Отец будущего генерала служил врачом во 2-м гренадерском Ростовском полку, расквартированном в Москве, и был человеком демократических взглядов, к существующим порядкам относился критически, и подобное настроение с годами передалось сыну, в немалой степени повлияв на его будущий жизненный выбор.
Выбор пути
Служба занимала у отца практически все время, поэтому воспитанием Александра занимался денщик Егор – человек грамотный, твердого характера, обладавший, если так можно сказать, мужицкой мудростью. Грамотой он овладел по «Родному слову» Константина Ушинского. По этой же книге Егор учил читать и будущего генерала, а еще по сказкам Афанасьева. И если Егор читал Александру сказки, то отец, помимо классики, – гоголевского «Вия».
Здесь предлагаю читателям обратить внимание вот на какую деталь: в статье, посвященной «красному барону» – генералу Александру Таубе («Красный генерал шведского рода»), я привел примеры социального расизма, распространенного в Российской империи и ставшего одной из причин ее гибели. Его свидетелем с детства был и Александр, одним из учителей которого стал некий профессор Михайловский – германофил и владелец меблированных комнат. Приезжали к нему немки-актрисы и певицы из кафешантанов, любившие непринужденную болтовню с юным Самойло. Отцу это представлялось неуместным, и он поручил Егору пресекать подобного рода встречи. «Однако денщику как простому человеку казалось, – вспоминал спустя годы генерал, – неудобным ходить по меблированным комнатам».
“ Переход на службу советской власти стал для генерала Самойло совершенно естественным, то есть не было, как у многих военспецов, демобилизации из старой армии и потом вступления в РККА ”
Храбрый солдат, на плечах которого и держалась Россия, должен был ощущать себя человеком второго сорта. Причем обратите внимание, певицы и актрисы да еще немки отнюдь не считали для себя неудобным пребывать в комнатах «для господ», игнорируя сословные перегородки, въевшиеся в кровь и плоть таких, как Егор.
Увы, империя не приложила должных усилий для их разрушения. Рухнут они сами в одночасье в марте 1917 года. Не в упомянутых ли деталях, на первый взгляд бытовых мелочах – том же стеснении Егора, но связанных с острым ощущением многими в России социальной несправедливости и кроется причина будущего перехода Самойло на сторону советской власти?
В целом же домашнее образование посредством знакомства с целым пластом народной культуры – не напрасно я упомянул сказки и гоголевское произведение – и подвигло Александра в дальнейшем на служение народу в рядах Красной армии. А 3-я московская гимназия, в стенах которой он начал учебу, в свою очередь стала отправной точкой при выборе жизненного пути. Ибо в год его поступления вспыхнула Русско-турецкая война.
Отец отправился в действующую армию помощником хирурга Николая Пирогова, а дядя-артиллерист совершил подвиг, подбив турецкий броненосец, о чем даже писали в газетах. Почти сразу же после выгодного для Петербурга Сан-Стефанского мира, ставшего, впрочем, прелюдией к дипломатическому поражению России на Берлинском конгрессе, молодой человек услышал от отца сказанные тому Пироговым слова: «Война заставила Россию сдаться, как и Крымская война, перед нашим внутренним бессилием».
Насколько я понял, эпитет «сдаться» был связан с чрезмерными потерями при осаде Плевны и множеством ошибок главнокомандующего – великого князя Николая Николаевича Старшего. Под «внутренним бессилием», надо полагать, выдающийся хирург подразумевал последствия крепостного права и самодержавие. Процитированные выше слова отца стали первыми, вспоминал генерал, политическими мыслями, оставшимися в моей голове, хотя, конечно, полный смысл их оставался мне непонятен.
Уже в старших классах гимназии молодой человек испытал желание поменять ее на кадетский корпус. Отчасти из-за невысокой оценки уровня преподавания и учителей в целом. Предвзятое к ним отношение, сформированное задним числом уже в советское время? Может быть. Однако замечу, что и противник Самойло по Гражданской войне – генерал-лейтенант Антон Деникин также был не в восторге и от уровня преподавания, и от большинства педагогов в реальном училище.
Так или иначе уже с седьмого класса Александр стал просить отца перевести его в кадетский корпус. Последний же настоял на необходимости окончить гимназию и выразил желание видеть сына студентом университета. Тем не менее Александр выбрал Московское юнкерское училище. Позже, уже будучи поручиком гренадерского Екатеринославского полка, он посещал историко-филологический факультет Московского университета, где слушал лекции профессора Василия Ключевского и познакомился с будущим историком-марксистом Михаилом Покровским.
Служба и люди
В 1895-м Самойло поступил в Николаевскую академию Генерального штаба в один год с лидером Белого движения Деникиным, подробно и в красках описавшим быт и нравы академии в «Пути русского офицера». Любопытно, что связавший свою жизнь с РККА Самойло оценил систему образования и уровень подготовки преподавательского состава царской академии в довольно лояльных тонах. Тот же Деникин высказывался о ней в более критичной и даже жесткой форме, правда, на то были личные причины, о которых он подробно поведал в воспоминаниях.
Самойло окончил академию по первому разряду и, недолгое время прослужив в Казани, отправился в Киевский военный округ. На дворе стоял 1901 год. Одно из впечатлений молодого офицера от частей было следующим: «Повиновения в войсках, несмотря на либеральные высказывания Драгомирова (речь о командующем округом генерал-адъютанте Михаиле Драгомирове. – И. Х.), поддерживались палочной дисциплиной. Солдатские массы и особенно в инженерных частях, где процент рабочих был выше, не хотели мириться со своим унизительным положением, охотно воспринимали революционную пропаганду и агитацию».
Вообще что касается воспоминаний Самойло: разумеется, как и любые мемуары, они субъективны, а как мемуары советские – идеологически ангажированы. Однако нельзя не отдать должное генералу: на склоне лет он все же старался быть по мере представленных цензурой возможностей объективным. Так, во время службы в Киевском округе ему довелось встретиться с будущими военными знаменитостями – Сергеем Каменевым и генерал-лейтенантом Николаем Духониным. Первый, как известно, дослужился в царской армии до полковника и стал главкомом РККА, второй встретил октябрь 1917-го генерал-лейтенантом и командующим русской армией, не признавшим власть большевиков.
Как бы это ни показалось странным, но о Каменеве Самойло пишет в негативных тонах, а о втором – классовом враге – я бы сказал, нейтрально-положительно. И даже положительно о другом своем противнике по Гражданской войне – Юрии Данилове, будущем генерале от инфантерии и генерал-квартирмейстере штаба Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича Младшего. Данилов некоторое время прослужил военспецом у красных, но потом, уехав на Украину, вступил в возглавляемые Деникиным Вооруженные силы Юга России и закончил свои дни в эмиграции.
С известной долей симпатии Самойло вспоминал и о другом главкоме русской армии при Временном правительстве – генерале от инфантерии Михаиле Алексееве, ставшем в 1918 году одним из основателей Добровольческой армии. Классовый враг, но: «Это был прямой и простой человек, у которого слова не расходились с делом… Он обладал большой работоспособностью… Я высоко ценил его как стратега».
Правда, на фоне приведенных, в общем-то, непредвзятых оценок несусветной глупостью выглядит еще Временным правительством опровергнутое мнение о якобы сообщении императрицей Александрой Федоровной секретной информации военного характера германскому императору Вильгельму II, которого она на самом деле на дух не переносила. Увы, Самойло не преминул вставить в воспоминания, как бы сейчас сказали, фейк. Хотя допускаю: за него это сделали редакторы.
Оценивая предварявшие начало Первой мировой события в Европе, Александр Александрович писал, что на фоне держав Антанты и Тройственного союза более искренней и миролюбивой была политика России как великой славянской державы по отношению к родственным народностям балканских стран.
Обращает внимание отсутствие дежурного для советских мемуаров обличения российского империализма, хотя правящие круги в Петербурге меньше всего заботили вопросы славянского единства, особенно в свете натянутых отношений с Болгарией. А вот проливы отечественных буржуев и помещиков интересовали. Впрочем, Самойло верно оценивал политическую роль России в коалиции – она была схожей с той, подчиненной, какую играла Австро-Венгрия по отношению к Германии: «В отношениях Франции и России последняя в силу зависимости по займам была вынуждена жертвовать своими интересами в пользу Франции».
Интересна характеристика, данная Александром Александровичем великому князю Николаю Николаевичу. В Ставке Самойло служил штаб-офицером и имел возможность непосредственно наблюдать за его деятельностью: «В предвоенный период он был строгим строевиком-кавалеристом на посту инспектора кавалерии, но без широких взглядов на роль и задачи ее в условиях современной войны. К его сугубо дурным сторонам я лично отношу слабость воли и мелочность характера, проявлявшегося в отсутствии твердого управления фронтами».
Добавлю к этой цитате еще один эпизод: когда, если не ошибаюсь, в Петербургском военном округе была подготовлена штабная военная игра, Николай Николаевич счел нужным ее отменить, отправившись на псовую охоту. И тем не менее будущий командарм находил великого князя фигурой во главе армии более предпочтительной, нежели возглавивший ее в 1915-м царь. В том же году Самойло был переведен на должность помощника генерал-квартирмейстера штаба армий Западного фронта, где познакомился с будущими советскими военачальниками – генерал-майором Павлом Лебедевым и подполковником Борисом Шапошниковым.
Жизнь в эпоху перемен
1917-й Александр Александрович встретил генерал-майором. Падение самодержавия в его глазах стало естественным ходом событий. Наверное, подобная сентенция не могла не появиться в мемуарах царского военачальника, перешедшего на сторону советской власти. Однако в подобных тонах о крушении монархии пишут и те, кто большевикам вовсе не сочувствовал, – Деникин, например. Да и сама реакция общества, в том числе и армии, свидетельствует о повсеместном равнодушии к фигуре почти всеми покинутого царя. Почему такое произошло – тема для отдельного разговора.
В хаосе весенних революционных событий Самойло получил должность генерал-квартирмейстера штаба 10-й армии Северо-Западного фронта. Армия пребывала в полном бездействии. Распропагандированные части не желали в большинстве своем воевать. Сам генерал вспоминал о какой-то даже оторванности от мира размещенного в Молодечно штаба. Так продолжалось до эпохальной даты в российской истории, когда, как писал Самойло, «исторический выстрел «Авроры» прозвучал и для нас».
Александр Александрович распоряжением Совета народных комиссаров в качестве председателя военной делегации должен был отправиться в Брест-Литовск для ведения переговоров с немцами о заключении мира. В своих мемуарах генерал не пишет о предварительных контактах с большевиками, что представляется несколько странным. Ибо столь ответственное назначение могло быть произведено в приказном порядке, но вряд ли без консультаций. Сам Самойло вспоминал о полной неожиданности, которой ознаменовалось для него назначение. Интересно, что, по его собственным словам, переход на службу советской власти для него стал совершенно естественным, то есть не было, как у многих военспецов, демобилизации из старой армии и потом вступления в РККА.
На переговорах он довольно тесно общался с возглавлявшим немецкую делегацию начальником штаба германского Восточного фронта генерал-майором Максом Гофманом. Последний, судя по воспоминаниям нашего генерала, относился к русским офицерам, равно как и к нему лично, хоть и с некоторой, столь свойственной немцам надменностью, но все-таки с уважением. Во всяком случае при отъезде из Бреста личным приказом Гофмана в распоряжение Самойло и сопровождавшего его телеграфиста был предоставлен экстренный поезд, состоявший из четырех вагонов. И это притом что к тому времени Александр Александрович уже не принимал участия в переговорах.
Интересно, что еще во время переговоров Гофман устроил для Самойло поездку в штаб командующего Восточным фронтом генерал-фельдмаршала принца Леопольда Баварского. Следуя распоряжению новой власти, генерал предусмотрительно спорол погоны и лампасы, а также снял все ордена, хотя мог это сделать и после визита, о чем, собственно, его и просил Гофман.
Больше того, в несколько завуалированной форме ему было рекомендовано остаться на оккупированной германцами территории, как это сделали некоторые офицеры – представители русской делегации, по словам одного из немцев, не пожелавших нарушить присягу царю и будто бы заявивших, что им честь не позволяет служить врагам России. Самойло дал на это достойный ответ: во-первых, царь сам отрекся от престола, во-вторых, в столь драматичный период российской истории он как раз считает делом чести остаться со своим народом.
После различных перипетий Александр Александрович получил назначение на должность заместителя командующего Западной завесы генерал-лейтенанта Владимира Егорьева. Без колебаний перешедший на сторону большевиков Самойло выступил противником демобилизации старой армии, особенно в условиях развернувшегося германского наступления и еще только наспех сколачиваемых красногвардейских отрядов.
Позиция обоснованная, другое дело, что остановить стихийный процесс демобилизации даже приказными мерами представлялось крайне затруднительным в условиях, когда массы уставших от непонятной для них войны, облаченных в солдатские шинели крестьян устремились в свои деревни, боясь не успеть к разделу вожделенной помещичьей земли.
Рейд на Шенкурск и победы на севере
Служба под началом Егорьева оказалась недолгой: в апреле генерал отправился на север начальником штаба только-только созданного Беломорского военного округа. Я допускаю, что именно на севере Самойло окончательно убедился в правоте сделанного им выбора в пользу новой власти. Ибо на берегах Северной Двины ему пришлось сражаться с империалистическим интернационалом: шотландцами, англичанами, канадцами, американцами. Кроме того, британцы бомбили с воздуха не только позиции Красной армии, но мирные деревни и вообще вели себя на территории России как в собственных колониальных владениях.
Местные большевики далеко не сразу облекли бывшего царского генерала доверием. Так, по прибытии его в Архангельск и выраженную готовность служить Советам последовал ответ: «А мы еще посмотрим, что вы за птица». Смотрели недолго: выезды на передовую, полученная там контузия, энергичная деятельность Александра Александровича по налаживанию обороны края привели к тому, что уже в сентябре 1918-го он возглавил штаб сформированной для борьбы с белогвардейцами и интервентами 6-й армии, а спустя пару месяцев стал ее командующим.
В этих двух должностях в полной мере и проявился военный талант генерала. Зимой 1919-го им была спланирована и блестяще осуществлена Шенкурская операция, в результате которой большевики вернули контроль над стратегически важной железной дорогой Архангельск – Вологда. Уникальность операции заключается в нанесенном красными поражении прежде всего интервентам. К слову, это было первое в истории прямое военное столкновение русских и американцев.
Грамотные действия Самойло также предотвратили соединение захвативших к тому времени Пермь сибирских армий адмирала Александра Колчака с белыми войсками на севере, что приводило бы к созданию ими единого фронта от Урала до Архангельска и существенному ухудшению стратегического положения советской России. Примечательно, что общее командование белыми на севере осуществлял генерал-лейтенант Евгений Миллер, лично знакомый Самойло по совместной службе в Главном управлении Генерального штаба.
Неприятель оценил военный талант Александра Александровича и вполне официально после ожидаемой победы белых приговорил его к позорной для офицера казни через повешение. Среди противников генерала оказался и еще один его старый знакомый по Петербургу – английский генерал-майор сэр Альфред Нокс, некогда подаривший Самойло лондонскую сумку для карт. Впрочем, Нокс быстро разобрался в бесперспективности пребывания англичан на севере России и отправил, по словам Александра Александровича, на Родину телеграмму: «Когда 150 миллионов русских не хотят белых, а хотят красных, бессмысленно помогать белым».
Военный талант командарма, равно как и готовность служить новой власти не за страх, а за совесть, оценили и в Москве, в мае 1919-го назначив его командующим Восточным фронтом, где сложилась крайне тяжелая для советской республики обстановка. Колчаковские войска взяли Ижевск и Уфу, развернув наступление на Казань, которая должна была стать плацдармом для последующего удара на Москву. На юге России деникинские армии также перешли в наступление на Царицынском и Харьковском направлениях.
Пикантность ситуации заключалась в том, что в момент напряженных боевых действий командарма переводили на должность командующего фронтом, ни с войсками, ни с оперативной обстановкой которого он не был знаком. Хуже того, предыдущий командующий Каменев никуда не уехал и влиял, внося неразбериху в управление, на возглавлявшего Реввоенсовет Якова Гусева, часто оспаривавшего решения Самойло, а позже публично обвинившего его в троцкизме. Это обвинение уже в 1935 году публично повторил маршал Михаил Тухачевский, в мае 1919-го возглавлявший 5-ю армию Восточного фронта и вступивший в конфликт с командующим. Чем могло грозить человеку подобного рода обвинение, полагаю, объяснять не надо. Обошлось.
Инициированная амбициями Каменева, Гусева и Тухачевского нездоровая обстановка на Восточном фонте стала известна в Москве, и Самойло вернули на должность командующего 6-й армией. Под его руководством она нанесла окончательное поражение белогвардейцам и интервентам на севере, среди которых, помимо вышеназванных, оказались и итальянцы. О боевых заслугах командарма свидетельствуют два ордена Красного Знамени.
В завершение войны Самойло принимал участие в качестве военного эксперта в переговорах по заключению мирных договоров с Финляндией и Турцией. А потом Александр Александрович много лет трудился на преподавательской работе – на благо Родины и Красной армии, у истоков которой он стоял, а не прозябал в эмиграции, как многие его сослуживцы, не пожелавшие служить советской власти и своему народу. Умер он в 1963 году.
