недели уже 2 на 2. Плюс прилеты.
— Что люди говорят по этому поводу? Кого винят? Вот, например, в Днепропетровске сбитая ВСУ ракета упала на жилой дом; в западной прессе это было представлено как намеренная атака на мирное население. Обычные украинцы думают так же?
— По поводу прилетов — всем очевидно, что их целью являются инфраструктурные объекты, а не мирное население. Я вам больше скажу: раньше, когда объявляли воздушную тревогу, сломя голову бежали в убежища. Все спали одетые. Теперь только супермаркеты на время сирен закрываются. Люди выходят и просто ждут у дверей, пока закончится и снова можно будет зайти внутрь. Да, все знают, что если ПВО ракету собьет, от обломков могут быть разрушения и жертвы. Но именно в таком контексте.
Но Россия так или иначе «виновата». Просто это не обсуждается. Раньше — сразу после Майдана – очень много было споров, иногда в очередях до рукоприкладства доходило… Теперь нет. СМИ угрожают репрессиями, и хотя среди моих знакомых никто не пропал и ничего такого не было, все боятся. Вот, вчера, пока ждала очереди на медкомиссию, познакомилась с женщиной из Кировограда, которая выехала так же, как и мы. Так вот ей пришлось уехать из-за того, что соседка угрожала доносом, потому что у этой женщины дочь в Москве и вообще вся семья русскоговорящая.
— А как все было до евромайдана? Какие были предпосылки?
— Что касается языка, в советское время украинский язык в быту практически не использовался, я уже говорила… Кто хотел – учили, но никто не заставлял. И не было разделения на «жидов», «хохлов» и «москалей». Это потом, когда СССР распался, начали постепенно насаждать; такие вещи ведь надо сначала «посеять»; вот и сеяли, начиная с Кравчука.
— То есть изменения пошли «сверху»?
— Да. Например, при Тимошенко… Хотя сама она из русскоязычной семьи. Дальше — по нарастающей: «мы не братья» и прочее в том же духе. Но язык из головы не выбьешь, даже через поколение. Это структурная категория, я же говорила. Помню, у нас в университете все началось где-то в 1992, когда прислали нового ректора с западной Украины.
— Расскажите пожалуйста, как вам удалось выехать.
— На автобусе. Сейчас поезда не ходят, самолеты не летают… Раньше можно было через Белоруссию, но теперь и с Белоруссией связи нарушены. Добирались до Львова, оттуда автобусом через польскую границу, в Варшаву. На таможне стояли семь часов: без еды и воды — ничего не купить… И без туалета. Маме было очень тяжело. Но очень много народу выезжает.
— В Россию тоже?
— Нет, этот маршрут — через Литву и Латвию — вообще не особо афишируется. И транспорт только наземный, потому что, например, из Варшавы до Риги самолетов тоже не было. Но было много россиян, которые так добирались домой из Европы.
— И какое к ним отношение?
— Нормальное, ничего такого мы не заметили. В Резекне, в Латвии, вообще все говорят по-русски. В Вильнюсе вообще было забавно: зашли в книжный магазин, а там книжка про Зеленского — рядом с книжкой про Гитлера.
— А к украинцам какое отношение? Как, например, Польша принимает?
— В Варшаве много таксистов украинцев. Говорят, люди разные, относятся по-разному. Но многие недовольны: мол, понаехали… Мы там в качестве «украинских беженцев» два дня провели. В магазинах, гостинице — никаких проблем.
— А как Москва встретила?
— Хорошо встретила. Люди доброжелательные, нормальное отношение… Чтобы оформить гражданство, есть упрощённая процедура для украинских беженцев.
Но довольно трудно понять, с какого конца за это вообще браться: пошли в МФЦ, нас перенаправили в МВД. Там сказали, что они этим не занимаются, и надо обращаться в миграционную службу. А это очень далеко, тем более, с учетом московских расстояний… Собственно, и это бы ничего, но у меня мама девяностолетняя, ей тяжело ездить на метро с пересадками туда-сюда, ну и такси дорогое. Например, нужно было найти еще советское свидетельство о рождении, которое, к тому же, маме делали после войны, и имя с фамилией там записаны с ошибками. Масса всяких анкет, пенсию выдадут только после того, как будут оформлены все остальные бумаги.
Проще тем, кто выезжал с востока — через Донбасс. Им все делают за два месяца. А кто через Европу — бюрократы придираются к каждой букве.
*Узнав о проблемах, с которыми Галина Тимофеева и ее мама столкнулись при оформлении документов, международная редакция Федерального Агентства Новостей приняла решение помочь связать женщин с компетентными организациями, оказывающими беженцам юридическую или материальную помощь. Однако уже на следующий день после интервью, одного упоминания ФАН в МФЦ Щукино оказалось достаточно, чтобы процедура, обычно занимающая 30 дней, была выполнена за три минуты. Галина от души благодарит руководство информационного портала и желает сотрудникам всего самого лучшего в наступившем году.
