Осторожно: мины! Субмарины в ловушке

Статистика – скучная наука, а изучение чего-либо, помимо количества килей и бумажных характеристик – скучно вдвойне. И если не вдаваться в детали, то картина, конечно, неприятная.


Балтийский флот – это 14 подводных лодок типа «С», четыре – типа «Л», 17 – типа «Щ», 21 – «М», ну и прочее: 4 – прибалтийских трофея, три – небоеспособных «Правды» и достраивающиеся «К» в количестве четырех штук, правда, они ушли на Север в начале войны. Тем не менее, даже если не считать небоеспособное и переданное на Север, «Малютки», которые почему-то принято сильно недооценивать, латвийские «Ронис» и «Спидолу», то все равно: 37 субмарин – сила огромная, а результат – более чем скромный, и потери зашкаливают.

Между тем на все есть свое объяснение.

В условиях, в которых действовал советский ВМФ, больше не действовал никто в мире.

Во-первых, потеря ремонтных мощностей в Либаве: завод «Тосмаре» был действительно гигантом, а Либава – крупным центром судоремонта.

Во-вторых – потеря всех баз, кроме Кронштадта.

В-третьих, и главное – минирование Финского залива, что превратило выход на оперативное пространство в боевую операцию, чего в ту войну не знали подводники ни одной страны мира.

В итоге же – огромные жертвы и редкие успехи в тех случаях, когда удавалось прорваться на коммуникации противника. Причем при прорывах наши моряки действовали не хуже, чем флоты других стран.

Вот «С-7» Лисина – 2 июля 1942 года вышла в поход, до 11 августа потопила 4 транспорта. «С-9» в сентябрьский поход 1942 года повредила два транспорта.

Но успехи, повторюсь, были редкими, чаще корабли гибли при прорыве.

1941

Строго говоря, минирование советских вод немцы начали даже до начала боевых действий на суше, а флот наш, не поддаваясь на провокации, это дело допустил.

С другой-то стороны – не мог Кузнецов по своему почину начинать боевые действия, кое-что, конечно, делалось:


Правда, этого было мало, но это был максимум, который был способен сделать флот в мирное время без политического решения руководства, и этого максимума не хватило, дабы перекрыть Финский залив и не допустить минирования его устья.

Да и понимание нашим флотом планов Германии было не совсем актуальным: у нас ждали противоборства с германским и финским флотами, к чему и готовились. А немцы планировали совсем другое:


А именно: они-то планировали захват баз с суши и минирование наших вод.

Что и привело к сумятице и потерям первого периода войны.

На подводных лодках это отразилось самым фатальным образом – в августе на минах гибнет «С-5» и «Щ-301», во время Таллинского перехода, и «С-6». во время выхода в боевой поход, в сентябре, погибла «С-8». И все это только один тип и один месяц.

Еще две «С» с номерами 10 и 11 тоже погибли на минах, но у берегов вражеских и в боевых походах, в июне и июле.

С учетом двух потерянных в Либаве, половина лучших лодок Балтфлота полегла в первые месяцы войны, не успев толком вступить в бой, из них мины – причина гибели пяти субмарин из семи.

Не лучше было со «Щуками»: «Щ-319» гибнет в сентябре в районе Паланги, «Щ-322» – в октябре, минное заграждение «Юминда», «Щ-324» – в ноябре, и опять мина...

Также мины забрали «П-1» при перевозке грузов на Ханко.

Средние лодки все-таки были основной силой на Балтике, и потеря за полгода девяти таких субмарин стала определенным шоком для командования.

Но работа над ошибками была проведена.

А на следующий год получена задача – прервать коммуникации между Швецией и Германией.

1942

Вообще, даже выход наших подводных лодок на позицию всегда был опаснейшей операцией: из блокированного города, через минные поля, устье залива контролируется противником более чем полностью...

Потом, собственно, сам поход, а затем – возвращение обратно таким же путем. Даже просто переход из Ленинграда в Кронштадт – и тот был тяжелейшей боевой операцией с обстрелами и воздушной угрозой.

Если подводники сражающихся сторон воевали только в походе, то для балтийцев поход был не самым страшным – самым страшным были выход и возвращение.

Что такое касание минрепа в подводном положении – оценить мы даже не сможем, когда о металл борта трется сама смерть, такое надо ощутить, чтобы понять. А таких касаний при выходе-возвращении бывало и несколько...

Сама мысль, что с наглухо блокированной базы в мелководном заливе, плотно перекрытом минными полями, могут действовать подводные лодки – многим бы показалась дикой.

Наши моряки действовали, более того – добивались успехов в 1942 году, когда каждый килограмм руды, потерянный немцами, повышал шансы на победу.

Правда, и цена была страшной – 12 субмарин.

Причем большая часть – мины при выходе в поход или возвращении на базу. С силами ПЛО как раз наши подводники справлялись неплохо, а вот сплошные минные поля обмануть не выйдет, и тралить не поможет, при господстве противника, что на берегу, что в воздухе.

1943

В этот год ценой значительных потерь было установлено – минные и сетевые заграждения перекрыли выход в Балтику целиком, шансов на прорыв нет.

Можно ли было избежать потерь?

Нет, конечно, шла война, 1943 год – это год Курска, год перелома, срыв поставок железной руды – задача важнейшая, так что пробовать было необходимо.

Помочь же подводникам флот не мог – Ленинград все еще в блокаде, в авиации преимущества нет, любые надводные корабли потопят просто на выходе с базы. А действовать надо, и пошли лодки на прорыв.

Правда, и немцы платили за это немалую цену:


Драгоценная сталь уходила не на танки и пушки, а на гигантские стальные сети, а взрывчатка – на мины:


Как итог – семь субмарин так и осталось на дне при попытках прорыва.

И вариантов не было – даже неудачи отвлекали силы врага.

Но как только в 1944 году была выбита из войны Финляндия, все эти сети и мины оказались бесполезными – выйдя на чистую воду, советские подводники потопили 34 транспорта за полгода, будучи ослабленными, количественно и качественно, три года находясь без полноценного ремонта и в блокированном голодном городе.

Два вечных русских вопроса: кто виноват и что делать?

С первым все предельно ясно – моряки ни при чем. Точно так же, как Таллинский переход, гибель ПЛ на минах была предопределенна ходом войны на суше: потеряв побережье, предотвратить дальнейшее флот способен не был.

При этом в сложившихся условиях подводники показали максимально возможную эффективность и отвлекли на себя большие средства противника в 1943 году. Большего не сделал бы никто.

А что можно было сделать?

А ничего, что здесь поделаешь-то?

Беречь силы и не прорываться – было бы худшим вариантом, моряки их и не берегли, как не берегла и вся страна.

А рассуждать сейчас в стиле «предки не понимали»...

Все тогда понимали, зачастую просто вариантов не было. И походы подводников 1942–1943 годов – это героическая страница истории нашего флота. Выдающаяся: и массовым героизмом (случаев уклонения от похода как-то не фиксировалось), и мастерством при удачном прорыве.

И результат был, но не в потопленном тоннаже или уничтоженных врагах, хотя и этого достигли, а в первую очередь – в отвлечении немалых ресурсов врага. В войне экономик – это важнейшее дело.