Бывает такое: засыпаешь себе мирно в постели — и вдруг ощущение, будто споткнулся и падаешь куда-то в пустоту; или слышишь какой-то взрыв, словно чувствуешь удар, что-то вспыхивает… Просыпаешься в панике — спасибо тебе, мозг. Могло быть и хуже: некоторые люди даже слышат голоса или электрический треск, видят галлюцинации. Называется это «синдром взрывающейся головы». Вот что-то похожее приключилось и с Джессикой, героиней Тильды Суинтон в новом фильме «Память» тайского режиссера Апичатпонга Вирасетакула.
Посреди ночи Джессику вдруг будит оглушительный, гулкий грохот — по ее описанию, «будто огромный бетонный шар падает на металлическое основание». Режиссер, видимо, вспомнил собственный опыт: он и сам страдал от этого синдрома.
Вирасетакул мало известен широкой аудитории, зато снискал невероятное признание у международных критиков. Его картина «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни» в 2010-м получила «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах. Снимает с большими перерывами, и в фильмах его — та же размеренность и медитативность; это больше похоже на своеобразные видеоинсталляции, не вполне подчиняющиеся законам кинематографа (а Вирасетакул и настоящий видеоарт для выставок тоже создает). Он, конечно, вливается в струю «медленного кино», которое много снимают и о котором активно спорят последние лет десять, — вместе с Белой Тарром, Карлосом Рейгадасом, Александром Сокуровым и, может быть, Андреем Звягинцевым, наследуя прежде всего Тарковскому с его тягучей, зыбкой кинодействительностью.
Джессика, проснувшись утром после ночного эпизода, навещает сестру в больнице. Что с ней? Не вполне понятно. «Может, на меня наслала проклятие собака, которую я не смогла забрать из приюта», — то ли в шутку, то ли всерьез говорит сестра. Как крысы во сне городничего у Гоголя: «пришли, понюхали — и пошли прочь». Потом Джессика посещает студию записи, где звукорежиссер Эрнан терпеливо пытается помочь ей воспроизвести тот самый звук. Затем направляется еще куда-то…
Сюжет, которого, может быть, ждал зритель, так и не стартует, но колеса под слоем реальности бешено вертятся, буксуют. Загадочный грохот время от времени врывается в реальность Джессики. Возможно, его слышит не только она… Видимо, ощущение растущего и периодически прорывающегося напряжения — и есть основная ценность для режиссера.
Понимая, как трудно произносить иностранцам тайское имя, Вирасетакул любезно разрешает называть его просто Джо. Так же и его творчество пытаются вместить в понятные жанровые рамки. Но это оказывается проблематично.
«Память» — уж точно не медицинская драма. Не хоррор, куда ее пытались зачислить. Есть соблазн приписать ее к национальному кинематографу, который так любят на больших фестивалях, но сам Вирасетакул настаивает, что все его кино — в первую очередь личное, а вовсе не пропаганда тайской национальной культуры.
Может быть, поэтому и новый фильм режиссер снял не на родине, а в Колумбии, одинаково чужой и для него, и для Тильды Суинтон. Зато это родина Маркеса. Сравнивают «Память» и с маркесовско-борхесовским магическим реализмом, и вот в этом как раз есть смысл. В романе «Сто лет одиночества» сюжет тоже, в сущности, никак не проявляет себя: это цепь более или менее занятных эпизодов. И даже персонажей, в них участвующих, зовут одинаково. Это родственно материи самой жизни, которая парадоксальным образом ближе к лирике, чем к эпосу. В ней ведь точно так же важна не столько история, сколько ритм, повторяющиеся элементы и заряд подспудного чувства.
Все начинающиеся в «Памяти» ответвления поэтому не ведут к созданию какого-то связного рассказа. Вот Джессика общается с археологами, которые показывают ей какие-то черепа ритуальных жертв, — казалось бы, зачин для того самого хоррора. Но он не развивается. Как и сцена с Эрнаном, которая кажется началом романтической линии. Как и другие моменты. Остается обращать внимание на сиюминутные переживания, будто во сне, когда не совсем понимаешь, как героиня Суинтон в первой сцене, проснулся ты или нет, и все выглядит другим и чужим, звуки (даже собственное дыхание) кажутся громкими и неуместными — и только ждешь рассвета.
Работа с памятью, припоминание снов — обычная психоаналитическая, психологическая практика. И кажется, что для Вирасетакула «Память», да и другие фильмы — почти интимный, индивидуальный сеанс психотерапии, рефлексии по поводу чего-то сугубо своего. Эта непринужденность может подействовать на зрителя сильнейшим образом, если зацепит его и настроит на нужную волну. Но здесь таится и опасность, которой «Память» не смогла избежать.
Режиссер сумел увлечь свою актрису — это чувствуется по интервью Тильды, где она искренне восхищается пережитым вместе опытом. И, независимо от всего прочего, ее талант вызывает желание смотреть на нее в любой роли и в самых разных обстоятельствах. Однако кажется, что эта работа в большей степени осталась их с Джо внутренним приключением.
В своей интровертной и — чего уж там — несколько высокомерной медлительности «Память» как бы демонстративно не старается никого заманить. Более того, она как искусство не желает стать ни на градус доступней — вместо этого почему-то объяснять ее содержание приходится самому Апичатпонгу и Суинтон, которые в интервью подробно рассуждают о том, что же имелось в виду. А неавтономность, необходимость комментария — это уже с искусством не очень вяжется. Да, кинематограф всегда онейричен, снообразен. Но в том и дело, что чужой сон может быть безумно увлекателен — а может и оказаться сущей пыткой. Особенно в долгом пересказе.
Федор Дубшан
Подпишись: