Окончание. Начало читайте в предыдущем номере.
Электросварка Патона меняет электрогефест
В конце 20-х годов, когда Евгений Патон вовсю занимался восстановлением мостов и их строительством уже в Советском Союзе, он задумался над переходом от клепаных конструкций к сварным. В разы снижалась трудоемкость сооружения мостов, достигалась огромная экономия металла, радикально сокращались сроки строительства. Но как это сделать, если электросварка для него пока терра инкогнита, а страна слишком отстала от Запада по части современных технологий? Но в 1929 году русский инженер, которому было уже под шестьдесят, с юным пылом кинулся осваивать совершенно новую научно-прикладную сферу. Не на пустом месте: электросварку (под названием электрогефест) изобрел в 1883 году Николай Бенардос, а подхватил его работы Николай Славянов в 1890-е годы.
“ Зарабатывай Российская империя и СССР только на добыче и продаже сырья, эпохальные разработки академика Патона никогда бы не реализовали ”
Патон решил продолжить их дело в 1929-м. Хотя и трудился Евгений Оскарович в Киеве, в Академии наук Украинской ССР, сначала у него не имелось ни лаборатории, ни оборудования, ни даже скромного помещения. Первое пристанище Патон получает на киевском заводе «Большевик», где уже был сварочный цех. Наука начинает твориться рука об руку с реальным делом. В начале лаборатория Патона состоит из одного инженера-электрика и сварщика-энтузиаста. Сваренные балки испытывают на прочность в Киевском политехе. Идея заниматься электросваркой поначалу вызывала в академической среде недоумение: мол, тема узкая, занятие не для ученого, а для инженера. Но Патон настоял на своем – и АН УССР выделяет ему три комнаты в подвале бывшей гимназии. И снова изобретатель внушает сотрудникам: работать станем рука об руку с промышленностью!
«…Электросварочная лаборатория должна не выпускать пухлые научные отчеты, а по-настоящему помогать промышленности осваивать новые способы сварки металла. Я предупреждал их, что придется много бывать на заводах, помогать там справляться с трудностями освоения сварки, готовить для заводов кадры, драться со сторонниками клепки…» – писал академик в мемуарах. Прочесть бы эти слова нынешним «манагерам» российской науки, требующим от ученых только отчетов и индекса цитируемости в журналах.
Но силы одной лаборатории ничтожны. И тогда в 1930 году Патон совершает смелый шаг: по совету своего ученика Бориса Горбунова организует Электросварочный комитет АН УССР, в работе которого участвуют заводские инженеры и рабочие-сварщики. То есть снова академик-титан идет на широчайшее вовлечение работающей индустрии в научную работу. И ведь получается!
Ученый-инженер не уставал повторять: наука и промышленность должны работать в теснейшем союзе, исследователь обязан бывать на заводах и помогать внедрению своих разработок.
«…Должен ли всем этим заниматься ученый, должен ли он воевать с теми, кто смотрит на все только со своей ведомственной колокольни? Или, может быть, наше дело – дать народу то или другое открытие и затем перейти к новым исследованиям?..
…Что может быть в наших советских условиях нелепее «жреца чистой науки»?» – читаем в мемуарах академика. Что же, тогда все это было возможным: заводы работали на всю мощь буквально повсеместно. Живая индустриализация обеспечивала энергию развивающейся науке.
Вернемся в наши дни. Возможно ли нечто подобное сегодня, когда и в Киеве, и в Москве, и в больших городах заводы массово «вымерли»? Вместо них стоят либо торгово-развлекательные центры, либо гнездилища «креаклов» (тату-салоны, рекламные агентства, кофейни и выделка абажуров), либо кварталы элитного жулья? Нет, конечно. Появись сегодня какая-нибудь технология упрочнения металла с помощью нанотеха – где ее развивать и распространять? Где заводы, что дадут заказы академическим и прикладным НИИ на новейшие разработки, что будут искать талантливых студентов вузов для работы у себя? Их нет. И нет питательной среды для ученых. А вот и в Российской империи, и в СССР заводы и фабрики работали вовсю. Именно промышленность и вытянула почин Патона. Убери сталинскую бурную индустриализацию – и чудо Патона исчезнет. Завянет и поникнет, как срезанный цветок.
Дело шло. Харьковский завод «Серп и молот» прислал на испытания каркасы двух молотилок – клепаный и сварной. По итогам их харьковчане перешли целиком на сварку. Затем то же самое сделал и запорожский «Коммунар», выпускавший комбайны.
«Этот твердый курс на тесную связь с производством, на прямую «отдачу» нашей научной работы в практику, курс на жизнь наступательную, активную и беспокойную все больше определял жизнь нашего сварочного комитета. Его члены были прикреплены к заводам и там вели свою основную работу. Киевские сварщики уже хорошо знали дорогу в комитет, заводские инженеры из других городов не только писали нам, но часто и сами приезжали в лабораторию за помощью и советом…» – вспоминал Евгений Оскарович.
Именно работа с промышленностью, прорыв сварки на стройплощадки Магнитки позволили Патону и его команде заработать средства на серьезные научные исследования. Обратим особое внимание на то, что будущий лауреат Сталинской премии фактически действовал в духе предпринимателя-новатора. Он не писал письма в наркоматы и ведомства с планами и просьбами дать деньги и ресурсы, не ждал от них каких-либо заданий. Патон на вполне рыночной основе сам зарабатывал средства и задачи себе ставил, опираясь на непридуманные нужды реального производства.
Пришла пора создавать полноценный институт вместо небольшой лаборатории.
Время поточной сварки
В 1932 году Евгений Патон разговаривал с главой АН УССР Александром Богомольцем о том, что необходимо создавать ИЭС – Институт электросварки. Но денег не хватает. Нужно строить новое здание, и Патон отвечает: «… мы понимаем, что сейчас, когда идет такая стройка, у государства каждый рубль на счету. Поэтому мы готовы обойтись самой скромной суммой, лишь бы ее хватило на здание. А что понадобится для обзаведения оборудованием, заработаем сами по договорам с заводами…»
И снова печально опускаем голову. Опять не про нынешнюю РФ. ВПК ее слишком мал по объемам, чтобы вытянуть еще и науку.
ИЭС возникает в 1934-м, за семь лет до войны. Скоро двухэтажного здания становится мало, и опять патоновцы за счет договоров о сотрудничестве с заводами возводят себе пристройки. Мало того, институт отказывается от закупок импортного научного оборудования: в ИЭС строят свои испытательные машины. А сумма заработанных на договорах с предприятиями денег вдвое превышает ассигнования из бюджета государства. И уже тогда Евгений Патон думает о том, что нужно создавать автоматы для заводской сварки, практически роботов, у которых нет усталости, рука при проведении шва не дрогнет, глаз не подведет. И каждый автомат заменит собой десяток рабочих.
Рождение сварочного автомата
Наука и практика в ИЭС шли рука об руку. Ошибаясь, подчас проваливаясь, но разработали сварочную головку лучше импортной, доказав ее превосходство на Горьковском автозаводе. Вскоре институт мог предъявить 180 рабочих проектов станков для автосварки балок, колонн, цистерн, вагонов, котлов и прочего.
Дабы намного превзойти производительность человека, патоновцы решили повышать силу тока и засыпать слоем флюса свариваемые поверхности, чтобы изолировать их от воздуха и обеспечить качество швов. Евгений Патон ставит перед институтом сверхзадачу: автомат должен быть готов в 1940 году!
«Я уже не раз на своем опыте убеждался в том, что трудные и смелые задачи куда интереснее решать, чем задачи простые и мелкие. И пусть это не покажется парадоксом, – легче решать.
Когда человеку предстоит не через бугорок перевалить, а взять в науке штурмом крутую, недоступную вершину, он собирает, мобилизует, а затем отдает все лучшее, что в нем есть, он становится сильнее, умнее, талантливее. А значит, и работать ему становится легче», – рассказывает сам ученый.
Академик (не государство!) ставит задачу: 1 июня 1940 года показать готовую автоматическую установку для сварки закрытой электрической дугой под флюсом.
Тут играла роль и общая атмосфера в СССР, магической цивилизации Сталина. Десятки миллионов людей оказались охваченными стахановским движением. Немудрено, что Евгений Оскарович – вполне в духе того ураганного времени – ставил перед своими сотрудниками задачу, казавшуюся невыполнимой.
С ней ИЭС справился к концу мая 1940 года. Автосварка Патона под флюсом вызывает острейшую заинтересованность самого Иосифа Сталина. Академика в марте 1941-го награждают Сталинской премией. Специальное постановление ЦК и правительства обязывает внедрять автоматическую сварку под флюсом по всей стране. Сталин приглашает Патона в Москву – распространять технологию и ломать сопротивление консерваторов.
Тут сразу отметим интереснейшие реалии сталинской чудесной цивилизации. Никто не разрабатывает автоматическую сварку под флюсом под узкую военно-промышленную тематику, только для производства танков и авиабомб. Нет, прорывная технология, сулящая резкий скачок в производительности и качестве труда, в экономии ресурсов, изначально планировалась для использования в мирной промышленности. Для производства сварных вагонов, агромашин, колонн и труб для нефтепереработки и химической индустрии, для автомобиле- и кораблестроения, для сварки модулей стальных мостов. Это потом ответственный за внедрение технологии в стране, замглавы правительства СССР Вячеслав Малышев станет легендарным организатором танкостроения и вовсю использует автоматы Патона для производства бронированных машин. Но первично ставка делалась не на одну «оборонку», а на всю индустрию.
Тут мы снова видим, как безбожно проигрывает нынешняя РФ в сравнении со сталинским Советским Союзом. Ведь она стремится сделать ВПК единственным тягачом научно-промышленного развития, не пытаясь провести индустриализацию по всему фронту. Накануне войны все было иначе.
«Особенно нас подхлестывали своими требованиями судостроители. Они нуждались в компактном, удобном и небольшом по весу сварочном аппарате, который перемещался бы вдоль шва собственным ходом. В том же 1939 году в институте родился такой самоходный автомат, который мы назвали сварочным трактором. (Подсказано это название было внешним сходством и тем, что наш автомат двигался по стальным листам, как сельскохозяйственный трактор по полю.) Первые наши тракторы предназначались для сварки обшивки плоскостных секций судовых корпусов и для приварки палубы и днищ.
Когда появилась сварка под флюсом, мы вернулись к этому своему трактору-первенцу. После переработки его конструкции от старой модели осталось немного. Теперь он был оснащен головкой образца 1941 года, появился бункер для флюса, ходовые бегунки перемещались до разделки шва, а скорость сварки можно было регулировать в пределах от 5 до 70 метров в час…» – вспоминал академик-легенда.
Постановление ЦК компартии и правительства СССР, вышедшее в декабре 1940 года и посвященное Патоновой автосварке, устанавливала сроки внедрения технологии, равно как и личную ответственность наркомов за порученные дела. Любопытно, как оно предусматривало поощрение новаторов. Самому Евгению Патону полагалась премия 50 тысяч рублей, 100 тысяч – на премирование наиболее отличившихся научных сотрудников его института. 1,2 миллиона рублей отпускалось на премии заводским работникам, особо отличившимся при внедрении новой технологии на своих предприятиях. Одновременно три с половиной миллиона ассигновали на постройку нового здания Института электросварки и покупку нового оборудования. Да, нынешние постановления правительства РФ – бледная тень таких вот проработанных документов.
Меня особенно поражает то, что академик Патон сам ставил задачи перед своим институтом, причем возникали они из теснейшего взаимодействия с работающей промышленностью, на коммерческой основе. А вот дальше Сталин и уже его команда смогли оценить плоды предприимчивости Патона и ему подобных новаторов, вовремя подхватив инициативу и направив в нее ресурсы государства.
Чумазые техномаги войны
Дальнейший ход событий известен. И то, как грянула война, как институт эвакуировали в Нижний Тагил, и то, как автоматы АСС («Патоны») работали с 1942 года на всех предприятиях легендарного Танкограда. Если в 1941 году на заводах страны работали всего три робота «Патон», до к декабрю 1944-го – уже 133. Причем работать на них могли подростки и женщины. Курьез: свою первую степень кандидата наук Патон получил лишь в 1945 году. Но истинной его диссертацией стали эпохальные технологические прорывы и 110 построенных мостов. Тогда государство оценивало ученых по реальным делам, а не по «индексу цитируемости».
Во время войны Патон применяет свой излюбленный прием: соединяет науку и завод. Эвакуированный ИЭС превращается практически в один из цехов Танкограда. Научные сотрудники ходят совсем не в белых халатах: они перемазаны машинным маслом, испачканы окалиной и не вылезают из цехов, налаживая работу сварочных автоматов (с конца 1941 года «Патоны» получают название АСС). За годы войны ИЭС делает то, на что в мирный период потребовалось бы двадцатилетие. В инициативном порядке, без команд из наркомата патоновцы создают свои сварочные автоматы. Упрощают их. Используют способность электрической дуги к саморегуляции. Процесс производства танков невиданно ускоряется, прочные сварочные швы выдерживают удары бронебойных снарядов. Исследуя образцы немецкой техники, ученые понимают: гитлеровские заводы варят броневые плиты вручную, качество швов намного хуже. Враг вынужден использовать при выпуске своих танков труд множества квалифицированных рабочих. А в Танкограде к пультам управления роботами АСС становятся вчерашние дилетанты: студент театрального техникума, сельский учитель-математик, чабан из Дагестана, бухарский хлопковод, художник с Украины. На АСС работают мальчишки, женщины…
Недаром в 1943-м Евгению Патону присваивают звание Героя Социалистического Труда. Он неутомим и применяет все те же научно-практические конференции, что и в 1930-м. С участием ученых, инженеров и рабочих. Например, в январе сорок третьего там шли жаркие дискуссии об автосварке…
А в 1945 году сварочные роботы-тракторы патоновцев уже вовсю работают на строительстве первого газопровода «Саратов – Москва»…
Возможны ли в РФ новые Патоны?
Вновь вернемся из славного прошлого в нашу реальность. В год 75-летия Великой Победы, плоды которой россияне ухитрились потерять. Победа наша стоит и на плечах таких титанов, как сначала царский, а потом советский, но прежде всего русский инженер Патон. Самоотверженный фанатик науки и техники, отважный новатор, пламенный русский патриот.
Сделаем выводы для дня сегодняшнего. Прежде чем автоматы-сварщики появились на заводах Танкограда, сварочные технологии патоновцев нашли применение в мирной индустрии для массового изготовления комбайнов и тракторов, автомобилей и вагонов, локомотивов и горного оборудования, динамо-машин и турбин. Не было бы всего этого мирного производства в нашей стране – не было бы и прорыва сварочных роботов Патона в строительстве танков. Если бы экономики Российской империи и СССР сводились бы только к добыче и продаже сырья да с небольшим довеском в виде военных заводов, Патон скорее всего нашел бы себе применение в Европе. Зерна инноваций должны падать на тучную почву развитого реального сектора страны. А в РФ, увы, они попадают на голый камень сырьевой экономики.
Промышленность в РФ хилая, прикладная наука истреблена, прикладной секции в РАН не существует. Мышление у «эффективных манагеров» рабское, с комплексом национальной неполноценности: они предпочитают брать импортные технологии.
Сегодня против РФ ведется несколько иная война – вторая холодная. Чтобы выстоять и победить, страна отчаянным образом нуждается в новаторах и творцах калибра Патона, Яковлева, Туполева, Лавочкина, Камова, Курчатова, Королева. Но посмотрите окрест и честно признайтесь себе: а могут ли они в РФ вообще проявиться? В стране, сделанной придатком к «Газпрому» и «Роснефти», где практически все закупается за рубежом, заказывается в Китае? Где на бонусы правлению «Сбербанка» и прочих госкорпораций пускаются суммы, равные бюджету города типа Элисты за пару-тройку лет? Скорее всего появись такой Патон сегодня, он оказался бы в городе с мертвой промышленностью. Попытался бы выбить он на свою крохотную инновационную фирму (или на лабораторию в хиреющем НИИ) грошовый грант Миннауки РФ, исписал бы кучу бумаг, обил бы десятки чиновных порогов – и плюнул на все. Уехав работать туда, где есть современная промышленность. В Китай, Германию, Соединенные Штаты, что занялись возвращением производства домой.
Гигантским стратегическим просчетом Владимира Путина стало то, что за 20 лет правления он так и не поставил задачи отказа от неолиберальной модели экономики и проведения в стране индустриализации. Суд истории за эту непростительную ошибку станет беспощадным. И никто не вспомнит, что мы когда-то победили немецкий нацизм. А вы кто? СССР? Нет, вы – РФ и место ваше – на свалке истории. Такое нам могут бросить в лицо.
Надо крепко подумать над этим в год 75-летия Победы…
А как вы думаете, читатель: возможно ли в нынешней РФ ожидать появления новых Патонов и «быстрых разумом Невтонов»? Если вы работаете на современных предприятиях ВПК и в соответствующих НИИ, то станьте нашими рабкорами. Не нарушая государственных тайн, пишите по делу (можете писать под псевдонимом) на почту Максима Калашникова – [email protected]
Все прочее (как и эпохальные богоискательские тексты на миллион знаков) безжалостно отправятся в корзину.
