Чустские мастера: все для фронта, все для победы

Говоря об участии Узбекской ССР во Второй мировой, обычно вспоминают о том, что страна дала кров и пищу тысячам эвакуированных. Кто-то вспомнит, что на средства, собранные жителями страны, строились бронепоезда и танки. Третьи (их совсем немного) расскажут об отваге воинов-узбекистанцев. Но уж точно никто не вспомнит жителей города Чуст в Намагнанской области той страны. А между тем их вклад в завоевание победы весьма велик.


Об этом мы и расскажем. А также о том, чем они живут сейчас.

Лихая година

Начать, наверное, следует с краткого знакомства с этим небольшим городком.

Расположенный между Кокандом и Наманганом, он не может похвастать богатыми земельными угодьями, поскольку расположен в степной зоне близ предгорий Тянь-Шаня. Крупные торговые пути в древности также проходили далеко. Жителям Чуста приходилось как-то выживать с тем, что есть.

А были у них степь и горы.

В первой – они пасли скот, а вторые – снабжали их железной рудой и поделочным камнем. Благодаря этим факторам и сформировался быт чустцев: животноводов и мастеров горного, кузнечного и ювелирного дела. Не меньше было и представителей профессий, сопутствующих животноводству: кожевенников, сапожников, шорников. Веками они развивали свое мастерство, доводя его до совершенства.

Прибегая к сравнениям, скажем, что Чуст для Узбекистана – то же самое, что Златоуст или Тула для России.

Но мы несколько отвлеклись.

Так они встретили и 1941 год, когда вдруг раздалось грозное: «Вставай, страна огромная…»

Вся промышленность СССР срочно перестраивалась под военные нужды, а по городам и весям разъезжали представители НКО и НКВД. Появились они и в Чусте, где сразу же обратились к мастерам– шорникам и оружейникам. Красной армии требовались клинки для сабель (кавалерийские части еще успели повоевать в годы Второй мировой войны) и упряжь для лошадей.

Мастера ответили: «Албатта бажарамиз» («обязательно сделаем»), – и принялись за работу.

Львиную ее долю, естественно, составляли ножи АН-40 (предшественники знаменитой «вишни» разведчиков). Сабли и шашки изготавливались уже в меньших количествах.

При этом редкий воин-узбекистанец уходил на фронт без национального ножа «пичок».


В рассказах ветеранов нередко говорится о том, что такой нож служил опознавательным знаком для земляков. И, кстати, о нем написано ничуть не меньше, чем о самурайской катане.

Пичок

«Пичок» был не менее, а иногда и более универсален, чем армейский нож. В частности, он пользовался популярностью у поваров полевых кухонь в тех частях, где было больше солдат из Узбекской ССР. Там, где их не было, повара не упускали случая выменять такой нож – уж очень сподручно им работать на кухне.

А мастер-«пичокчи» (ножедел), если тому случалось попасть в строй, мгновенно становился уважаемым человеком. Уважал его и старшина, что немаловажно в полевой обстановке, когда частенько возникала нужда в новой амуниции.

И чего уж греха таить, узбекистанские ножеделы этим пользовались.

В семье правнука ветерана Великой Отечественной Анвара Халилова передается легенда о том, как тот выжил в бою лишь потому, что его прикрыл собой русский парень из Вологды Николай.

Придя в себя в госпитале после тяжелого ранения, он на вопросы соседей по палате ответил:

– Ну, а как же! Анварку убьют – кто мне ножик хороший сделает?

Невольно возникает вопрос, чем же так хорош узбекский национальный нож, что ради обладания им можно подставиться под пулю?

Попробуем разобраться.

И начать следует, наверное, с устройства узбекского ножа.

Итак, что же такое узбекский пичок?

Как уже было сказано выше, это универсальный многоцелевой нож, которым удобно резать как овощи на кухне, та и супостатов на поле боя. Именно так в свое время поступила группа воинов в те далекие времена, когда территория Средней Азии подвергалась набегам персов.

Захватчики были солидарны с Чингисханом в том, что в своих походах не обижали духовенство противника. Кроме того, не трогали они и паломников.

И вот однажды к персидскому лагерю подошла группа дервишей (странствующих юродивых), одетых в жуткое рубище. Смиренно кланяясь, они попросили разрешения заночевать поблизости, а то в степи бродят и шакалы, и лихие люди. А у Божьих людей нет при себе оружия, только вот эти ножики. Хлебушка, там, порезать, или, если Аллах пошлет, то и соскоблить остатки мяса с брошенных объедков.

Странников, конечно, обыскали, но и верно, они не имели при себе никакого оружия, кроме тех самых неказистых ножей.

Они, кстати, не попадали под тогдашнее определение холодного оружия, поскольку кончик клинка был сильно задран вверх. Это мешало нанести сильный колющий удар, поэтому были признаны разрешенными к ношению.

В общем, позволение бродягам заночевать стало последним в жизни командира персидского отряда. Глубокой ночью бродяги (на самом деле – переодетые воины) бритвенно-острыми клинками быстро и бесшумно вырезали почти всех противников. Оставшиеся в живых думали только о том, как бы сию секунду не предстать пред очами их божества.

А «дервиши», сделав дело, растворились в предрассветных сумерках. Такой вот спецназ времен персидских завоеваний.

Но вернемся, собственно, к ножу.

Он состоит из:

1) клинка треугольного сечения – «тыг»,
2) больстера – «гулбанд»,
3) черена (рукояти) – «доста»,
4) клювообразного загиба на конце рукояти, который называется «бринч».

На лезвии обычно присутствует клеймо – «тамга». Чем больше в нем элементов, тем больше учеников у матера-изготовителя. В настоящее время тамга несет чисто декоративные функции.


Злементы инкрустации на рукояти называются «кес», независимо от материала изготовления. Это могут быть как кусочки оргстекла, так и полудрагоценные камни.

В качественные ножи входит еще и медная или латунная полоска, которую заковывают между накладками рукояти для предохранения хвостовика ножа от коррозии. Лезвие сведено «в ноль» прямо от обуха, что обеспечивает ножу отличный рез.

К недостаткам ножа можно отнести мягкость стали клинка, но ее же можно считать и достоинством.

Затупившееся лезвие легко правится на любом камне, а окончательную доводку до бритвенной остроты можно сделать на коже ладони.

Пичок (буду называть его по русской транскипции – «пчак», так удобнее) хорош и для работ на кухне, и для колки щепы для походного костра – и еще много для чего.

В городе Янгиюль в свое время объявился народный целитель, который среди прочего спектра услуг мог удалить катаракту с глаза. Эта тончайшая операция выполнялась… Правильно, пчаком. И это не шутка.

Автор лично разговаривал с пациентами этого «хирурга», и те вполне довольны результатами его работы.

Работать бы целителю и дальше, да случайно попалась ему на глаза передача медицинского толка, где рассказывалось о строении глаза. По просмотру целитель подобные операции делать перестал, ибо понял, какие последствия могло вызвать одно неверное движение немаленького, в общем-то, ножа.

Но здесь важно, что при помощи пчака можно делать и такие деликатные операции – был бы талант, да хорошая заточка ножа.

Ичиги

Кроме чустских ножей, в годы войны ценилось и еще одно изделие тамошних мастеров – ичиги.


Сейчас это слово вряд ли широко известно в России, а вот в годы войны на эти мягкие сапожки из отлично выделанной мягкой кожи бойцы кавалерийских частей могли отдать уставные «кирзачи» с дополнительной парой подметок, рискуя получить взыскание от командиров.

Почему?

Причина в том, что эта национальная обувь народов Средней Азии не имела жесткой подошвы, а значит, всадник лучше чувствовал стремена, что давало возможность управлять лошадью только лишь ногами, без помощи поводьев. То, насколько важно такое умение, легко подтвердит вам любой настоящий казак. Настоящий – это не тот ряженый, которого пуля в грудь не берет – ордена мешают, а унаследовавший славные традиции древнего воинского сословия. Другое дело, что таких остались – считанные единицы, но речь сейчас не об этом.

Лучше оставим эту грустную тему и поговорим о том, чем сейчас живут потомки мастеров, чьи изделия помогали приближению Великой Победы.

Чуст современный

По сути, там живут так, словно время для города остановилось.

Конечно же, прогресс не миновал его, но хлеб насущный в основном добывается здесь так же, как и в прежние времена. Изготавливаются ножи, режутся узоры по камню, ганчу (вид гипса – Прим. авт.) и ракушечнику, лепится керамическая посуда.

А ближе к концу 90-х годов прошлого века местная птица счастья Хумо раскинула крылья над сапожниками. Придя на базар в поисках ичигов, покупатель не нашел бы ни одной пары.

Нет, это утверждение, конечно, утрировано, но выбор сильно уменьшился. На недоуменные вопросы продавцы отвечали, что весь товар отправляется в столицу.

Что же, ташкентцы внезапно оценили красоту и удобство чустской обуви?

А вот и не угадали!

Все это оценили французы, снабженцы известной обувной компании. Да и кутюрье сапожки приглянулись. Даже не они сами, а кожа, из которой они сделаны.

Кстати, здесь следует упомянуть еще об одном свойстве ичигов: при продолжительной носке они ссыхаются на ноге, анатомически повторяя ее форму, и мозолей не натрут ни за что, сколько бы вы ни ходили. Вот только французские модники этого не почувствуют, поскольку ичиги разрезаются на вставки в туфли. Тонкая натуральная кожа сразу же поднимает их цену в разы.

В общем, свернув с военных на мирные рельсы, Чуст сегодня живет так же спокойно и размеренно, как и сотни лет назад.

Что примечательно, так это то, что мастера не изменяют своим традициям, подменяя качество изделий мишурной красотой, рассчитанной на туристов и заезжих коллекционеров.

Помните булгаковского Воланда с его словами о свежести?

Так и для чустских мастеров качество бывает только высшим. Конечно, хорошие образцы народного промысла можно встретить и в других городах, но лишь в единицах из них добротность и практичность изделия возведена в ранг принципа.

И люди это понимают: пастух, уходя в горы со стадом, заткнет за пояс только чустский пичок, а знающая домохозяйка купит в дом чайник из чустской керамики, долго хранящей тепло даже не чая свежезаваренного, а самого домашнего очага.

Кстати, возвращаясь к теме военных лет, вспомним слова еще одного ветерана о своем ноже из родного дома:


Это ведь тоже важно для воина – такая теплая связь с теми, кого ты ушел защищать. Она и согреет в ненастную погоду, и сил придаст.

Поэтому то, что делали долгих четыре года умельцы из маленького узбекского городка, является вкладом в Победу ничуть не меньшим, чем труд тружеников тыла из городов-миллионников.

Мастера, имен которых никто не знает, не все из них отмечены наградами за доблестный труд в тылу…

Да и лица их помнят уже не все прямые потомки. Но сегодня мы живем под мирным небом, благодаря в том числе и их усилиям.

Читатель может сказать, что такие слова более уместны в статье ко Дню Победы. А умный возразит, что они позволительны постоянно и везде – ведь поминать добрым словом наших дедов подобает вечно.