Наполеон на Поклонной горе. В. Верещагин
Общая ситуация
Потери в Бородинской битве (Бородинская битва; Часть 2) были огромны, а резервы израсходованы, 27 августа (8 сентября 1812 года) русская армия ушла с Бородинского поля, отступив за Можайск.
Армия расположилась у деревни Жуковка. Отход прикрыл сильный арьергард Платова: казачьи полки, часть 1-го кавалерийского корпуса Уварова, Масловский отряд генерала Пассека – 3 егерских и 1 казачий полк (отряд во время Бородинского сражения стоял во флешах у деревни Маслово), 4-я пехотная дивизия из состава 2-го корпуса и 2-я конная рота донской артиллерии. Тыловые отряды оставались под Бородино ещё несколько часов после ухода основных сил армии и начали отход около полудня.
Наполеон, когда ему доложили об уходе русских, активности не проявил. Он был в подавленном состоянии. Кроме того, Великая армия также понесла большие потери. Кавалерия была в плачевном состоянии и не могла совершать прежние стремительные марши. Лучшие части французской армии (корпуса Нея, Даву и Жюно) утратили прежнюю мощь. Ней предлагал отойти в Смоленск, пополнить корпуса и дивизии, наладить коммуникации.
31 августа французский император сообщил Европе о новой «блистательной победе». Наполеон значительно преувеличил масштаб своей «победы»: якобы русские имели численное превосходство – 170 тыс. человек. Потом заявит, что он с 80-тысячной армией атаковал «русских, состоявших в 250 000, вооружённых до зубов, и разбил их».
Обмануть европейскую общественность было легче, чем Великую армию. Войска, которые и раньше показывали признаки разложения, ощущали «победу» скорее как своё поражение. Разгромить русских не удалось, армия Кутузова отошла в полном порядке. Было очевидно, что впереди не победные пиры и долгожданные зимние квартиры, отдых, а новые сражения. А потери лучших войск, кроме гвардии, были очень большими.
Русский главнокомандующий также не мог сразу продолжить сражение. Армия была обескровлена, требовались пополнения и отдых. Кутузов принял предварительное решение отойти к столице, там получить подкрепление и дать новое сражение. Но в Можайске обнаружили, что новых войск нет, также нет боеприпасов, транспорта и шанцевого инструмента. Кутузов написал московскому губернатору Ростопчину письмо, где выразил крайнее удивление по этому поводу и напомнил, что речь идёт «о спасении Москвы».
Арьергардные бои
27–28 августа (8–9 сентября) 1812 года войска Платова сдерживали натиск противника. К концу дня наши войска под давлением конницы Мюрата оставили позиции западнее Можайска. Платов закрепился у деревни Моденова. Арьергард усиливают двумя бригадами пехоты из 7-й и 24-й дивизий, 3 егерскими полками, остальной частью 1-го кавкорпуса, 2-м кавкорпусом и артиллерийской ротой. Кутузов, недовольный действиями Платова, сменил его на Милорадовича (он к этому моменту был командующим 2-й армии вместо выбывшего Багратиона).
Михаил Александрович Милорадович отличался большой храбростью, его любили и уважали, как свои солдаты, так и вражеские. Его адъютант, поэт и писатель Фёдор Глинка отмечал:
«Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело…
Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал её и дружески разговаривал с солдатами…
Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху.
Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим».
Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал её и дружески разговаривал с солдатами…
Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху.
Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим».
28 августа (9 сентября) Кутузов объявил благодарность армии. В приказе главнокомандующего по армии говорилось о любви к Отечеству, свойственной русским воинам храбрости и выражалась уверенность, что
«нанеся ужаснейшее поражение врагу нашему, мы дадим ему с помощью Божией конечный удар».
Для этого армия идёт навстречу свежим силам. Кутузов приказал Лобанову-Ростовскому, который был воинским начальником на территории от Ярославля до Воронежа, направить к Москве все имеющиеся в его распоряжении резервы. Клейнмихель должен был привести три полка, которые формировались в Москве. Генерал Ушаков в Калуге должен был отправить в столицу 8 батальонов пехоты и 12 эскадронов конницы.
Русская армия отошла от деревни Землино к селению Крутицы. Арьергард продолжал сдерживать авангард противника. Наши войска вели бой до 5 часов вечера, когда было получено известие об успешном марше армии.
29 августа Кутузов сообщил государю Александру I, что сражение выиграно, но «чрезвычайные потери» и ранения «самых нужных генералов» вынуждают его отступить по Московской дороге. Также командующий сообщил, что вынужден отходить и далее, так как подкрепления не прибыли. Светлейший князь рассчитывал на 40–45 тыс. солдат.
Однако Александр Павлович, не уведомив Кутузова, запретил Лобанову-Ростовскому и Клейнмихелю передавать в его распоряжение резервы до особого приказа. А войска, шедшие к Москве от Петербурга, были направлены в Псков и Тверь. То есть император больше беспокоился об обороне столицы, а не Москвы. Главнокомандующий не знал об этих распоряжениях Александра.
К 30 августа армия совершила новый переход и стала на ночлег у Никольского (Большие Вяземы). Милорадович и в этот день отходил с боем. Кутузов отправил за деревню Мамонову, где Беннигсен выбрал позицию для сражения, начальника инженеров 1-й Западной армии Труссона. Главнокомандующий снова просит к Ростопчина инструмент для земляных работ и направить все имеющиеся в Московском арсенале пушки и боеприпасы.
В этот же день Кутузов получил рескрипт Александра от 24 августа о том, что войска Лобанова-Ростовского не будут присоединены к действующей армии, они будут использованы для подготовки нового рекрутского набора. Александр обещал новые полки по мере их подготовки и московское ополчение.
Кутузов ещё наделся дать бой за Москву. 31 августа войска получили приказ двигаться к старой русской столице и занять позицию в трёх верстах от неё. Светлейший князь сообщил Милорадовичу, что под Москвой «должно быть сражение, решающее успехи кампании и участь государства».
Совет в Филях
1 (13) сентября русская армия подошла к Москве и расположилась на позиции, выбранной Беннигсеном. Правое крыло упиралось в изгиб р. Москвы у деревни Фили, центр был впереди села Троицкое, левое крыло – у Воробьёвых гор. Протяженность позиции была около 4 км, а её глубина 2 км. Барклаю-де-Толли и некоторым другим генералам она сразу не понравилась. Также пришло известие об обходном маневре врага.
Французы шли к Рузе и Медыни. Отряд Винцингероде, который прикрывал это направление, дал врагу бой у Звенигорода, но вынужден был отойти под давлением превосходящих сил врага. Обещанного Московского ополчения не было. Ростопчин отправил в армию всех имеющихся ратников ещё до Бородина, больше людей не было. Губернатор просто не известил об этом командующего.
1 (13) сентября был собран военный совет, который решил судьбу Москвы. В Филях собрались военный министр Барклай-де-Толли, начальник Главного штаба 1-й Западной армии Ермолов, генерал-квартирмейстер Толь, генералы Беннигсен, Дохтуров, Уваров, Остерман-Толстой, Коновницын, Раевский и Кайсаров. Милорадович остался при арьергарде.
Главнокомандующий поднял вопрос о том, стоит ли ожидать врага на позиции и дать ему сражение или отдать Москву без боя. Барклай сказал, что на этой позиции сражение принять невозможно, необходимо отступить по дороге на Нижний Новгород, где соединяются южные и северные губернии. Мнение командующего 1-й армией поддержали Остерман-Толстой, Раевский и Толь.
Беннигсен считал позицию удобной для битвы и предложил ждать врага и дать ему бой. Его мнение поддержал Дохтуров. Коновницын, Уваров и Ермолов хотели дать бой под Москвой, но считали позицию невыгодной. Генералы предлагали самим идти на французов, атаковать противника.
Фельдмаршал Кутузов (30 августа был произведён в генерал-фельдмаршалы) подвел итог совещанию и сказал, что с потерей Москвы не потеряна ещё Россия, и его первая обязанность сберечь армию, соединиться с подкреплениями. Он приказал отходить по Рязанской дороге. Светлейший князь взял всю ответственность за этот шаг на себя.
Учитывая стратегическую обстановку и целесообразность, это был тяжёлый в моральном отношении, но верный с военной точки зрения шаг. Каждый новый день вёл к усилению русской армии и к ослаблению вражеской армии.
Александр не был доволен решением главнокомандующего, но сам не решился снять его с поста. «Византиец» на троне передал этот вопрос на рассмотрение Комитета министров. На заседании правительства от 10 (22) сентября, где обсуждался рапорт Кутузова, ни у кого из министров не возникло вопроса о смене главнокомандующего. Часть генералитета также интриговала против фельдмаршала. Центром всех интриг был Беннигсен. Барклай считал, что генеральное сражение надо было дать раньше, у Царева-Займища, а в случае неудачи отводить армию не к Москве, а к Калуге. Ермолов обвинял командующего в лицемерии, считая, что
«князь Кутузов показывал намерение, не доходя Москвы, собственно для спасения её дать ещё сражение… в действительности же он вовсе не помышлял об этом».
Мнение Ермолова о двуличии Кутузова было распространено в историографии.
Картина А. Кившенко «Военный совет в Филях» (1880)
Французы в Москве
В ночь с 1 на 2 (13–14) сентября французские передовые силы были на подступах к Москве. Вслед за ними в 10–15 км шли основные силы Великой армии. Русский арьергард на рассвете 2 сентября был в 10 км от старой столицы. Около 9 часов французские войска ударили по войскам Милорадовича и к 12 часам оттеснили его к Поклонной горе.
Милорадович занял ту позицию, на которой до этого стояли главные силы армии. Кутузов приказал командиру арьергарда всеми силами держать оборону до вывоза из города раненых, артиллерии и обоза.
Тем временем русская армия шла по Москве. Первая колонна маршировала через Дорогомиловский мост и центр города, вторая – через Замоскворечье и Каменный мост. Затем обе колонны направились на Рязанскую заставу. Вместе с армией уходили почти все москвичи: из 270-тысячного населения города осталось не более 10–12 тыс. человек. На пяти тысячах подвод были вывезено около 25 тысяч раненых (часть тяжелораненых вывезти не успели).
Отряд Милорадовича с трудом сдерживал французов. Генерал опасался, что войска Богарне, которых не смог остановить заслон Винцингероде, могут оказаться в Москве раньше него. Милорадович направил к Мюрату парламентера – штаб-ротмистра Акинфова. Он предложил королю Неаполитанского королевства остановить наступление на четыре часа, чтобы дать возможность русским войскам и населению покинуть город. В ином случае Милорадович обещал вести сражение в самом городе, что могло привести к сильным разрушениям и пожару.
Мюрат дал согласие на паузу в боевых действиях. Затем русский генерал предложил французам продлить перемирие до 7 часов утра 3 (15) сентября. Мюрат принял и это предложение. Французам нужны были квартиры, зима приближалась. С другой стороны, Москву хотели сохранить, так как ждали переговоров с Александром о мире.
Поэтому войска Кутузова смогли спокойно уйти из города.
2 (14) сентября Наполеон прибыл на Поклонную гору и долго смотрел на Москву через зрительную трубу. Затем император отдал приказ о вступлении армии в город. Бонапарт остановился у Камер-коллежского вала в ожидании московской делегации с ключами от города. Вскоре ему сообщили, что город пуст. Это очень удивило французов. Ведь раньше при входе в завоёванные города и столицы (Милан, Вена, Берлин, Варшава и другие) Наполеона встречали пышно и торжественно, практически празднично. Гробовое молчание и пустота огромного города были очередным роковым знамением, предвещавшим катастрофу Великой армии.
Французы вошли в город одномоментно с русским арьергардом. Одновременно из Москвы уходили последние части основных сил русской армии. В Кремле небольшая группа русских патриотов оказала сопротивление и была перебита. К концу дня все городские заставы были заняты неприятелем.
Город не планировали к сдаче, поэтому местные власти и военные не успели эвакуировать либо уничтожить все накопленные большие запасы. Вывезли небольшую часть оружия, боеприпасов и провианта. Сожгли около половины пороха, взорвали артиллерийские снаряды, патроны утопили в реке. Уничтожили часть провианта и фуража. Однако почти весь арсенал в Кремле (более 150 пушек, около 40 тыс. ружей, иное оружие и припасы) достался французам, что позволило им восполнить нехватку оружия и боеприпасов, которая возникла после Бородинской битвы.
В Европе считали, что Русская кампания практически закончена. Россия потерпела поражение и будет просить мира. В Петербурге часть аристократии также выступала за мир с Францией.
Французы в оставленной жителями Москве в сентябре 1812 года. Картина Дмитрия Кардовского
Самсонов Александр
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Подпишись: