Военный потенциал КНДР – реализм и фантазии

Поводом к этому тексту послужил очередной доклад Американо-корейского института Школы перспективных международных исследований при университете Джонса Хопкинса в Вашингтоне о военном потенциале КНДР, в котором «выясняется», что Северная Корея может иметь в своем распоряжении около 100 ядерных боеголовок и около 1 тыс. баллистических ракет, способных достичь территории Японии.

Звучит впечатляюще, вот только при внимательном чтении оказывается, что сотня боеголовок – это то, что КНДР может иметь к 2020 году при наилучшем развитии событий (условно говоря, из всех веток прогнозов выбран наиболее радикальный), а в тысячу ракет входят как ракеты типа «Нодон» с дальностью полета 1,2–1,5 тыс. км, так и ракеты типа «Скад» с дальностью полета 300–600 км.

Любопытно, что военный потенциал КНДР сознательно завышают две группы: западные или прозападные эксперты, использующие это для оправдания северокорейской активности, и те просеверокорейские ура-патриоты, которым хочется, чтобы «последний остров социалистической духовности» и «Спарта наших дней» выглядела бы более внушительно, чем на самом деле. Иногда это то, что по-английски называется «wishfull thinking» – тенденция не просто принимать желаемое за действительное, а убеждать себя в этом.

Иногда проблемы оценки на самом деле упираются в дискуссию между прагматиками и техно-оптимистами, касающуюся белых пятен в данных о военном потенциале. Если прагматик воспринимает отсутствие данных как «скорее всего, такой технологии нет», то техно-оптимист считает, что, может, и есть, просто северяне это скрывают. Он исходит из того, что если КНДР в условиях изоляции уже сделала столько, сколько она сделала, то ее скрытые резервы трудно выяснить. Автору эта позиция кажется менее научной, потому что легко приводит к «докажите, что вы до сих пор не построили невидимую звезду смерти».

В этом тексте хочется обратить внимание на некоторые моменты оценки военного потенциала, которые специалист обязан принимать во внимание.

Первое. Принимаем во внимание технологический цикл, четко понимая, какие экономические и технические предпосылки нужны для создания того или иного вида оружия. Для того чтобы поставить на вооружение ракету, надо проводить серию ее летных испытаний. Цель таковых – определить, способна ли ракета пролететь 5-6 тыс. км и доставить боевую часть в нужную точку на карте. Без успешной серии таких тестов о наличии на вооружении новых ракет говорить нельзя.

Второе. Принимаем во внимание неочевидные технические подробности. Например, проблемы с разделением ступеней и разработкой теплозащитного покрытия, необходимого при входе ракеты большой дальности в плотные слои атмосферы. Иначе на высоте примерно 50 км ракета просто разрушится. Тем не менее данных о том, что в Северной Корее освоили эту технологию, нет.

При этом изготовление теплозащитного покрытия для одной боеголовки занимает 4-6 месяцев, и ускорить этот процесс нельзя. Что накладывает ограничение на число ракет, которые будут вводиться в строй даже при очень благоприятных обстоятельствах.

Сюда же не очевидное замечание о тактическом ядерном оружии (ЯО). Маломощное тактическое ядерное оружие с зарядом менее 2-х килограмм плутония значительно сложнее в изготовлении, чем обычный боезапас.

Третье. Сопоставляем гипотетические возможности КНДР с аналогичными разработками стран-соседей. Например, вспомним, как долго Российская Федерация делала ракету «Булава» и сколько с ней было проблем. А российский уровень существенно превосходит северокорейский.

В результате, как считают такие эксперты, для реализации комплекса из отработанной МБР и ядерной боеголовки КНДР потребуется около 10 лет.

Четвертое. При описании военной техники учитываем время на приведение ее в боевую готовность. Например, у КНДР пока нет хранимого топлива. А это значит, что пока эта ракета будет заправляться и готовиться к старту, к ней прилетит превентивный удар более высокотехнологичным оружием.

Пятое. При анализе ракетной угрозы не забываем про вражескую ПВО. Здесь существует целый ряд открытых вопросов. Насколько, скажем, противовоздушная оборона КНДР контролирует все эшелоны высоты? ПЗРК у них много, но это сбивает только атаки на малой высоте, а чем они будут сбивать высоколетящие цели? Есть ли у Северной Кореи при этом средства борьбы с РЭБ противника, которая оглушает и ослепляет в бою?

Шестое. Учитываем общий уровень технологического развития. Например, Северная Корея делает беспилотники, но они их делают на техническом уровне, несопоставимым с тем, на котором делаются аналогичные вещи в США или РК. Южнокорейские беспилотники могут нести крылатые ракеты и использоваться в боевых действиях. Северокорейские, судя по тому, что было сбито над территорией Юга – едва ли годятся для разведки. То же самое касается сравнения иной военной техники разных поколений.

Отсюда, седьмое. При расчете военного потенциала попытка считать в абсолютных числах не имеет смысла. Это касается не только сравнения устаревшей техники с современной, но и числа солдат, выполняющих реальные боевые задачи: если вынести за скобки стройбат КНДР, то число солдат, которые могут вести реальные боевые действия, у двух армий будет близким. К тому же значительная часть северокорейской армии будет вынуждена не находиться на театре военных действий, ожидая возможных десантов. Следовательно, расчет должен включать в себя систему уточняющих коэффициентов. Например, используя американскую методологию подсчета TASCFORM, получаем, что все северокорейские ВВС будут равны двум эскадрильям F-16, а совокупная огневая мощь сухопутных войск приравнивается к пяти современным «heavy divisions».

Восьмое. Не забываем логистику с точки зрения запаса горючего и запаса патронов. По тем данным, которые есть, запасов топлива у КНДР на 30 суток, продуктов питания – на 60 суток войны. Много не навоюешь, и с учетом вышеописанного блицкриг Севера очень маловероятен.

Девятое. Рассчитывая тактические коллизии, не стоит выставлять противников идиотами. Можно исходить из предположения, что в гипотетическом конфликте двух Корей ВВС РК и США начнут выполнять задачи штурмовой авиации и снизятся на досягаемую высоту, но логичнее предположить, что господство в воздухе начнется с превентивного удара высокоточным оружием и использования дальнобойного оружия (американцы традиционно стараются минимизировать возможности прямого огневого контакта). Можно рассчитывать прочность северокорейских укрепрайонов исходя из того, что их будут пытаться штурмовать в лоб, но война на Украине и действия американцев в Ираке показывают, что, как правило, укрепрайоны обходят и берут в котел, оставляя какие-то силы для блокирования и прорываясь к стратегически важным целям.

Десятое. Учитываем внешнеполитический контекст и внешнеполитические же последствия. Это касается и того, что воевать Северной Корее придется не только с Югом, но как минимум с союзом РК и США (и комплекс их приготовлений рассчитан на подобное), и того, чем может обернуться применение ЯО не в качестве жеста отчаяния – агрессия с использованием ядерного оружия развяжет мировому сообществу руки и даст ему право на контрудар любой мощности.

Как видно, таких моментов немного, и надеюсь, что аудитория МО сможет держать их в памяти, читая очередной текст на военно-стратегические темы.

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН