Многолетняя «борьба» современных поляков с памятниками советским воинам-освободителям до сих пор кому-то кажется чем-то неожиданным и даже удивительным. Между тем, знакомство с воспоминаниями наших военных, имевших дело с поляками в годы Великой Отечественной, могло бы помочь избавиться от такого удивления и понять, что такое национальные традиции и польский менталитет.
Вот, например, какой поучительный пример польской «благодарности» описал Владимир Семенович Туров (сайт « Я помню»). Он, опытный пехотный офицер, после тяжелого ранения стал в конце войны командиром роты при советской военной комендатуре немецкого города Гинденбург. На этой должности встретил Победу и продолжил службу.
С немецким населением особых проблем не было: «Хочу сказать, что в Гинденбурге не было никакого организованного сопротивления, немцы в подавляющей своей массе, люди очень дисциплинированные. Помню лишь единичные случаи нарушений, и то незначительных... с немцами сложились нормальные, рабочие отношения. Жили мы, можно сказать дружно, совместно решали возникающие проблемы. Но все изменилось в июле 1945 года».
Что же произошло? А вот что: «Эта территория отходила Польше, и все немцы должны были уехать за Одер. Вот тут началось… Вопросами депортации полностью руководили поляки, и они сделали все возможное, чтобы процесс отъезда с родной земли оказался для немцев долгим и крайне мучительным. Независимо от статуса и состояний, все немцы обязаны были покинуть свои дома, оставить почти все имущество. Поэтому к нам в комендатуру очень часто стали обращаться немцы с просьбой помочь остаться или уйти в советскую зону оккупации… Но, к сожалению, у нас тогда уже не было никакой возможности помочь этим людям».
Немецкий город Гинденбург стремительно превращался в польский город Забже: «В Гинденбург стали массово приезжать поляки и заселять оставленные немцами дома. Вот тут себя поляки показали… Начали открываться польские кафе и магазины, стали даже продавать мороженое… Потом нам сообщили, что в одном из польских ресторанов устроили настоящий бордель. Комендант отправил меня проверить этот факт. Я переоделся в гражданское и пришел туда с одним из своих сослуживцев. Да, действительно, не успели мы зайти, как к нам подлетели девицы с «предложениями». Мы посмеялись, посидели для приличия, поблагодарили и ушли. Доложили Агниошвили (советский военный комендант города – М.К.), а он в свою очередь польскому коменданту. Бордель прикрыли, но с тех пор этот комендант стал посматривать на меня с явной недоброжелательностью. Причем, этот польский майор с самого начала с высокомерием относился к нам и к немцам. Он никогда не снимал перчатку с правой руки и здоровался только левой».
Любопытно было бы узнать – «крышевал» пан польский майор в одной перчатке бордельчик «за долю малую» или просто был там самым почетным и желанным клиентом? В любом случае понятно, что вынужденное закрытие публичного дома он воспринял как очередное москальское издевательство над самым святым для польского офицера, как смачный плевок в его хронически легкоранимую душу.
Поляки, разумеется, не упускали случая пожаловаться на то, что им «недодают»: «Еще запомнился случай с мельницей. Там работала отличная 4-этажная мельница с автоматизированным управлением, и наше командование решило демонтировать с нее оборудование и отправить в счет репараций в Россию. Но поляки пожаловались на самый верх, и наш комендант получил письмо от самого Сталина. Мол, мельницу не демонтировать, оставить полякам».
Конечно же, поляки не могли не «отблагодарить» своих советских благодетелей и за подаренный город, и за мельницу. Использовали для этого мороженое: «Один наш майор из саперной части решил полакомиться и чуть не умер. Стали разбираться и в мороженом обнаружили битое стекло».
Саперному майору, надо полагать, немало пришлось потрудиться над тем, чтобы обезопасить город от мин. Могли ли поляки не «отблагодарить» его битым стеклом? Даже странно это было бы с их стороны и совсем не ясновельможно.
Сейчас, вероятно, внучки и правнучки «тружениц сферы сексуальных услуг» в городе Забже гордо рассказывают о подвигах бабушек и прабабушек, умело замаскировавшихся в целях конспирации героинь – подпольщиц. А потомство пана польского коменданта всегда будет помнить о том, как тяжко пострадал их предок от советских грубиянов и «оккупантов».
Максим Кустов
Читайте нас: