Морская война для начинающих. Морской бой

На сегодня существует ряд постулатов, касающихся ведения войны на море, из которых следует вторичная роль надводных кораблей в уничтожении других надводных кораблей. Так, в западных странах принята базовая точка зрения, что уничтожать надводные корабли должны подлодки и авиация. В странах, чьи основные морские ТВД находятся сразу за территориальными водами, также придаётся определённое значение ракетным катерам и малым корветам, которые рассматриваются как средства ударов именно по надводным кораблям.


Бои между большими надводными кораблями основные игроки в мире (кроме России, и, видимо, Китая) считают, в принципе, возможными, но вторичными по сравнению с другими их задачами (обеспечение противолодочной обороны и противовоздушной обороны корабельных соединений).

В России возможностям надводных кораблей вести бой с себе подобными придают куда большее значение.


Кто прав?

На первый взгляд – Запад.

Во-первых, действительно, ничто не может сравниться по разрушительной силе с массированным авиаударом. А современные атомные подлодки представляют собой огромную опасность для надводных кораблей.

Но в то же время против этих доводов говорит история.

Так, за всю историю человечества после 1945 года только две дизель-электрических и одна атомная подлодка уничтожили по одному кораблю на реальной войне.

В 1971 году пакистанская ДЭПЛ «Хангор» потопила индийский фрегат «Кукри». А в 1982 – произошла известная атака атомной подлодкой «Конкэрор» ВМС Великобритании аргентинского крейсера «Генерал Бельграно». В 2010 году предположительно северокорейская подлодка потопила южнокорейский корвет «Чхонан».

Всё.

А вот боёв между надводными кораблями и уничтожения надводных сил надводными силами было куда как больше – в разы.

Начиная с уничтожения эсминца ВМС Израиля «Эйлат» ракетными катерами ВМС Египта в 1967-м году. И далее 1971 год – Индо-пакистанская война. 1973 – арабо-израильская. 1974 – бои за Парасельские острова. 80-е – танкерная война в Персидском заливе. И под занавес холодной войны – операция «Богомол», в которой один из иранских кораблей («Джошан») был уничтожен ракетной атакой американских кораблей. Ещё один корабль («Саханд») – совместным ударом ракетного корабля и палубного штурмовика. А также китайская операция на островах Спратли в 1988.

Количество боевых кораблей и катеров (вместе), погибших в этих боях, исчисляется десятками.

В 2008 году первое боевое применение ВМФ России против иностранного государства тоже представляло собой в некотором смысле морской бой – ракетный удар по грузинским катерам. Уничтожить не удалось ни один. Но, по крайней мере, их атака на российский конвой была сорвана, катера были загнаны в базу, где их уничтожили десантники.

Таким образом, исторический опыт последних десятилетий говорит о том, что морской бой между надводными силами не просто не потерял актуальности, а остаётся основной задачей надводных кораблей.

Даже в условиях, когда есть возможность использовать ударную авиацию, роль надводных кораблей остаётся критической.

О том, как базовая ударная авиация и надводные силы взаимодействуют друг с другом, и какую роль в этом взаимодействии играют надводные корабли, можно прочитать в статье «Морская война для начинающих. Взаимодействие кораблей и ударной авиации».

Но сегодня речь пойдёт о «чистом» морском бое, без авиации.

Реально ли это?

Исторический опыт говорит о том, что да.

Более того, почти полное отсутствие авианосцев в нашем флоте просто обрекает ВМФ России на перспективу разбираться с противником с помощью ракетных кораблей, хотя бы в некоторых случаях.

И это не какая-то фантастика.

События 1973 года в Средиземном море показывают, что иногда это возможно даже против авианосного флота. Кроме того, успешные учебные атаки ракетных кораблей против авианосцев имели место и на западе.

С другой стороны, значимые авианосные силы в мире есть только у США. Все остальные наши потенциальные противники или просто такие же, как мы (то есть не могут рассчитывать на серьёзную воздушную мощь далеко от своих берегов), или ещё слабее.

А это означает, что вне боевого радиуса базовой авиации мы будем с ними в одинаковом положении. И нашей (и их) главной силой будут корабли.

Сегодня ВМФ присутствует в Средиземном море, обеспечивая безопасность нашей группировки в Сирии и коммуникации с этой страной. Готовится к развёртыванию ПМТО в Судане, опираясь на который наши корабли смогут присутствовать в Красном море и Персидском заливе.

При любом обострении отношений со многими странами в этих регионах бой с их кораблями легко станет реальностью. То же самое легко может произойти на Балтике (см. статью «Балтийский флот – бывший флот? Нет!»).


И в случае Персидского залива, Аравийского и Красного морей кораблям гарантированно придётся драться самостоятельно. В Средиземном море – в значительной степени тоже.

Исходное положение

Разберём положение, в котором оказываются отряды боевых кораблей или одиночные корабли, оказавшиеся в отрыве от «берега» и тех возможностей, что он даёт. Или же они просто некоторое время вынуждены действовать самостоятельно.

Вокруг условно (мы же помним про кривизну поверхности планеты, да?) плоская поверхность без укрытий, рельефа и т.д. Дальность обнаружения чего угодно, что не излучает, равна дистанции визуальной видимости. Можно включить РЛС, и тогда она увеличится до дальности прямой радиовидимости. Но это автоматически означает, что корабль демаскирует себя. И радиотехническая разведка противника в самом лучшем случае установит факт наличия корабля (или кораблей), а в худшем – за некоторое время выявит координаты и параметры движения цели с точностью, достаточной для ракетного удара.

При этом невозможно точно установить, обнаружен корабль или отряд кораблей противником или ещё нет.

Ситуацию дополнительно будет осложнять факт наличия у противника спутниковой разведки (если она есть). Конечно, полосы, в которых спутники могут что-то обнаружить, и время их пролёта примерно известно. И это даёт возможность уклоняться от обнаружения. О том, как такие вещи конкретно делаются, на примере реальной спутниковой группировки показано в статье «Морская война для начинающих. Выводим авианосец на удар».

Любой корабль (или отряд кораблей) может действовать аналогично. Но надо понимать, что это в любом случае ограничивающий фактор – всегда есть зона, в которую нельзя заходить в то или иное время. А это сужает свободу манёвра.

В этой ситуации необходимо, во-первых, быстро найти противника. Во-вторых, не попасться по пути «на глаза» какому-нибудь торговому кораблю, иначе «торговец» может «засветить» корабль. В третьих, сделать это, не излучая.

Затем нужно успешно атаковать первым. И всё это время оставаться невидимым для противника.

Более того, в идеале даже после атаки противника необходимо не показать ему своё местоположение.

Таким образом, изначально командир корабля (или отряда кораблей), начавший операцию по поиску и уничтожению противника в море, должен решить вопрос со скрытным обнаружением противника и скрытным же выходом на рубеж пуска ракет.

В этот момент он сделает то, чего советские военачальники требовали от вверенных им сил с самого момента появления противокорабельных ракет на вооружении ВМФ – выиграет борьбу за первый залп.

Затем ему нужно сохранить скрытность и сразу после залпа. И одновременно оценить результаты удара. Затем – быстрый отход, чтобы подкрепления противника его не обнаружили.

Уклонение от обнаружения

При поиске противника надо учитывать все факторы.

Так, орбиты разведывательных спутников противника известны. Зная это, можно использовать их и уклоняться от обнаружения, не заходя в те места, которые в ближайшее время попадут под наблюдение из космоса.

Хотя корабль действует автономно, но получать разведсводки он может в любом случае. В этой связи очень важно включать корабли в сети взаимного обмена информацией (ВЗОИ) на ТВД.

Но даже без этого очень важного шага можно передавать на корабли кое-какую важную информацию. Так, возможно давать командиру корабля оповещения о взлётах базовой патрульной или разведывательной авиации противника с аэродромов. Эта информация позволяет, зная лётно-технические характеристики авиации противника, спрогнозировать время, в которое разведывательный самолёт может оказаться в том же районе, что и корабль.

Что в этом случае делать?

В одних ситуациях, надо просто быть готовым подавить связь самолёта. И максимально быстро сбить его, будь он обнаружен.

В других – быть готовым «притвориться танкером». Идти как торговое судно по обычным для них курсам и с обычной для них скоростью.

Например, командир корабля планирует рывок через район, в котором, по его мнению, опасность авиаразведки противника высока. При этом речь идёт о районе с интенсивным рыболовством. Допустим, известно, что оптико-электронных обзорных систем, позволяющих ночью выполнить визуальную идентификацию цели, у противника на самолётах, применяемых для разведки над морем, нет.

Тогда логично переход через район осуществить ночью, используя ведущих промысел рыбаков, как прикрытие – у них в момент промысла обычно выключены терминалы АИС (чтобы не показывать «рыбные» места конкурентам). Их навигационные РЛС опознать корабль не смогут. Соответственно, если в темноте корабль где-то «пристроится» рядом с рыбаками, то авиаразведка его гарантированно отличить от рыболовного судна не сможет.

Также помогает скрыться от наблюдения движение в потоке торговых судов. Правда, тут уже нужны меры предосторожности посерьёзнее. Хотя бы потому, что АИС у «торговцев» в основном включена. И радиоконтрастная цель без сигналов этой системы может привлечь к себе лишнее внимание.

Днём нужно держаться на расстоянии, исключающем визуальное опознание с торговых судов. Но, при всех трудностях, такой способ скрываться, тем не менее, возможен.

Проверка гражданского «трафика» – муторное дело. Авиаразведке придётся опознавать каждую цель визуально. Это, во-первых, долго. Во-вторых, этим могут пренебречь из-за недостатка сил авиации. В-третьих, это даёт возможность внезапно сбить разведчиков и восстановить скрытность.

Проблемой являются подлодки – гидроакустический комплекс ПЛ легко отличит боевой корабль от торгового судна на довольно большом расстоянии.

Но, во-первых, не всегда. Во-вторых, иногда есть возможность нейтрализовать подводные силы противника заранее, в самом начале конфликта. В-третьих, лодка далеко не всегда сможет атаковать корабль сама. В этом случае она даст «на берег» только координаты, курс и скорость цели, чтобы уже с берега её повторно обнаружили (например, авиацией) и нанесли удар. В-четвёртых, эти данные могут оказаться настолько неточными, что их нельзя будет использовать. Ну и в-пятых – лодок на театре военных действий может просто не быть.

То есть у командира корабля есть время.

Он может, например, зная, что у противника с момента обнаружения корабля до подъёма крупных сил авиации «на удар» проходит два часа, и имея данные о времени на перелёт с каждой авиабазы в регионе, попробовать периодически менять курс так, чтобы авиация, вылетевшая в расчетное место цели (о терминологии – см. статью «Морская война для начинающих. Проблема целеуказания»), ничего там не нашла. Дальше будет поисковая операция. А это опять – время.

И, в общем, шансы уйти есть. А потом вернуться, если это необходимо.

Приведём реальный пример вывода корабельного соединения из-под условного авиаудара. Американского авианосного соединения из-под удара советской морской ракетоносной авиации:

Контр-адмирал Карев В.А. «Неизвестный советский Перл-Харбор»

Как видно, если знать, как действует противник, то уклониться от обнаружения можно.

Тот факт, что у американцев от удара «увернулось» именно авианосное соединение, не должен сбивать с толку – во время таких «отрывов» они не летают. И точно также могли бы уйти и ракетные корабли, без авианосцев.

Разбор того, как уклонения от обнаружения авиацией проводились на учениях в западных флотах можно посмотреть в статье «Как ракетному кораблю потопить авианосец? Несколько примеров».

Так или иначе, возможность скрытного прохода корабля (или кораблей) в назначенный район реальна.

Естественно, что «берег» должен оказать всю необходимую информационную поддержку, где-то провести операцию по дезинформации противника, подтолкнуть его к переброске авиации на другие направления, отвлечь другими силами и т.д.

На самом же корабле вопросами уклонения от обнаружения должна заниматься специально выделенная группа офицеров или даже специально сформированный для этой задачи штаб. Отсюда также следует то, насколько хорошо моряки должны знать авиацию, её возможности и тактические приёмы.

В такого рода действиях западные корабли имеют одно важное преимущество – на них сегодня ставится навигационная РЛС гражданского образца. Её излучение неотличимо от такового же у гражданских судов – торговых или рыболовных. Но одновременно та же Thales отработала даже целеуказание для зенитно-ракетных комплексов по данным НГРЛС.

Для России технически возможно оснащать корабли ВМФ такими НГРЛС, которые можно подстроить под излучение гражданских станций. Это жизненно важно.

У вопроса есть и ещё одна сторона.

Если даже противник получил «контакт», то сбить его разведку с толку, находясь в зоне дальности его ракетного оружия, в условиях, когда противник имеет информацию о положении нашего корабля (или кораблей), можно.

Приведём пример.

В 1972 году на Тихоокеанском флоте проходило учение по радиоэлектронному противодействию по замыслу службы РЭП флота – морской бой между бригадой ракетных кораблей и бригадой артиллерийских с применением ракетными кораблями станций помех «Краб», а артиллерийскими – только снарядов пассивных помех.

В результате стрельба артиллерийских кораблей создала одними лишь пассивными помехами настолько сложную помеховую обстановку, что разобраться в ней стороны смогли только через полчаса после выхода на дальность применения оружия друг по другу.

Это нужно учитывать и использовать – если даже тебя обнаружили, это не конец.

Но надо действовать быстро.

Всё вышеописанное ни в коем случае нельзя понимать, как рекомендацию лезть на надводных кораблях «под берег». Например, Норвегии. В ходе идущего военного конфликта, в котором она участвует против нас вместе с союзниками по НАТО.

Это для ситуаций, когда силы противника также ограниченны, как и наши. Например, военные действия наших кораблей против японских где-нибудь в окрестностях Малаккского пролива или Персидского залива. Или против турецких – в Красном море. То есть там, где обе стороны в относительно равном положении. И «бросить на весы» всю мощь своих Вооружённых сил вообще и авиации в частности не могут. Воюют тем, что есть с собой.

Скрытное обнаружение противника

За исключением случайных выходов кораблей враждующих сторон на дистанцию взаимного обнаружения, противника придётся именно искать. И искать так, чтобы самому остаться незамеченным.

Та информация от разведки, которая будет поступать на корабль, может содержать в себе какую-то информацию о противнике, иногда не точную, иногда устаревшую, иногда точную и актуальную, но недостаточную для применения оружия. Любая такая информация сузит районы поиска. Но в любом случае корабль (или корабли) должны будут искать противника своими средствами.

Сузит районы поиска и пост радиоразведки (радиоперехвата) на корабле. Но, опять же, только сузит. В идеальном случае – укажет какой-то ориентир (узкость, остров и т.д.), рядом с которым сейчас находится противник. Но без поиска всё равно не обойтись.

Самое главное из средств поиска – радиотехническая разведка. Средства РТР на борту кораблей позволяют обнаружить работу РЛС кораблей противника за сотни километров. Естественно, если противник их включает. Работу «гражданских» НРЛС они засекают тоже. И это даёт командиру шансы не «столкнуться» внезапно с кораблём, несущим и такую РЛС тоже.

Приведём пример такой работы из книги кап. 1-го ранга запаса Юрия Николаевича Романова «Боевые мили. Хроника жизни эскадренного миноносца «Боевой»:



Работу радиолокационных средств противника также обнаруживают РЛС в режиме пассивной радиолокации, без излучения.

Обращает внимание на себя вот что.


То есть, «поймав» излучение РЛС противника, корабль провёл его замеры с нескольких точек, чтобы точно определить область вероятного места цели (ОВМЦ) и «сузить» её до размеров, меньших, нежели сектор захвата цели ГСН противокорабельной ракеты.

Такими методами РТР действительно даёт возможность обнаружить излучающую цель.

Но что если противник умный и также точно идёт, не излучая?

Тогда не остаётся иного выбора, кроме как задействовать корабельную авиацию.

При этом необходимо решить следующие вопросы.

При использовании БЛА необходимо обеспечить скрытность управления им по радиоканалу – полную. Иначе вместо информации о противнике, прилетит его ракетный залп «откуда-то оттуда». Такая скрытность, например, обеспечивается остронаправленными спутниковыми антеннами на корабли и «беспилотники». Остальные способы менее надёжны.


Для вертолёта необходим подъём в воздух и полёт в режиме радиомолчания.

И в случае с вертолётом, и в случае с БЛА необходим отвод летательного аппарата или их группы от корабля-носителя на предельно малой высоте на большое расстояние, гарантированно большее, чем ширина полосы захвата ГСН противокорабельных ракет противника. В идеале – существенно большее.

Корабли-цели могут быть не очень далеко. И подъём вертолёта с набором высоты вблизи корабля может сразу же обнаружить корабль-носитель при включении РЛС обнаружения воздушных целей. Вертолёту необходимо отлететь на большое расстояние. Потом осуществить подъём, имитируя взлёт с ложной позиции. Так, чтобы противник, который смог засечь воздушную цель или излучение вертолётной РЛС, отправил бы залп не туда. Причём настолько не туда, чтобы даже ракета типа LRASM, не поразив никакую цель и пойдя на вторичный поиск, ничего бы не нашла. Зато такой залп демаскирует уже противника.

Поисковая производительность вертолёта во много раз выше, чем у корабля. А значит, и у пары «вертолёт-корабль» она тоже выше, чем у корабля.

Вертолёт – крайне необходимый элемент боевой мощи корабля. Причём это должен быть универсальный морской вертолёт, совмещающий в себе противолодочную машину, разведчика и носитель противокорабельных крылатых ракет. А в идеале – ещё и способный работать своей РЛС при отражении кораблём ракетного или воздушного удара, обеспечивая стрельбу корабельного ЗРК по целям за пределами радиуса целеуказания. И также способный применять ракеты воздух-воздух для поражения вертолётов противника, его БЛА и другие воздушные цели. Он также должен нести комплекс РЭБ, способный защитить и себя, и корабль.

В таком вертолёте нет ничего сверхъестественного. Более того, наличие подобной машины жизненно необходимо, если мы реально готовимся воевать, а не только ходить на парады. О том, какое значение вертолёты имеют в морской войне – статья «Воздушные бойцы над океанскими волнами. О роли вертолётов в войне на море». Там же очень яркие примеры боевого применения вертолётов против кораблей уже как ударного средства.



Из этого всего вытекает требование к кораблю – количество вертолётов на нём должно быть как можно больше. Естественно, не в ущерб основной функции. Примерами кораблей, несущих увеличенное по сравнению с общепринятым число вертолётов, являются японские «вертолётные эсминцы» типов «Харуна» и их дальнейшего развития – «Ширанэ». Эти корабли не только несли три вертолёта, но ещё и обеспечивали одновременный взлёт двух из них.


Таким образом, вторым средством поиска целей и разведки, наряду с РТР, является корабельная авиация, как пилотируемая, так и беспилотная.

В частном случае, когда корабли ведут бой в прибрежной зоне, внутри такт. радиуса базовой авиации (самолётов или вертолётов, неважно), базовая авиация также может и должна привлекаться к ведению разведки в интересах надводных сил. Особенно, если действуют маленькие корабли без своей авиации.


В будущем возможно создание одноразовых разведывательных летательных аппаратов, запускаемых из установок вертикального пуска. Применение таких средств может демаскировать корабль. Но, тем не менее, они могут оказаться незаменимыми в некоторых случаях.


Но вот цель достигнута – противник обнаружен, его параметры движения определены, установлено настоящее место цели и рассчитано упреждённо, отталкиваясь от параметров движения. Борьба за первый залп де-факто выиграна, нужно атаковать.

Но и тут есть куча нюансов.

Удар вертолётами

При любой возможности необходимо стараться отдать цель авиации.

Авиация – доминирующая сила в морской войне. И к специализированным морским вертолётам это относится в полной мере. Современные корабли оснащены ракетными установками вертикального пуска, у нас это 3С-14 разных модификаций, у американцев – Mk.41.

Их специфика состоит в том, что они не могут быть перезаряжены в море.

В море могут быть перезаряжены пусковые установки ракетного комплекса «Уран», но только при наличии плавкрана и запаса ракет в транспортно-пусковых контейнерах. При их отсутствии – никак.

В противоположность корабельным пусковым установкам вертолёт может расходовать ракеты из погреба авиационных средств поражения (АСП), которые могут свободно доставляться на палубу для подвески.

Нужно учитывать, что рано или поздно может сложиться такая обстановка, когда будет невозможно применить вертолёт (например, он только что совершил посадку). И кораблю придётся стрелять своими ракетами. На этот экстренный случай они должны быть неизрасходованы.

Вторая причина состоит в том, что вертолёт может наносить удар дальше, чем корабль. Это относится не ко всем кораблям. Но, например, к корветам пр. 20380 – относится.

Корветы имеют в качестве наступательного оружия ракетный комплекс «Уран». С ракетами, в основном идентичными авиационной ПКР Х-35, которую теоретически может нести и вертолёт. В таких условиях при ударе на большую дальность, к дальности ПКР прибавляется боевой радиус вертолёта.


Самое главное – удар, наносимый вертолётами, имеет куда меньше шансов демаскировать корабль.

Есть и ещё один фактор – проблема «ракетной горки».

«Ракетная горка»

Большинство противокорабельных ракет, стартуя с корабля, даже при полностью маловысотном профиле полёта, сначала делают «горку». Это относится и к ПКР 3М54 «Калибр», и к ПКР «Уран» (в меньшей степени, правда). У американцев это относится и к «Гарпуну», и к любой ПКР, запускаемой из установок вертикального пуска.




Особняком стоят гиперзвуковые ракеты, которые поднимаются на высоту в десятки километров и оттуда идут на цель со снижением. Для последних пусков «Циркона», например, эта высота составила 28 километров. Если когда-нибудь у американцев появятся такие же ракеты, то и у них тоже будет такой же «профиль» полёта.

Гиперзвуковые ракеты имеют очевидные достоинства. Но вот то, что они демаскируют место, из которого носитель их запускает – это их крупный минус. Впрочем, это тема отдельного разбора.

Насколько «проблема ракетной горки» серьёзна?

Считаем.

Допустим, наш корабль выполняет ракетный удар ракетами 3М54 по кораблю противника в 60 километрах. Чуть позже мы вернёмся к тому, почему такая маленькая дистанция. Пока просто посчитаем.

Допустим, у кораблей одинаковая высота антенн – 35 метров над уровнем моря. Тогда дальность прямо радиовидимости, на которой один корабль мог бы засечь другой – 48,8 км. А между ними – 100. Допустим, атакуемый корабль идёт с включённой РЛС обнаружения воздушных целей. И так мы его и нашли, по её излучению.

Допустим, наша ракета делает «горку» высотой 100 метров от уровня палубы или 120 над уровнем моря. Тогда, дальность прямой радиовидимости корабля цели по нашей стартующей ракете как раз 60 километров и будет. То есть противник может установить и факт атаки, и место, откуда она ведётся. И, соответственно, успеет до подхода нашего залпа к нему, отправить к нам свой – а мы-то этого хотим избежать!

Конечно, при ударе на большую дальность (на те же 100 километров, например) уже ничего такого не произойдёт – расстояние слишком велико. Но никогда не надо недооценивать противника. Вполне возможна такая ситуация, когда у него в группе есть ещё один корабль, который мы не обнаружили и который находится к нам куда ближе.


Другой пример.

Допустим, что противник тоже ищет нас с помощью вертолёта, и он у него находится в 10 км от своего корабля, в сторону, противоположную той, в которой находится наш атакующий корабль на высоте 300 метров. Тогда этот вертолёт заметит пуск ракет, хотя наш корабль будет находиться вне его дальности прямой радиовидимости.

Есть ли ракеты, у которых проблема «горки» не стоит так остро?

Есть. Это «Оникс».

Смотрим на то, как происходит пуск этой ракеты (с кораблей – то же самое).


Фото (пуск с ПЛА «Северодвинск»).


Как видно, «горка» у неё минимизирована. И это не просто так. Ониксы – предпочтительны, с точки зрения скрытного залпа по противнику.

По всей видимости, в мире нет мощных ракет, лучше подходящих для боя, с точки зрения скрытности пуска, чем «Оникс».

Естественно, речь идёт о пуске по полностью маловысотной траектории. Их «горка» намного ниже, чем у 3М54 «Калибр». И остаётся только пожалеть, что у тех же фрегатов проекта 11356 этих ракет в боекомплекте нет.

Таким образом, из-за «горки» в некоторых случаях противник может получить и предупреждение об атаке, и данные о месте атакующего корабля.

И это тоже причина для того, чтобы при любой возможности использовать в атаке вертолёты с ПКР.

Но иногда это не будет получаться. И тогда придётся атаковать самостоятельно.

Удар корабельными ракетами

Если командир атакующего корабля должным образом обеспечил скрытность нанесения ракетного удара и выиграл борьбу за первый залп, то второй по важности его задачей является не вызвать ракетный удар по себе уже в процессе боя.

Ещё одной задачей является необходимость отправить ракеты точно на те цели, которые нужно поразить. Теоретически, если вскрыт состав отряда боевых кораблей противника и их построение, если корабли в ордере идентифицированы, если есть техническая возможность запрограммировать ПКР на атаку конкретных целей в ордере, то ракеты поразят именно назначенные цели.

На практике такая идиллия почти недостижима. Всегда что-то известно неточно, реальных радиолокационных «портретов» как минимум части целей нет. Да и ракеты некоторых типов просто не предусматривают селекцию целей, захватывая или самую первую, попавшую в ГСН, или самую радиоконтрастную.

При атаке целей вертолётами такая проблема тоже существует.

Но там хотя бы можно произвести пуск с такого курса, который хотя бы в теории приведёт ракету к нужной цели. Допустим, «звездный» налёт тройки вооружённых ПКР вертолётов, скорее всего, приведёт к тому, что даже примитивные ГСН ракет захватят именно три разных цели. И если ПВО кораблей противника не является чем-то значимым, то можно действовать именно так. Кроме того, против некоторых кораблей вертолёты могут просто выполнять пуск своих ракет, наблюдая цель с помощью РЛС.

У корабля такой возможности нет. Поэтому необходимо подходить к планированию удара со следующими критериями.

1. Углы поворота противокорабельных ракет после пуска задаются таким образом, чтобы выход залпа на цель происходил не со стороны атакующего корабля. Если дальность до атакуемой цели слишком мала, и противник увидит «горку», то это требование непринципиально. Но если нет, то залп должен придти к цели не с тех курсов, которые «ведут» к атакующему кораблю.


2. Если применяемые ракеты не могут распознавать цели или данные о целях недостаточно точны (например, известно, что это отряд боевых кораблей, ясно количество, но не все классифицированы), то необходимо «разводить» залп на несколько направлений, чтобы в сектор захвата ГСН ПКР попадали разные части ордера противника. Иначе все ракеты просто наведутся на одну-две цели, а остальные останутся необстрелянными.

Залп ракет нужно «разводить» таким образом, чтобы ракеты подходили к цели более-менее одновременно, с малым размахом залпа, а не последовательно, как они запускаются. Впрочем, это широко известно, как и то, что должно быть обеспечено перекрытие радиолокационных полей ГСН ракет по фронту залпа, тогда вероятность поражения цели выше.

Из этого следует важнейший вывод – стрелять на предельные дистанции будет возможно очень редко или невозможно вообще. Ракета, которую «выводят» на цель «в обход», пролетит намного большее расстояние, чем расстояние между атакующим кораблём и атакуемым. Так, если стрелять ПКР «Оникс» по цели на расстоянии примерно в 100 км, то при выводе залпа на цель с разных направлений, «Ониксы» пролетят расстояние, весьма близкое к их максимальной дальности полёта.

3. Оценка численности залпа определяется, исходя из того, какими возможностями по отражению удара обладает противник. О том, какие принципы применяются при оценке потребной численности ракет в залпе рассказано в статье «Реальность ракетных залпов. Немного о военном превосходстве». Там же даны упрощённые (в своём первоначальном варианте) залповые уравнения (без учёта вероятностей наступления каждого события – успешного старта ПКР, её технической исправности и рисков недолёта до цели, вероятности перехвата ПКР зенитными ракетами противника и т.д.) и объяснено их значение.

В настоящее время для оценки успешности залпа применяется более сложный математический аппарат, который учитывает как залповую природу ракетного боя, так и все эти вероятности.

Тут нужно сделать одну оговорку.

Руководящие документы ВМФ требуют, чтобы залп выполнялся тогда, когда вероятность успешного поражения целей достаточно высока.

В то же время американские оценки реальных боестолкновений с применением ПКР говорят о следующем – повторное моделирование реально имевших в ходе танкерной войны в Персидском заливе ракетных атак говорит о том, что против целей со слабой ПВО ракетные атаки оказывались успешными в условиях, когда вероятность поражения цели (обсчитанная для обстановки непосредственно перед атакой, которая потом по факту оказалась успешной) в среднем оказывалась равной 0,68.

Особых выводов из этого делать не будем. Ограничимся лишь предположением, что, возможно, кое-что в отечественных подходах нужно пересмотреть.

В итоге, если всё получилось, то противник, до этого просто подозревавший о том, что он тут не один, обнаруживает подход нескольких ракетных залпов с разных курсов. И ему придётся вести тяжёлую борьбу за выживание, исход которой даже для кораблей с системой AEGIS будет непредсказуем. Для того, чем вооружены, например, ВМС Турции, наоборот – вполне предсказуем.

Надо, однако, понимать, что и противник может сделать всё то же самое. Причём, в отличие от ВМФ России, вертолёты с ПКР у наших «оппонентов» есть уже сейчас. Имеется и боевой опыт, анализ которого доступен всем дружественным Великобритании странам.

Есть некоторые частные случаи морского боя, о которых нужно сказать отдельно.

Уроки «Богомола» или поножовщина в лифте

18 апреля 1988 года ВМС США провели в Персидском заливе операцию под кодовым названием «Богомол».


Приводить её детали не будем, они легко находятся в Интернете.

Нам интересен бой между иранским корветом «Джошан» и отрядом американских кораблей в составе ракетного крейсера «Уэйнрайт» (USS Wainwright), фрегата «Симпсон» (USS Simpson) и фрегата «Бэгли» (USS Bagley).

Понятное дело, что корвет был обречён, хотя первую ракету пустил именно он. Вопрос, однако, не в этом. А в том, как этот корабль был уничтожен.

Фрегат «Симпсон» поразил корвет двумя зенитными ракетами SM-1, а крейсер – одной SM-1ER. При этом третий корабль – фрегат «Бэгли» выпустил по корвету ПКР «Гарпун». Но из-за разрушений надстройки корвета ГСН ПКР не смогла захватить цель и прошла мимо.

Заметим, что Персидский залив – это зона интенсивного судоходства, с огромным количеством торговых судов, и, что ещё важнее, военных кораблей разных стран. Ушедшая мимо цели ПКР в таких условиях могла бы наделать дел. Но обошлось.


Нам же важен факт – идущая на цель в горизонтальном полёте ПКР может промахнуться мимо цели с низкой высотой корпуса и надстройки над водой.

Запомним это.

Это очень важно потому, что есть вещи, куда хуже «чужой» ПКР в борт – это своя ПКР в борт нейтралу, с большими потерями, например, круизному лайнеру.

В другом бою эсминец «Джозеф Стросс» (USS Joseph Strauss) совместно с палубным штурмовиком А-6 поразил и уничтожил иранский «фрегат» «Саханд», что стало первым успехом «Гарпуна», запущенного с надводного корабля в этой операции.


Выводы, которые сделали американцы из этой операции следующие (перечислено то, что относится к ведению морского боя):

1. В условиях с интенсивным гражданским судоходством крайне важна, если не обязательна, визуальная (!) идентификация цели перед атакой.

2. Наличие любых летательных аппаратов (хоть вертолётов, хоть самолётов) жизненно необходимо для разведки и целеуказания.

3. В бою на дистанции видимости предпочтительнее использовать зенитные ракеты. Статистика ракет SM-1 в той операции – 100 % попаданий в цель. Статистика запущенных «Гарпунов» – только 50 %, хотя эффект от удара «Гарпуна» в разы мощнее.

Это важные подробности.

Всё, описанное выше, про бой надводных кораблей или их отрядов относится к ситуации боя на относительно больших дистанциях, когда противники вообще не видят друг друга. И, надо сказать, что такой сценарий является базовым.

Но в случае, когда бой идёт в акватории с небольшой площадью, когда вокруг полно нейтральных целей (в том числе военных), дистанции сокращаются.

Если противник применяет малоразмерные корабли и катера с низким силуэтом, то намного более предпочтительно применить против них зенитные ракеты, а не противокорабельные. Кроме того, есть серьёзные основания считать, что и при атаке больших надводных кораблей противника зенитные ракеты предпочтительнее – их разрушительная мощь при ударе по небронированным кораблям очень велика, а подлётное время меньше в разы. Кроме того, зенитные ракеты намного труднее сбить, даже если противник готовился к отражению удара.

Сочетание трудностей выявления и классификации целей и того, насколько серьёзный ущерб наносят НК зенитные ракеты, привело американцев к отказу от размещения ПКР «Гарпун» на новых эсминцах.

Нам, конечно, не следует так делать.

А вот помнить, что именно ЗУР более эффективны в ряде условий, необходимо.

Разбор морского боя у берега Абхазии 10 августа 2008 года

Разберём (с учётом всего вышеописанного) морской бой между грузинскими катерами и российскими кораблями, охранявшими БДК «Цезарь Кунников» и БДК «Саратов» на переходе к берегу Абхазии.

Официальная версия доступна в интернете. Как и описания странностей этого события.

Так, известно точно, что ни один из грузинских ракетных катеров не был потоплен в ходе боя – их всех уничтожили десантники легендарного 45-го полка спецназначения ВДВ. Когда это выяснилось, то возникла версия, что в бою был потоплен сторожевой корабль «Гантиади», вооружённый зенитной пушкой калибра 23-мм и несколькими пулемётами, бывший рыболовный сейнер.


Точно известно, что МРК «Мираж» действительно применил ПКР П-120 «Малахит». Об этом говорит состояние пусковой установки правого борта по возвращении в базу.


С этим утверждением полностью состыковывается факт попадания фрагментов ПКР П-120 на борт сухогруза «Lotos-1». П-120 оснащена аппаратурой самоликвидации (АСЛ), которая подрывает ракету при пропуске цели. То, что рассказывает экипаж сухогруза, по описанию полностью соответствует тому, как работает АСЛ.


Таким образом, мы смело можем утверждать, что ПКР «проскочила над целью», что бы этой целью не было.

Так как всё, что ВМС Грузии могли вывести в море, отличалось малой высотой над ватерлинией, логично предположить, что как минимум одна П-120 повторила «подвиг «Гарпуна» при американской попытке атаковать этой ракетой иранский корвет (по факту тоже катер с водоизмещением 265 тонн).

Это опять заставляет нас задуматься об ущербе третьим сторонам.

В той войне часть американского руководства активно добивалась нанесения бомбовых ударов по Рокскому тоннелю, а, следовательно, и по российским войскам. Удар по нейтральному судну с человеческими жертвами мог бы привести к тому, что точка зрения американских «ястребов» возобладала бы. Политические последствия может себе представить каждый.

Что ещё мы видим в этом бою?

Столкнувшись с тем, что ПКР не поразила цель (а она не поразила, это невозможно было не понять), экипажи кораблей применили зенитные ракеты ЗРК «Оса». Успешность этого применения до сих пор вызывает споры среди общественности.
Ещё одним важным моментом является то, что наши корабли шли с включёнными РЛС. В принципе, это нельзя считать ошибкой именно в данном случае – ситуационную осведомлённость ВМС Грузии обеспечивали береговые РЛС, прятаться было бессмысленно.

В то же время, будь эти РЛС уничтожены заблаговременно (например, авиацией ВВС России) и будь у экипажей грузинских катеров возможность засечь РЛС российских кораблей, то вопрос сохранения скрытности на переходе мог бы встать очень остро. Некоторые из грузинских единичек вполне могли бы отправить свои ПКР с достаточно большого расстояния, чтобы остаться незамеченными.

В каком-то смысле нашим повезло. Причём не только флоту.

Ещё обращает на себя внимание неиспользование авиации для разведки в интересах конвоя. Это традиционный порок отечественного флота, который не изжит до сих пор. Который никто и не собирается изживать. И который может стоить в итоге очень дорого.

Что могло бы получиться в наихудшем варианте?

Грузинские катера, пристроившись в гражданский трафик (он там был), на малом ходу двигались бы на соединение в точке, из которой можно было бы атаковать российский отряд. Засекая излучение РЛС российских кораблей и не выделяясь из гражданского потока судов до самого последнего момента, они могли бы предпринять синхронный быстрый выход на рубеж пуска ракет. Пуск по сходящимся курсам с разных точек извне дальности прямой радиовидимости наших кораблей и отход на предельной скорости.

Что должно было бы произойти?

Вообще говоря, их должны были бы уничтожить ВВС в базе. Но если бы этого не произошло, то у отряда боевых кораблей должна была бы быть хотя бы авиаразведка. В этом случае, по крайней мере, был бы снят риск удара по БДК – корабли могли бы отвернуть, вместе с тральщиками. А бой с катерами приняли бы МПК и МРК, не связанные необходимостью охранять десантные корабли и имеющие превосходство в ситуационной осведомлённости над грузинами. Атаку можно было бы спланировать лучше. Возможно, удалось бы кого-то уничтожить.

Возникают вопросы и о наших подходах к оружию.

П-120 в прошлом нормально поражала малоразмерные суда-мишени и щиты. Оснований считать, что она будет промахиваться мимо цели, не было. Но вот после этой войны надо было бы сделать кое-какие выводы в части ударов по малоразмерным целям с малой высотой над ватерлинией. Такие цели лучше атаковать с помощью ракет, заходящих на цель сверху. Об этом говорит, как наш опыт, так и американский. Причём опыт реальных военных действий.

Насколько эта проблема решена сегодня, вопрос открытый.

Скорее всего, её можно было решить на уровне модернизации ГСН даже старых ракет. Возможно, когда-то на эту тему будет дан какой-то комментарий со стороны ВМФ.

Ну и явным образом действия отечественного ВМФ в войне с Грузией говорят о том, что иностранный (американский) опыт в боевой подготовке наших сил не учитывался даже тогда, когда его было кому изучать и анализировать. И это было глубоко неправильно.

Сейчас же (после реформы Сердюкова-Макарова) структура, ответственная за анализ иностранного боевого опыта, в ВМФ отсутствует. Выводы из него делать просто некому.

Отражение залпа противника

Что произойдёт, если противник всё-таки сможет осуществить ответный залп до поражения своего корабля (своих кораблей)?

Исключать такое никак нельзя.

Сражаются люди. И, как показывает опыт, некоторые из них воюют лучше, чем другие. Кроме того, есть очень важный, но абсолютно никак не прогнозируемый – фактор удачи.

С учётом реалистичных дистанций для корабля, осуществляющего поиск цели самостоятельно, это означает невозможность выхода «из под залпа» ходом и манёвром. Кораблю (или кораблям) придётся отбивать этот удар, используя свои ЗРК и станции помех.

Есть, однако, несколько возможностей, которые позволяют резко поднять шансы на отражение такого удара.

Во-первых, как уже говорилось, современный морской вертолёт должен обеспечивать своей РЛС целеуказание для корабельного ЗРК на дальность, большую, нежели это делает корабельная РЛС. Это позволяет отодвинуть рубеж перехвата ПКР противника.

Во-вторых, на вертолётах должна быть своя станция помех и ракеты воздух-воздух. Конечно, УР ВВ надо ещё попасть в малогабаритную малозаметную ракету типа NSM или LRASM. Да и в «Гарпун» будет непросто попасть. Но, когда нечего терять, то почему бы не попробовать? Тем более что отработать поражение ПКР можно на наших «гарпунообразных» ракетах-мишенях РМ-24.

Но даже в самом плохом варианте, когда УР ВВ не наводятся, а помехи не действуют (для NSM это будет именно так), есть наведение для ЗРК.

Есть и ещё кое-что.

Ракеты с радиолокационной ГСН, те же «Гарпуны» и многие другие могут быть сбиты с толку ложными целями.

В простом варианте корабль, получивший предупреждение об атаке (например, из-за «ракетной горки» противника), может сбросить надувные уголковые отражатели на воду и отходить с предельной скоростью таким курсом, чтобы надувные ЛЦ остались бы на предполагаемом боевом пути подлетающих ракет противника между кораблём и ракетами. Тогда, если у противника ПКР без возможности селекции целей, то залп попадёт в ложные цели.


Ещё более интересной возможностью является быстрый сброс на воду безэкипажного катера с автоматически надувающимися уголковыми отражателями.

Таким катером можно управлять, подставляя его под удар ракет противника. Сочетание такого катера и средств РЭП может дать неплохие шансы отвести залп от корабля, даже не применяя ЗРК. Но реально, конечно, будет иметь место комбинация между использованием ложных целей, вертолётов, средств РЭП и корабельных систем ПВО.

Что требует высокой боеспособности этих систем, отработки личным составом задач по отражению ракетного удара на реальных целях. И наличия всех необходимых средств (БЭК, ложные цели, вертолёты) с соответствующими ТТХ.

Бой на уничтожение

Что если обмен залпами произошёл, стороны нанесли друг другу потери в кораблях и вертолётах, израсходовали свои противокорабельные ракеты, но полного уничтожения противоборствующей стороны не добились?

Теоретически здесь могут быть разные варианты.

Командиры обоих отрядов будут принимать решения, сообразно данным им ранее приказам и обстановке. И нельзя исключать и того, что необходимо будет идти до конца – и в соответствии с приказами, и в соответствии с обстановкой.

Тогда у противников не останется другого выбора, кроме сближения на дальность применения сначала зенитных ракет, потом артиллерии.

В этот момент решающим фактором окажется искусство командиров и подготовка экипажей. Так, чтобы получить преимущество в условиях, когда стороны окажутся на дальности применения ЗУР почти одновременно, нужно будет очень грамотно применять средства РЭБ, чтобы, столкнувшись фактически «лицом к лицу» с противником, не дать ему использовать оружие. А самому такую возможность реализовать.

Ещё более сложным будет выход на дистанцию артиллерийского огня. И тут важно добиться преимущества в боеприпасах – в распоряжении НАТО имеются различные виды управляемых и самонаводящихся снарядов калибром 127-мм, позволяющих стрелять на дальность 60 километров и более, при наличии данных о цели.

С другой стороны, такие калибры на корабли классов «фрегат» в основном не ставят. Это делаем только мы и японцы.

Нужно крайне тщательно спланировать сближение. Учитывая всё: от возможных оценок обстановки противником, которые надо попытаться предугадать, до времени суток.

Ответный огонь артиллерии противника может оказаться в десятки раз точнее и смертоноснее.


Также, оказавшись в невыгодной ситуации, нужно иметь возможность оторваться от противника, идущего на сближение.

Для этого крайне важно, чтобы у кораблей, которые могут оказаться в такой ситуации, скорость позволяла выполнить отрыв от противника. Сегодня мировым трендом является снижение максимальной скорости кораблей. Единственная страна, которая последовательно борется за каждый узел и пытается обеспечить себе превосходство в скорости своих новых кораблей над любым противником, это Япония.

Остальные страны явно утратили понимание значения скорости. И, возможно, им придётся за это дорого заплатить.

В целом нужно отметить, что для занятия выгодной для залпа позиции и для отрыва от противника, скорость критична.

Заключение

Несмотря на то, что самым разрушительным средством ведения войны на море является авиация, а вторым по важности в ведущих флотах призваны атомные подводные лодки, риски того, что надводным кораблям придётся вести бой друг с другом, не уменьшились.

При этом боевой опыт второй половины ХХ века говорит о том, что вероятность вступления в бой друг с другом надводных сил существенно выше, чем вероятность боя между подводной лодкой и надводными кораблями. С учётом этих фактов, необходимо считать возможность боя между надводными кораблями – реальной.

Принципиальным для успеха в бою для надводного корабля (или отряда боевых кораблей) является, во-первых, выигрыш борьбы за первый залп. Во-вторых, выполнение этого залпа скрытно для противника, с минимальной по высоте «горкой» или пуском ракет с расстояния, на котором она не может быть обнаружена, и выведением ракет на цель с таких курсов, которые не покажут противнику реальный пеленг на атакующий корабль.

Для этого необходима тщательная разведка цели, для которой, помимо средств радиотехнической разведки, принципиально важными становятся боевые вертолёты и БЛА. Поэтому корабли будущего должны иметь усиленную авиагруппу по сравнению с тем, что имеет место сегодня. Даже два вертолёта – мало, желательно иметь как минимум 3–4. Большее количество разместить на ракетном корабле без ущерба для остальных его характеристик, видимо, невозможно. Вертолёты при этом должны быть не противолодочными, а многоцелевыми (в том числе противолодочными), с возможностью использования в том числе для поражения воздушных целей.


Необходимо обеспечить движение корабля с нулевым электромагнитным излучением.

Также необходимо оснащать корабли навигационной РЛС гражданского образца, которую можно было бы использовать в целях маскировки. Либо альтернативный вариант – нужна РЛС с возможностью подстройки под гражданские.

Во всех случаях, если есть возможность атаковать противника авиацией (вертолётами), нужно атаковать его авиацией.

В прибрежной зоне, применяя корабли и катера, не несущие авиации на борту, необходимо обеспечивать применение авиации с берега хотя бы для разведки.
В дальнейшем необходимо создавать одноразовые средства разведки и целеуказания, запускаемые из штатных ракетных пусковых установок корабля.

Для отражения ракетного удара противника необходимо расширить возможности по использованию ложных целей, в том числе буксируемых безэкипажными катерами, для чего должна быть обеспечена возможность быстрого пуска (или даже сброса) на воду катера с готовыми к немедленному применению уголковыми отражателями.

Боевые корабли должны иметь хотя бы небольшое превосходство в полной скорости над любым потенциальным противником. В крайнем случае – не уступать.

Все эти действия должны отрабатываться на учениях в обстановке, максимально приближенной к боевой.

Необходимо принимать все меры для предотвращения ущерба третьим сторонам, вплоть до применения других тактических схем, с сокращением дистанций стрельбы и точной идентификацией каждой цели.

Примерно так может выглядеть морской бой в XXI веке.

И нашему ВМФ необходимо быть готовым к таким действиям.