Белогвардейский генерал Николай Юденич

Юденич на портрете работы М. Мизернюка. 1916 г.
В предыдущей статье мы говорили о происхождении Николая Юденича, начале его военной карьеры, участии в Русско-японской войне, успехах на Кавказском фронте I мировой войны. Сегодня мы продолжим этот рассказ и поговорим о том, чем занимался Юденич после отставки и до Октябрьской революции, его бегстве в Финляндию, походе Северо-западной армии на Петроград, жизни Юденича в эмиграции.
Итак, после отказа Юденича направить уже разложившиеся войска Кавказского фронта в заведомо обреченное на провал наступление, он был снят с должности главнокомандующего и вернулся в Петроград.
Юденич после отставки
Временное правительство вело Россию к гибели, и летом 1917 года это было понятно уже всем. На роль «спасителя Отечества» претендовал Лавр Корнилов. С 12 по 15 (25–28) августа в Москве проходило Государственное совещание, на котором этот генерал, похоже, и принял решение стать русским Бонапартом. Вот как в романе «Тихий Дон» описывает его появление М. Шолохов:
Офицеры, взявшись за руки, образовали предохранительную цепь, но их разметали. К Корнилову тянулись десятки рук. Какая-то полная, растрепанная дама семенила сбоку от него, стараясь прижаться губами к рукаву светло-зеленого мундира. У выхода под оглушительный грохот приветственных криков Корнилова подняли на руки, понесли.
А это свидетельство Л. Троцкого:
Морозова, купчиха-миллионерша, опустилась на колени. Офицеры на руках вынесли Корнилова к народу.
Член партии кадетов Ф. Ф. Родичев обратился к генералу со словами:
Спасите Россию, и благодарный народ увенчает Вас.

Прибытие Корнилова на Совещание
Боевой генерал Юденич поддержал планы Корнилова по наведению порядка в стране. Корнилов, кстати, был уверен, что действует в строгом соответствии с планами правительства, которое само обратилось к нему с просьбой прислать в Петроград отряд надежных частей. И потому, получив утром 27 августа телеграмму Керенского с требованием немедленно сдать должность Верховного командующего Лукомскому и явиться в Петроград, решил, что тот «находится под давлением каких-то деструктивных сил», ответил:
Ввиду тягчайшего положения страны и армии я решил должности Верховного главнокомандующего не сдавать и выяснить предварительно обстановку.
Получив эту телеграмму, Керенский вообразил, что вызванные им армейские отряды идут свергать правительство, объявил Корнилова мятежником и, окончательно струсив, обратился за помощью к уже фактически загнанным в подполье большевикам. В итоге корниловские войска были остановлены без единого выстрела – агитаторами большевиков и профсоюзом железнодорожников, могущественным «Викжелем», о котором З. Гиппиус писала 9 ноября 1917 года:
Мы стали псами подзаборными,
Не уползти!
Уж разобрал руками чёрными
«Викжель» пути.
Не уползти!
Уж разобрал руками чёрными
«Викжель» пути.
Хотелось бы обратить внимание, что «чёрные руки Викжеля» в данном случае не метафора: руки рабочих-железнодорожников были именно чёрными — от въевшейся угольной пыли и смазки. Вот как вспоминал о действиях активистов Викжеля генерал П. Н. Краснов:
По чьему-то, никому не известному распоряжению, к какому-нибудь эшелону прицепляли паровоз, и его везли два-три перегона: сорок, шестьдесят верст, и потом он оказывался где-то в стороне, на глухом разъезде, без фуража для лошадей и без обеда для людей. Люди, видя всю эту бестолковщину, которая творилась кругом, начали арестовывать офицеров и начальников.
А это — свидетельство Краснова о работе большевистских агитаторов:
Почти всюду мы видели одну и ту же картину. Где на путях, где в вагоне сидели или стояли драгуны, и среди них — юркая личность в солдатской шинели. Слышались отрывистые фразы:
«Товарищи, что же вы, Керенский вас из-под офицерской палки вывел, свободу вам дал, а вы опять захотели тянуться перед офицером, да чтобы в зубы вам тыкали. Так, что ли?» Или:
«Товарищи, Керенский за свободу и счастье народа, а генерал Корнилов — за дисциплину и смертную казнь. Ужели вы с Корниловым?».
«Товарищи, что же вы, Керенский вас из-под офицерской палки вывел, свободу вам дал, а вы опять захотели тянуться перед офицером, да чтобы в зубы вам тыкали. Так, что ли?» Или:
«Товарищи, Керенский за свободу и счастье народа, а генерал Корнилов — за дисциплину и смертную казнь. Ужели вы с Корниловым?».
Однако, в отличие от того же Деникина, находившийся в отставке Юденич никак не пострадал и не был арестован. После прихода к власти большевиков жил в Петрограде в доме «Русского страхового общества», дворником в котором служил фельдфебель, знакомый ему со времен Памирской экспедиции. Россию он покинул в январе 1918 года (по другим данным – в ноябре 1917 года): по чужим документам вместе с женой и адъютантом перебрался в финский Гельсингфорс, где надеялся найти помощь у старого знакомого по Академии Генштаба – Карла Маннергейма.
Вел переговоры с представителями Англии и Швеции, признал Колчака Верховным правителем, и в апреле 1919 года адмирал перевел ему деньги для финансирования очередной белогвардейской армии, которая находилась на территории Эстонии и российской Псковской губернии и называлась Северо-Западной. Командовал ей генерал Александр Родзянко, который уже пытался наступать на Петроград весной-летом этого года, а теперь вынужден был уступить свой пост более авторитетному в войсках Юденичу. Численность этой армии достигала 20 тысяч человек, в распоряжении Юденича оказались более сотни артиллерийских орудий, 2 бронепоезда, 8 броневиков и 6 танков (которые, впрочем, принять участие в боевых действиях так и не смогли – увязли в грязи осенних дорог).

Генералы Н. Юденич и А. Родзянко с офицерами Северо-Западной белой армии, 1919 г.
По иронии судьбы, союзниками Юденича должны были стать эстонцы, независимость которых он отказывался признавать. Юденич даже успел выпустить собственные деньги, вот кредитный билет полевого казначейства Северо-Западного фронта с подписью этого генерала:

Наступление на Петроград

Оборона Петрограда, карта
В 1919 году обстановка в России, казалось, благоприятствовала белым. Начал свое наступление Деникин, и к концу лета его войска заняли Харьков, Екатеринослав (Днепропетровск), Царицын, в сентябре пали Сумы, Обоянь, Старый Оскол и Курск. И 28 сентября в наступление на Петроград двинулась Северо-Западная армия Юденича. К 20 октября были заняты Ямбург, Луга, Царское Село и Павловск. Перерезать снабжавшую Петроград Николаевскую железную дорогу белым не удалось, но до города оставалось всего 20 километров. Троцкий вспоминал:
В Петрограде я застал жесточайшую растерянность. Всё ползло. Войска откатывались, рассыпаясь на части. Центром растерянности был Зиновьев. Свердлов говорил мне: «Зиновьев — это паника».
Когда дела шли плохо, Зиновьев ложился обычно на диван, не в метафорическом, а в подлинном смысле, и вздыхал… Апатия, безнадежность, обреченность захватили и низы административного аппарата.
Когда дела шли плохо, Зиновьев ложился обычно на диван, не в метафорическом, а в подлинном смысле, и вздыхал… Апатия, безнадежность, обреченность захватили и низы административного аппарата.
На «освобождённых» территориях были развязаны массовые репрессии, и Демьян Бедный потом с полным правом писал:
Генерал Юденич бравый
Тоже был палач кровавый,
Прорывался в Ленинград,
Чтоб устроить там парад:
Не скупился на эффекты,
Разукрасить все проспекты,
На оплечья фонарей
Понавесить бунтарей.
Тоже был палач кровавый,
Прорывался в Ленинград,
Чтоб устроить там парад:
Не скупился на эффекты,
Разукрасить все проспекты,
На оплечья фонарей
Понавесить бунтарей.

Однако следует отметить, что Юденичу вовсе не нужно было отдавать приказы о расстрелах: чаще всего бессудные расправы проводились по инициативе его подчиненных (которые изрядно замарали имя этого генерала) и даже без его ведома. Особенно запомнился всем бывший царский ротмистр Станислав Булак-Балахович, который начинал как красный командир, но, узнав, что принято решение о его аресте за необоснованную жестокость и растрату вверенного имущества, бежал к белым, получив от них погоны полковника. В армии Юденича этот садист занялся любимым делом, корреспондент газеты «Русские ведомости» князь Львов писал в 1920 г.:
Мы ехали по району, оккупированному год тому назад знаменитым Булак-Балаховичем. Народная память осталась о нём нехорошая. Грабежи и, главное, виселица навсегда, должно быть, погубили репутацию Балаховича среди крестьянского мира. За 40-50 вёрст от Пскова крестьяне с суровым неодобрением рассказывают о его казнях на псковских площадях и о его нечеловеческом пристрастии к повешениям.

С. Булак-Балахович (крайний слева) и командующий эстонской армией Йохан Лайдонер, Псков, 31 мая 1919 г.
Помимо прочего, белогвардейцы тогда отметились и сожжением основанной Ломоносовым фабрики цветных смальт.
В это трудно поверить, но в память о походе Юденича на Петроград на Пулковских высотах в 1991 году был установлен первый в России «памятник белогвардейскому движению». И уже в 2008 г. в селе Ополье (Кингисеппский район Ленинградской области) появился памятник «воинам Северо-Западной армии».
Вернемся в тревожный 1919 год. Для отражения наступления Юденича к Петрограду в кратчайшие сроки были переброшены новые боевые части Красной армии, среди них были даже некоторые соединения 2-й дивизии из сражавшейся против Колчака армии Фрунзе.

Солдаты 2-й стрелковой дивизии под Петроградом, 1919 г.
А вот кавалерийская бригада Г. Котовского опоздала – белогвардейцы уже были отброшены от города.
21 октября 1920 г. продвижение Северо-Западной армии было остановлено, на следующий день Красная армия сама перешла в наступление, и в начале ноября под угрозой окружения войска Юденича покатились назад. В середине ноября Юденич писал командующему эстонской армией Йохану Лайдонеру:
Красные подавляющими силами упорно атакуют и местами теснят части вверенной мне армии, особенно со стороны Гдова. Войска до крайности утомлены беспрерывными боями. На крайне тесном пространстве между фронтом и эстонской границей – в непосредственном тылу войск скопились все обозы, запасные, пленные, беженцы, что до крайности стесняет маневрирование войск, малейший неуспех может создать панику в тылу и привести к катастрофе и гибели всей армии. Необходимо не позднее завтрашнего дня перевести все тылы на левый берег Наровы. Предвижу возможность и даже неизбежность дальнейшего отхода армии, что может вызвать конфликт в случае перехода границы Эстонии. Во избежание неминуемой гибели армии я прошу вас не отказать немедленно принять под ваше командование вверенную мне армию и назначить ей участок общего с вверенными вам войсками фронта. Прошу вас доложить мою просьбу эстонскому правительству о принятии Северо-Западной армии под покровительство Эстонии.
Эстонцы с отступающими белогвардейцами не церемонились. Журналист Генрих Гроссен писал об этом:
Несчастные русские, несмотря на зимнюю стужу, буквально раздевались, и всё беспощадно отнималось. С груди срывались нательные золотые кресты, отнимались кошельки, с пальцев снимались кольца. На глазах русских отрядов эстонцы снимали с солдат, дрожащих от мороза, новое английское обмундирование, взамен которого давалось тряпьё, но и то не всегда. Не щадили и тёплое нижнее американское бельё, и на голые тела несчастных побеждённых накидывались рваные шинели.

Нарва. Интернированные бойцы армии Юденича. Февраль 1920 г.
Генерал-лейтенант А. Родзянко, который с 19 июня и по 2 октября 1919 г. сам командовал Северным корпусом, позже ставшим Северо-Западной армией, в поражении обвинил именно Юденича:
Огромная ответственность за гибель армии лежит на самом генерале Юдениче, человеке безвольном и упрямом, которому были совершенно чужды стремления и желания борцов за правое дело. Этот дряхлый старик не имел права брать на себя столь ответственную роль; большими преступниками перед погибшими борцами являются те русские общественные деятели, которые выдвинули эту мумию на столь ответственный пост.

1912 г., Олимпийские игры в Стокгольме, член сборной Российской империи А. П. Родзянко.
Кстати, А. Куприн, который в чине поручика служил тогда в Северо-Западной армии (был редактором газеты «Приневский край»), вспоминал, что во время наступления на Петроград:
Генералы Родзянко и Пален, оба высоченные гиганты, в светлых шинелях офицерского сукна, с оружием, которое в их руках казалось игрушечным, ходили в атаку впереди цепей.

Поручик А. Куприн на фотографии 1914 г.
Очень критичен к Юденичу был и Алексей Толстой, который в романе «Эмигранты» назвал его «тупым, упрямым, свирепым человеком и кабинетным генералом».
22 января 1922 года Юденич официально объявил о роспуске своей армии и передал «ликвидационной комиссии» остатки ее казны – 227 000 фунтов стерлингов. Бывшие союзники солдат и офицеров армии Юденича разместили практически в концлагерях, смертность от холода и болезней (в основном от тифа) была огромной. В результате более 7 тысяч белогвардейцев бежали от «гостеприимных» эстонцев обратно – в Советскую Россию.
Юденич, конечно, устроился с большим комфортом – в дорогой ревельской гостинице «Коммерс», однако в ночь на 29 января 1920 года он был арестован упоминавшимся выше Булак-Балаховичем. По требованию французской и английской военных миссий генерал был освобождён, а Балахович сбежал в Польшу, где Ю. Пилсудский сказал Б. Савинкову:
Пусть Балахович – бандит, но так как нет выбора, то лучше, пожалуй, иметь дело с Балаховичем, чем с золотопогонными генералами.
В итоге этот садист дослужился до чина польского генерала.
Юденич в эмиграции
24 февраля 1920 г. бывший генерал в вагоне английской военной миссии был вывезен из Эстонии. Через Ригу, Стокгольм и Копенгаген добрался до Лондона, но скоро переехал в Ниццу. От участия в политических делах он уклонялся, зато возглавил Общество ревнителей русской истории в Ницце, читал лекции о боевых действиях на Кавказе. В 1933 году в возрасте 71 года он умер от туберкулеза. Демьян Бедный откликнулся на его смерть такими стихами:
Получил под поясницу,
И Юденич за границу
Без оглядки тож подрал,
Где тринадцать лет хворал
И намедни помер в Ницце –
В венерической больнице.
И Юденич за границу
Без оглядки тож подрал,
Где тринадцать лет хворал
И намедни помер в Ницце –
В венерической больнице.
Однако сейчас имя Юденича, как обладателя всех трех степеней ордена Святого Георгия, выбито на мраморной доске Георгиевского зала Московского Кремля.
Александра Юденич пережила супруга на 29 лет, в 1956 г. она была избрана почетным председателем собрания, посвященного 40-летию взятия крепости Эрзрум, в 1962 году в журнале «Часовой» опубликовала воспоминания о муже.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник















