Моя теория гласит, что антироссийские санкции не сработают. Так почему мне все равно хочется, чтобы их вводили? Создатель парадокса санкций проверяет его на прочность 25 лет спустя.

Прошло уже более 40 месяцев с момента начала украинского конфликта, а это значит, что уже более 40 месяцев против России действуют экономические санкции. Сам факт того, что боевые действия между Россией и Украиной в принципе начались, показал, что в качестве инструмента сдерживания угроза санкций потерпела фиаско — а отсутствие перемирий с февраля 2022 года является веским доказательством того, что и как инструмент принуждения они тоже не сработали.

Вопрос в том, что делать дальше? Зависит от того, кого спросить. Позиция администрации Трампа по этому вопросу непоследовательна. Президент США периодически угрожает ужесточить санкции против России, но каждый раз отступает. Недавно он ввел чрезвычайно высокие пошлины на товары из Индии за покупку российской нефти, но не против Китая, который импортирует еще больше.

Госсекретарь США Марко Рубио, еще будучи сенатором, выступал за санкции против России, а теперь становится все более скептичен. В августовском эфире программы "Meetthe Press" он заявил: "Не думаю, что новые санкции против России заставят его [президента России Владимира Путина] согласиться на перемирие. Против них уже работают весьма жесткие рестрикции... Нет никаких свидетельств, что новые [ограничения] сработают, потому что действовать они начинают через месяцы, а то и годы, а мы вполне можем оказаться в такой ситуации".

С другой стороны, сторонники санкций утверждают, что несмотря на провал нынешних попыток экономического принуждения, пробовать необходимо снова и снова. 7 сентября директор Совета национальной экономики при Белом доме Кевин Хассетт заявил, что ожидает на этой неделе "много соответствующих дискуссий". А сенаторы-республиканцы работают над законопроектом о еще более суровых вторичных мерах против стран, все еще импортирующих российскую энергетическую продукцию. По этой логике, под максимальным экономическим давлением Россия должна начать серьезнее относиться к мирным переговорам.

Сработает ли это на практике? Поясню свою позицию: более четверти века назад я ответил на этот вопрос отрицательно. Вопрос в том, изменилось ли с тех пор что-то, что может заставить меня передумать.

В 1999 году я опубликовал книгу "Парадокс санкций. Экономическая дипломатия и международные отношения". В ней рассматривалась центральная загадка экономических санкций, а именно: почему их применяют так часто, если как инструмент принуждения работают так плохо?

Мой аргумент был прост: ожидание будущего конфликта помогает объяснить, почему санкции накладываются так часто и почему они редко приводят к уступкам. Чем больше конфликтов ожидают инициатор санкций (также называемый отправителем) и цель, тем больше мер первый стремится ввести. Ожидание частых конфликтов в будущем стимулирует отправителя занять более жесткую переговорную позицию в настоящем. Любые уступки в моменте могут усилить его превосходство с позиции принуждения в будущих конфликтах.

Однако парадокс состоит в том, что эти же динамические факторы побуждают цель стоять на своем при неизбежности конфликта. Цели, ожидающие в будущем конфликт с отправителем, знают, что любые уступки в настоящем подрывают их дальнейшую переговорную позицию. Материальные уступки ослабляют способность правительства-цели противостоять последующим попыткам принуждения. Более того, их репутация уступающего только побудит отправителя попытаться еще раз, когда возникнет конфликт. Истинный парадокс санкций заключается в том, что отправитель обычно сильнее всего жаждет применить санкции именно в тех ситуациях, когда уступки наименее вероятны.

Насколько хорошо этот аргумент объясняет санкции против России? Я хоть и лично заинтересован в подтверждении этой гипотезы, но думаю, что большинство аналитиков признаю́т, что она вполне себя оправдала. Введенные под руководством США финансовые и торговые санкции против России способствовали отрицательному экономическому росту, скачку процентной ставки и росту инфляции. Тем не менее, в тот момент, когда ситуация переросла в полномасштабный конфликт, и без того сложное для экономических санкций положение стало практически безнадежным.

Это особенно верно, учитывая ставки России на Украине. Территориальные претензии — самое серьезное требование в мировой политике.

Сталкиваясь с такими масштабными требованиями, даже самые слабые и бедные правительства-цели способны противостоять экономическому давлению. В последние пять лет санкции, вводившиеся под руководством США, подорвали экономику как Ирана, так и Венесуэлы, вызвав в обеих странах значительные внутренние беспорядки. Тем не менее, ни один из режимов-целей не ответил сколь-либо значительными уступками. А Россия — игрок гораздо более сильный и мощный.

Книга "Парадокс санкций" была опубликована в 1999 году, и это далеко не последнее слово на эту тему. Есть ли в последующей литературе нечто вселяющее больший оптимизм в отношении успеха экономического принуждения против России? Не особенно. Безусловно, другие ученые выделили новые факторы, которые могли бы повысить шансы на успешное принуждение. Санкции, нацеленные скорее на элиты, нежели на население в целом, должны повысить эффективность принудительных мер. Также вероятность успеха повышает институционализированное многостороннее сотрудничество. И, как бы банально это ни звучало, формулирование четких требований может заверить цель, что, как только она уступит, отправитель сможет взять на себя обязательство снять санкции.

Дело в том, что ни один из этих новых факторов в случае с Россией не работает. Конфискация яхт хоть и может задеть российских олигархов, но в последнее десятилетие их поведение показало, что они боятся Путина куда больше, чем заморозку активов на Западе. Введение санкций против России и сопровождалось некоторым международным сотрудничеством, но данный эффект явно ограничен. Глобальный Юг остался в основном в стороне, а мое исследование предполагает, что цели давления воспринимают такие специализированные коалиции, подобные той, что ввела ограничения против России, хрупкими. Это побуждает Путина держаться в надежде на раскол коалиции — и, будем честны, учитывая метания Трампа по этому вопросу, такого рода ожидания вполне обоснованы.

Пожалуй, наиболее очевидной проблемой санкционного режима является то, что связанные с ним требования остаются расплывчатыми и амбициозными. Это представляло проблему с самого начала конфликта в 2022 году. По сути, Запад потребовал, чтобы Россия отказалась от всех территориальных притязаний на Украину. Проблема не только в том, что Россия этого не хочет; на данный момент она юридически на такое не способна. Несмотря на нарушение международного права, Россия официально присоединила четыре украинские области в первый год боевых действий. Чтобы уступить требованиям Запада, ей пришлось бы отказаться от них — что представляется маловероятным.

Значит ли это, что экономические санкции против России зашли в тупик? Не лучше ли Западу признать поражение? Может, лучше разрешить парадокс санкций именно таким образом?

Что ж, нет — потому что экономические санкции являются не только инструментом принуждения. Они служат и другим целям, и в данном случае это особенно актуально.

Есть две причины сохранять и даже ужесточать санкции против России. Первая связана с укреплением нормы территориального суверенитета.

Одной из немногих сохраняющихся со времен окончания Второй мировой войны норм является принцип, согласно которому суверенную территорию нельзя взять под контроль посредством силы. Это именно то, что Россия пытается сделать на Украине. Даже если она сохранит фактический контроль над отдельными областями, немаловажное значение имеет юридическое признание. Символический характер карательных экономических санкций посылает сигнал другим игрокам-ревизионистам в мировой политике — мол, попытки перерисовать суверенные границы силой влекут за собой тяжелые последствия.

Другая причина в том, что экономические санкции могут ослабить способность страны на ведение затяжного конфликта. Недавняя книга Марии Гринберг "Торговля во время войны" показывает, что экономические санкции в начале боевых действий часто носят умеренный характер — ограничиваясь, например, эмбарго на поставки оружия, — потому что отправитель считает, что война будет короткой. Однако, как только отправители понимают, что конфликт затянется, они готовы расширить эмбарго. Ограничиваются двойные технологии, которые можно использовать в бою — и отправители будут готовы нести большие издержки, чтобы склонить чашу весов на поле боя.

В случае с Россией это означает расширение нефтяного эмбарго для ограничения ее способности импортировать стратегические товары. Более жесткие санкции — в сочетании с усилением способности Украины вести боевые действия — нанесли бы военным возможностям России колоссальный урон.

Маленький грязный секрет политологии в том, что у большинства теорий короткий период полураспада. Мир продолжает меняться, и политология должна меняться вместе с ним. Я рад видеть, что "Парадокс санкций" остается релевантной моделью для анализа экономической государственной мудрости. Однако она далеко не единственная из существующих. Размышляя о случае с Россией, моя теория верно предсказывает, что к успешному принуждению санкции не приведут. Но это не значит, что они не сработают иначе.