Оценка ситуации.
До недавнего времени ОАЭ и КСА входили в один общий лагерь так называемых «монархий Залива» (ОАЭ, КСА, Катар, Оман, Бахрейн, Кувейт), выступавших как бы единой силой суннитов в традиционной конкуренции за верховество на Ближнем Востоке и в Центральной Азии с «шиитским» Ираном, «светской» версией ислама Турции и технократическим доминированием Израиля.
Углубляющийся принципиальный конфликт между двумя ведущими в регионе Ближнего Востока и чрезвычайно дружественными в недавнем прошлом странами – Королевством Саудовская Аравия (СА) и Объединенными Арабскими Эмиратами (ОАЭ), наглядно демонстрирует перспективы изменения глобального геополитического баланса сил на планете.
Деградация американской глобальной гегемонии, особенно сильно проявляющаяся на Ближнем Востоке, формирует в регионе политический вакуум, вынуждающий входящие в него страны к проведению более активной самостоятельной политики, нацеленной на обеспечение своего дальнейшего существования.
Так как, и ОАЭ, и КСА, являются государствами, образовавшимися сравнительно недавно (КСА – 1932 год, ОАЭ – 1971 год), сложившимися по схожей схеме организации власти (племенные монархии), и претендующими на одинаковый статус лидера или входных ворот в регион Ближнего Востока, то по мере сокращения нивелирующей роли «внешнего управляющего Ближним Востоком» в лице США, они неизбежно начинают конкурировать между собой за влияние и ресурсы. Тем более что их объем в последние полтора десятилетия начал существенно сокращаться.
Следовательно, переход от дружбы к принципиальному противостоянию между ними неизбежно обернется большим, даже фундаментальным, изменением глобального баланса сил на Ближнем Востоке, затрагивающим ситуацию и в Центральной Азии.
Причины и источники нарастающих противоречий между КСА и ОАЭ
До недавнего времени КСА и ОАЭ представлялись достаточно тесным политико-экономическим союзом, лидирующим в неформальном объединении монархий Залива, в котором Эмираты вполне довольствовались второй ролью в геополитической тени международной активности саудитов. В 2016 году руководство обоих стран даже заявляли о создании эмиратско-саудовского координационного совета, в котором Эр-Рияд в ощутимом объеме прислушивался к рекомендациям Абу-Даби.
Все испортила деградация геополитической гегемонии США в регионе, на протяжении почти полувека выполнявшая балансирующую роль интересов стран Ближнего Востока, совпавшая с общим кризисом системы открытой мировой экономики, и усугубившаяся последствиями эпидемии COVID-19.
По мере распада общего экономического пространства на все сильнее тяготеющие к самоизоляции кластеры (отдельно США, отдельно Евросоюз, отдельно Китай и так далее), все откровеннее стала сказываться значительность разницы в эффективности внутренних экономик двух стран.
Эмираты у себя добиться диверсификации и радикального снижения зависимости от нефтяных доходов сумели, а Саудовское Королевство – нет. При этом дальнейшее благополучие обеих стран попало в прямую зависимость от одних и тех же источников доходов, масштаба которых на двоих уже не хватает.
Но если падение цен на нефть в Эмиратах в подавляющем большинстве компенсируется ростом других секторов, в особенности туризма, притока иностранных инвестиций в инфраструктурное строительство, промпроизводство и офшорный капитал, то Саудовская Аравия осталась критично зависящей «от нефти», и была вынуждена искать срочные альтернативные способы выживания. В первую очередь в виде попытки обложить налогами ранее свободную торговлю внутри ССАГПЗ, а также через принудительный отзыв «своих» капиталов из офшорных зон ОАЭ.
В поисках новых источников поступления доходов в казну Эр-Рияд принял два закона. Первый отменял статус внутреннего происхождения в рамках Совета сотрудничества арабских стран Персидского залива (ССАГПЗ), любых товаров, в себестоимости которых доля внутренних ресурсов и использованной местной рабочей силы составляла менее 75%. Второй прямо запрещал импорт в КСА товаров из свободных зон, связанных с Израилем.
Это немедленно сильно ударило по доходам Эмиратов, как раз делавших ставку на расширение сотрудничества с Тель-Авивом, а также на развитие крупноузловой сборки бытовой техники иностранных брендов с использованием иностранной рабочей силы, по причине очевидного дефицита собственных рабочих рук. Уровень безработицы в ОАЭ даже сейчас не превышает 3%, так что без импорта трудовых ресурсов экономика страны расти не в состоянии физически.
Кроме того, якобы в ответ на вывод Эмиратами своего воинского контингента из Йемена и выход из антихуситской «Арабской коалиции», Эр-Рияд поставил ультиматум транснациональным компаниям: до 2024 года переместить свои региональные штаб-квартиры из ОАЭ на территорию Саудовского Королевства под угрозой лишения их всех ранее предоставленных налоговых льгот и дополнительного «персонального» повышения налоговых ставок.
Финальной точкой оказалось распоряжение наследного принца КСА о выводе из эмиратских офшорных зон всех капиталов, принадлежавших саудовским компаниям, совпавшее в 2018 году с внесением ОАЭ в европейский «черный список налоговых убежищ» согласно 4-й Директиве ЕС, в который еще попали Гуам, Гренада, Бахрейн, Самоа, Монголия, Макао, Намибия, Тобаго и Тринидад. Но в который «пока» не попала Саудовская Аравия.
Иными словами, конфликт между Эр-Риядом и Абу-Даби является прямым результатом обострившейся конкуренции двух монархий за внутренние и внешние деньги. Обе страны прочно связали свое будущее с достижением безраздельного статуса единственных ворот на Ближний Восток для остального мира.
Только если Королевство пытается достичь этого через агрессивную внешнюю политику и глобальные инструменты контроля над нефтегазовым рынком, лидерство на котором КСА ощутимо утрачивает, то Эмираты идут к той же цели более эффективным способом мягкой силы, обеспечивая более высокую привлекательность ОАЭ для международного бизнеса.
Сценарии развития конфликта между КСА и ОАЭ
Как следует из изложенного выше, противостояние между двумя суннитскими монархиями Залива явным образом носит характер игры с нулевой суммой, в которой стратегическая долгосрочна победа одной стороны достижима только через полное поражение другой.
Противоречия между Эр-Риядом и Абу-Даби в краткосрочной перспективе будут углубляться ввиду кардинальных различий в политико-экономических стратегиях.
Эмираты свое будущее связывают с глубокой адаптацией к происходящим структурным экономическим и политическим переменам в мире и в регионе. Включая техническую и технологическую модернизацию экономики совместно с высокими темпами «ухода от нефтяной зависимости».
В этом смысле ОАЭ даже согласны пересматривать все прошлые региональные внешнеполитические конструкции, включая поиск новых, ранее недоступных, партнеров. Например, в лице Израиля, также активно заинтересованного в коренном переформатировании баланса сил на Ближнем Востоке в сторону радикального повышения собственной роли.
Ключевой угрозой Тель-Авиву продолжают оставаться палестинцы, радикальные движения которых продолжают непримиримую войну с Израилем, от которой он сильно устал. Причем победа в этом противостоянии для Израиля достижима только через полную ликвидацию остатков палестинской автономии, которая держится на внешнем финансировании как суннитских арабских стран, так и шиитского Ирана.
Таким образом, если израильтяне сумеют не просто заключить мир с большинством суннитских монархий, а собрать из них нечто хотя бы примерно похожее на взаимовыгодный политико-экономический союз (что уже выглядит достаточно достижимым в текущих геополитических условиях ввиду «ухода» США), то палестинцы лишатся львиной доли внешнего финансирования.
Будучи неспособными компенсировать их выпадение собственными внутренними источниками, они окажутся перед жестким выбором: или соглашаться на американо-израильские условия «Новой Палестины» в виде трех слабо связанных анклавов на израильско-египетской границе, где оба соседа настроены к ним негативно, или полностью переходить в абсолютную зависимость от Ирана, который в новых условиях будет усиливать репутацию регионального изгоя.
В первом случае, в перспективе до 2040 года остатки Палестины окажутся в полном территориальном окружении двух недружественных им стран (Египет и Израиль) со слабым доступом к морю, а значит с неизбежностью сокращения масштабов антиизраильской борьбы и резким ростом потока эмиграции в другие государства региона.
Во втором – палестинские движения утратят популярность и поддержку в арабском мире и станут малоинтересны Евросоюзу, откуда сейчас поступает не менее четверти финансирования Автономии.
При этом Израиль в принципе согласен на любую из складывающихся перспектив. То есть процесс его сближения с монархиями Залива, в том числе – с ОАЭ, носит необратимый и самоускоряющийся характер.
В этом раскладе Саудовская Аравия упрямо занимает реакционную позицию с категорическим отказом от любой, сколько-нибудь значительной внутренней модернизацией. На том основании, что она владеет двумя главными исламскими святынями, и должна признаваться лидером исламского мира просто по определению.
Исходя из этой установки Эр-Рияд тяготеет к обострению отношений не только с основными противниками (Турция, Иран, и, с некоторыми оговорками, Израиль), но и с большинством бывших союзников среди суннитских монархий Ближнего Востока. Тем самым ускоряя деградацию собственного имиджа в регионе.
Эр-Рияду кажется, что его руководящая роль в ОПЕК и важная в ОПЕК+ еще долго сможет гарантировать геополитическое доминирование. В том числе с сохранением возможности использования международных лоббистских возможностей США к своей выгоде. Но это убеждение ошибочно.
Во-первых, потому что Америка слабеет и из Ближнего Востока, как эффективный верховный арбитр, уходит. Этот процесс, возможно, затянется на ближайшее десятилетие, однако в системном смысле он уже необратим.
Во-вторых, появилось достаточно много указаний на то, что заканчивается сама «эпоха большой нефти» в целом. После встречи с Владимиром Путиным и потом с Владимиром Зеленским, канцлер ФРГ Ангела Меркель заявила, что через 25 лет (т.е. ориентировочно к 2045 году) экономика ЕС больше не будет зависеть от импорта газа. А вообще речь идет о полном переходе европейской энергетики на так называемый «зеленый водород», что автоматически указывает и на отказ от нефти в качестве топлива.
Судя по тому, с каким упорством один из основных рынков потребления углеводородов реализует стратегию «зеленого энергоперехода», а также учитывая заявленные планы по энергетической модернизации Китая, есть все основания ожидать существенного, в разы, падения спроса на нефть примерно к середине текущего века.
Страны-экспортеры энергоносителей с диверсифицированной экономикой без особого ущерба для себя, хоть и не без заметных трудностей, это пережить смогут, а вот государства от нефтегазовых доходов зависящие критично, вроде КСА, окажутся в глубочайшем структурном кризисе, не исключающем даже их территориальных распад.
При этом нельзя исключать вызванной отчаянием попытки правящего дома Саудов решить «проблему конкуренции с Эмиратами» военным путем. Однако ее вероятность остается низкой.
Формально ВС ОАЭ насчитывают порядка 44 тыс. человек в сухопутных силах, 4 тыс. в ВВС и незначительной группировки легких сил флота, что выглядит блекло на фоне 150 тыс. общей численности вооруженных сил Саудовской Аравии и 8,6 млн мобилизационного ресурса (при общей численности всего населения ОАЭ в 10,2 млн человек).
Однако фактические результаты проводимой Саудовской Аравией войны с хуситами в Йемене показывают чрезвычайно низкую боеспособность армии саудовского королевства. Если применять авиацию КСА еще худо-бедно умеют, то к контактному бою пехоты на суше они не способны совсем. В Йемене, в период когда КСА с ОАЭ там еще союзничали, саудиты «воевали» в воздухе, а экспедиционный корпус ОАЭ дрался непосредственно на земле.
Слабость своей армии Эр-Рияд, видимо, понимает, так как столкнувшись с принципиальным кризисом в отношении куда более слабого, чем Эмираты, Катара, Саудовская Аравия дальше чисто медийных угроз применения военной силы, не пошла.
Следовательно, перспектива возникновения прямых боевых действий между Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами теоретически будет сохраняться долго, но практически вероятность ее возникновения вряд ли может считаться существенной. Тем более в случае реализации сценария европейского «зеленого энергоперехода», сулящего саудитам глубоким экономическим кризисом, неизбежно ведущим к утрате возможности содержать в армии иностранных наемников, численность которых в ВС КСА колеблется на уровне 30 – 35%.
Таким образом, наиболее вероятным сценарием дальнейшего развития противоречий между Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами выглядит относительно мирная, но ужесточающаяся в экономической и медийной плоскости, конкуренция между двумя ведущими монархиями с итоговым поражением КСА.
Не исключающим последующей деградации саудовского государства до уровня Йемена в экономическом, военном и геополитическом смысла. В том числе и с распадом его государственности на отдельные изначальные племенные территории. Но этот процесс будет длиться относительно долго. Его активная фаза начнется не ранее второй половины 30-х годов текущего века.
Важным фактом для оценки происходящих в регионе перемен является формирование между СА, Грецией, Израилем, Италией, Кипром, Иорданией политического, экономического и военного союза по организационному характеру напоминающего Североатлантический альянс, только в рамках ближневосточного региона и нацеленный против Ирана и Турции.
Также необходимо иметь в виду стремление Вашингтона подчинить себе Саудовский суверенный финансовый фонд – самый крупный суверенный финансовый фонд в мире.
Подпишись: