Тонкинская авантюра Франсуа Гарнье

Мари Жозеф Франсуа Гарнье был человеком неординарным. Рождённый в 1839 году, он в 16 лет поступил в военно-морское училище, во Вторую Опиумную войну был уже аспирантом (кандидатом на офицерское звание), проходил практику на кораблях эскадры у берегов Китая, за спасение упавшего за борт человека досрочно получил мичмана, участвовал в битве при Ки Хоа... В общем, в 1863 году, в возрасте неполных 24 лет, он умудрился стать префектом Чолона — пригорода Сайгона. Более того, с военной службой и административной работой он совмещал научную работу — опубликовал работы «Кохинхина» и «Кохинхинская колонизация».


Тем не менее, молодость Франсуа порой смущала флотское начальство, так, когда он выдвинул предложение организовать экспедицию для изучения среднего и верхнего течения Меконга, руководителем поставили Дудура де Лагре, офицера постарше и поопытнее, а Гарнье стал его заместителем. Экспедиция достигла долины Янцзы, спустилась по ней до Шанхая и вернулись в Сайгон в июне 1868 года, потеряв от лихорадки де Лагре. Экспедиция была и удачной, и неудачной одновременно. Гарнье получил за неё Золотую медаль Географического общества: он нанёс на карту массу неизвестных земель, впервые проник в Юннань с юга и много чего ещё. Но, с точки зрения практической, толку со всего этого не было: Меконг оказался несудоходен в верхнем и среднем течении — слишком много мелей и порогов.




Пока Гарнье корпел над отчетом об экспедиции, началась франко-прусская война, и капитан-лейтенант отправился в действующую армию. Воевать довелось под командованием ещё одного моряка — адмирала Эжена Луи Меке, командующего 8 сектором обороны Парижа. На фронте моряк показал себя хорошо, проявил завидное мужество, но язык имел без костей и критиковать начальство не стеснялся, так что, ни чинов, ни наград не получив, отправился с горя в трёхлетний отпуск, который решил использовать для изучения Вьетнама.


Здесь адмирал Дюпре попросил его съездить в Ханой и разрулить проблемы французского коммерсанта Жана Дюпуи с местными властями. С Дюпуи Гарнье был знаком с 1868 года — когда вёл остатки экспедиции де Лагре во Вьетнам: рассказ офицера о том, что по Меконгу можно подняться до Юннани, дал возможность коммерсанту доставить по новому маршруту крупную партию оружия своему китайскому контрагенту с минимальными издержками.


А проблемы были интересного свойства. Дело в том, что на транзит оружия по территории Вьетнама требовалось высочайшее соизволение, а его Дюпуи не имел. Он дал на лапу кому надо и поехал, оставив часть своих людей в Ханое. Ну а когда вернулся, обнаружил, что «те, кто надо», арестованы за получение взятки, а его людям запрещён выезд из города. Более того, вскоре выезд из Ханоя был запрещён и самому Дюпуи. Собственно говоря, именно это адмирал Дюпре попросил разрулить Гарнье.


Для разруливания капитан-лейтенанту были выделены 180 морских пехотинцев и две речные канонерки: «Скорпион» и «Эспиноль». 5 ноября экспедиция прибыла в Ханой. Торжественной встречи французам не организовали. В принципе, и никакой другой — тоже: их никто не встретил, да и пускать в город не хотели, пришлось пригрозить обстрелом. Капитан-лейтенант объявил губернатору провинции Тонкин, что пришёл «предотвратить войну и вести бизнес». Губернатор, генерал Нгуен Три Фуонг, после долгих переговоров, с неохотой разрешил французам занять пустующий пакгауз (начальника поста охраны, пропустившего экспедицию в город, поместили под арест).

В общем, на следующий день, приняв изложенную в письменном виде просьбу освободить начальника поста охраны, губернатор велел Гарнье забирать Дюпуи с его людьми и проваливать из города. В ответ на просьбу о личной встрече ему было сказано, что он не дипломат и не высший офицер, и вообще — полномочий у него нет, так что губернатор встречаться с ним не намерен. И ведь ни капли не соврал генерал: всё именно так и было! Но Гарнье счёл подобное поведение оскорбительным и послал за подкреплением. Которое вскоре прибыло: 28 матросов и 1 офицер с канонерок и 60 морских пехотинцев и 4 офицера с корвета «Декре».

В общем, после этого Нгуен Три Фуонг согласился отпустить начальника охраны, но с прибытием подкреплений и требования Гарнье изменились: теперь он требовал свободной торговли во всём регионе. На это губернатор согласиться не мог: подобные решения были не в его компетенции, поэтому предложил подождать ответа из Хюэ. Но Гарнье закусил удила и, имея под рукой 180 моряков с морпехами и 90 наёмников Дюпуи, решил... взять город штурмом!

«Жребий брошен. Все приказы отданы. Завтра на рассвете я со своими 180 людьми атакую 7 тысяч врагов, засевших за каменными стенами цитадели. Если это письмо дошло до вас без моей подписи, значит, я убит или серьёзно ранен. В таком случае прошу позаботиться о моих жене и дочери», — написал он брату.


Предварительно канонерки стали на якоря в 1200 метрах от стен ханойской цитадели: для древних вьетнамских пушек это было далековато, а для французских 160-мм — в самый раз! На кораблях оставили только минимум экипажа: 14 человек на «Скорпионе» и 23 на «Эспиноле» (снаряды заранее вытащили на палубы, чтобы не оставлять на борту подносчиков). Атака была назначена на 6 утра 20 ноября...


Французский командир разделил свои силы на три отряда. Первый — 30 матросов и пушка под командованием мичмана Бейна де ля Кокери. Второй — 27 морских пехотинцев второго лейтенанта Трентиньяна. Третий — 48 матросов и 4 пушки старшего мичмана Эсмеза. Самому старшему из офицеров (Бейну де ля Кокери) было 28 лет, самому младшему (аспиранту Жоржу Буксену) — 20. Французы двинулись на штурм двумя колоннами: первая, в составе отряда Бейна де ля Кокери, в молчании выдвинулась к Юго-Западным воротам, вторая, из отрядов Трентиньяна и Эсмеза, — к Юго-Восточным воротам. Сам Гарнье двигался со второй колонной. В лагере оставили резервный отряд, в основном из больных.


Отряд Бейна де ля Кокери занял редан перед воротами цитадели и установил пушку. Вскоре французы открыли из неё огонь по толстым воротам, при этом стрелки не давали вьетнамским солдатам высунуться из-за стены. Вьетнамская артиллерия контрбатарейной борьбы не вела: вся орудийная прислуга оказалась перебита из французских винтовок (пушки на стенах стояли открыто). А ружья у вьетнамцев были совсем древние — с фитильными замками, кроме того, стреляли солдаты из них отвратительно. Правда, со стен кидали на землю гвозди — чтобы французы повредили ноги при штурме, но моряки носили крепкие ботинки на толстой подошве, так что данная военная хитрость не прокатила...


Когда снаряды разнесли ворота, морская пехота бросилась в штыки, а вьетнамцы — наутёк. Одновременно с огнём по юго-западным воротам канонерки открыли огонь по северным и западным. А с юго-востока колонна Гарнье открыла огонь из 4 пушек по стенам. Тут французам повезло: один из снарядов угодил во вьетнамский пороховой погреб, лишив защитников цитадели как боеприпасов, так и остатков боевого духа. Когда на стене показался Нгуен Три Фуонг, подбадривавший солдат собственным примером, то сразу же был тяжело ранен в бедро. Когда орудия сделали брешь в стене, Гарнье пошёл в штыковую атаку, за ним из всего отряда устремились только второй лейтенант Трентиньян и два морпеха, но этого хватило! Вьетнамцы сбежали.

А дальше произошло то, что на любой войне — обычное дело. Бардак. Наёмников Дюпуи оставили сторожить Восточные ворота: Гарнье боялся, как бы через них не сбежали вьетнамские чиновники. Но коммерсант решил не дожидаться, пока вояки загребут себе всю славу, и тоже пошёл со своими китайцами на штурм. За воротами отряд столкнулся с французскими морпехами, которые приняли их за защитников цитадели и открыли огонь. Китайцы открыли огонь в ответ... В общем, единственный смертельно раненый при штурме Ханоя получил пулю именно в этой схватке...


К 7 утра всё было кончено: мичман Эсмез водрузил над самой высокой башней цитадели французский флаг, что послужило канонеркам приказом прекратить огонь. Вьетнамцы потеряли более 300 человек ранеными и 80 человек убитыми. В числе раненых был сам губернатор, в числе погибших — его сын Нгуен Лам. Нгуен Три Фуонг, несмотря на рану, попытался бежать верхом, но был схвачен и через месяц умер — уморил себя голодом.


Гарнье немедленно объявил Ханой французской колонией и столь же немедленно убыл брать остальные города провинции. Утром 21 ноября канонерка «Эспиноль» была в Хынгйене. Город не имел укреплений (только забор вокруг дворца губернатора), так что на берег в сопровождении 4 морпехов сошёл парламентёр — доктор Жюль Арман, неплохо говоривший по-вьетнамски. Его встретил заместитель губернатора по вопросам юстиции, который сказал, что губернатор сам посетит французского командира, мичмана дАврикура, и добавил: «Вам удалось захватить великую цитадель Ханоя. Мы не настолько самонадеянны, чтобы пытаться защитить от вас Хынгйен». Но вовремя вьетнамцы не прибыли, и мичман с десятью морпехами сам пришёл во дворец губернатора. Как выяснилось, бумага, в которой местные власти признавали над собой французский суверенитет, ещё не составлена, и дАврикур объявил, что если через два часа ему не предоставят подписанный документ, то... В общем, французский язык богат на непереводимые идиоматические обороты. К 17:00 бумага была на борту «Эспиноли».


26 ноября канонерка была в Фули. Ворота города были закрыты, а на требования дАврикура открыть стражники ответили, что ключи у префекта, за которым уже послали. Когда через 10 минут никто не пришёл, Трентиньян залез на ворота и, увидев, что вьетнамцы собирают ценные вещи и драпают, приказал морякам лезть на стену. На стене отряд разделился: Трентиньян с морпехами пошёл налево, дАврикур с матросами — направо. Те вьетнамцы, что ещё оставались на стене, бежали при приближении французов, так что тем даже стрелять почти не пришлось. Через 10 минут цитадель и весь город были в руках французов. Со стен заметили паланкин губернатора, убегавшего через болота. После нескольких выстрелов носильщики бросили паланкин и вместе с губернатором пустились наутёк. В цитадели французы обнаружили 26 бронзовых пушек, кучу кремнёвых и фитильных ружей, большой запас риса и губернаторскую казну.


30 ноября «Эспиноль» покинула Фули и двинулась в Хайзыонг. Отряд был и так небольшой, а после того, как 15 человек оставили в качестве гарнизона в Фули, стал и вовсе крохотным. 3 декабря канонерка подошла к городу и... села на мель. Как выяснилось, река здесь настолько мелкая, что добраться до берега можно только на вьетнамских лодках-сампанах. Ну и, кроме того, город был очень сильно укреплён: самая сильная в провинции Тонкин цитадель (вооружённая английскими стальными пушками!), плюс — система фортов вокруг Хайзыонга.

На переговоры послали Трентиньяна с четырьмя морпехами. На берегу всех пятерых тут же арестовали и поместили в какое-то общественное здание, где велели ждать ответа губернатора. Ждать второму лейтенанту надоело через 15 минут, он отправился к цитадели и потребовал, чтобы их впустили. Охрана проводила офицера к губернатору Ун Суан Бангу, по дороге француз приметил, что солдаты копают волчьи ямы — вьетнамцы явно собрались сопротивляться. Губернатор угостил лейтенанта чаем и с «искренним» сожалением посетовал на то, что канонерка не может подойти к берегу. Трентиньян любезно пригласил старика на борт «Эспиноли», но тот вежливо отказался. Француз передал прокламацию Гарнье, в которой тот объявлял город французским владением, с чем Ун Суан Банг не согласился. Тогда Трентиньян перешёл к угрозам: «Если вы не согласитесь, мы захватим Хайзыонг так же, как захватили Ханой!». Но дед оказался — кремень! Он предельно вежливо предложил лейтенанту вернуться на борт и подарил корзину фруктов.

Фрукты дАврикур отправил обратно, передав, что если губернатор не сдастся к 3 часам, то он будет считать это объявлением войны. Само собой, к 15:00 никто на борт канонерки не пришёл. «Эспиноль» открыла огонь по цитадели с 2 км и разрушила одну из башен, после чего дАврикур вновь отправил парламентёра с предложением сдаться, но на этот раз к 8 часам. Спустя некоторое время на корабль прибыл китаец, представившийся главой местной китайской общины, и уговорил французов подождать до 7 утра. В 7 утра на борт прибыло несколько мандаринов, но не сам губернатор. Французский командир был в ярости и пообещал, что если губернатор не прибудет в 8 утра, то он начнёт штурм. Губернатор не прибыл...

За ночь французские моряки нашли узкий фарватер, позволявший подойти к ближайшему форту на 300 метров, с этой дистанции канонерка и открыла огонь. Крепость ответила, но снаряды пролетали над кораблём. Стало ясно, что если не нейтрализовать артиллерию, то пушкари пристреляются и канонерке придётся туго. Была организована десантная партия из 15 морпехов и 12 матросов, которую возглавили все три офицера. Дав залп с дистанции в 50 шагов, французы заставили гарнизон ретироваться, но впереди, в 600 метрах, была цитадель...


Десантники, двигаясь перебежками, добрались до редана перед воротами цитадели, после чего дали залп по артиллеристам, но те не струсили, а выстрелили из пушки, причём достаточно метко: французов обсыпало землёй от разрыва снаряда. Ворвавшись в редан, моряки с морпехами обратили гарнизон в бегство, но бойцы, засевшие в цитадели, бежать не собирались. Большая часть отряда бегом бросилась к воротам, а оставшиеся прикрывали их огнём из винтовок. Под стенами французы укрылись от выстрелов, но ни пушек, ни штурмовых лестниц у них не было, а сверху на укрывшихся десантников стали скидывать камни и черепицу.

Дело было плохо, но ворота вьетнамской крепости сверху были решётчатые, и вьетнамцы стреляли через решётку из ружей. Доктор Арман выстрелил в одного из вьетнамцев из винтовки, но попал в решётку, повредив один из прутьев. Мичман дАврикур залез наверх и доломал прут, что дало возможность просунуть в решётку руку с револьвером. Когда офицер открыл огонь, вьетнамские солдаты разбежались. Мичман доломал решётку и проник внутрь цитадели, за ним последовали доктор и четыре самых худых морпеха (остальные пролезть не смогли). С этими силами дАврикур решил изловить губернатора. Доктор с двумя бойцами отправился к северным воротам, а сам мичман — к южным.

Южные ворота оказались заперты, но возле них никого не было, тогда дАврикур побежал к западным и увидел, как через них сбегают толпы вьетнамских солдат. В 10:15 над цитаделью водрузили триколор, большая часть гарнизона и губернатор сбежали, в плен попало порядка 200 вьетнамцев. Мичман из взятой крепости написал письмо губернатору с предложением согласиться прибыть на борт канонерки в обмен на крепость. Предложение осталось без ответа. 14 декабря канонерка пустилась в обратный путь, оставив в крепости гарнизон из 15 морпехов во главе с Трентиньяном.


Гарнье был авантюристом, и, как случается с людьми этой «профессии», некоторое время ему феноменально везло! За три недели он покорил провинцию Тонкин с населением в 7 миллионов человек. Но любому везению приходит конец, причём случается это, как правило, внезапно. В соседнем Китае после подавления восстания тайпинов осталось достаточно большое количество банд (часто напоминающих армии), наиболее мощной из которых считались «чёрные флаги» — остатки одного из тайпинских «королевств». После разгрома восстания они перенесли свою деятельность во Вьетнам — начали грабить Тонкин. И эти головорезы были абсолютно не чета трусливым солдатам вьетнамской армии...


Французам ничего не оставалось, как попытаться защитить захваченную провинцию. Когда Гарнье вернулся в Ханой, «черные флаги» уже грабили его окрестности, а вскоре решились пойти на штурм. Капитан-лейтенант легко отразил атаку огнём 4-фунтовой пушки, но, похоже, такая вялая победа его не устраивала. И Гарнье решил атаковать. Он взял 18 матросов, пушку и двинулся к лагерю «черных флагов» в деревне Тхо Лу. По дороге пушка завязла в болоте, и француз решил её бросить под охраной старшины и двух матросов. Достигнув деревни, Гарнье бандитов не обнаружил и, оставив в ней гарнизон из семи моряков, с оставшимися восемью бросился в погоню за 300 китайцами. Когда капитан-лейтенант взбежал на пригорок, с ним оставалось только три человека. И тогда из кустов раздался залп — «чёрные флаги» подловили авантюриста. Один матрос погиб сразу, второй был ранен, третий — залёг. Гарнье расстрелял в китайцев барабан револьвера, но споткнулся и упал. Через минуту его голова и голова дАврикура, пытавшегося прийти на помощь, красовались на пиках. Фортуна — дама капризная...


P. S. А Тонкин французы вернули: в 1873 году республика зализывала раны от франко-прусской войны, так что ей было не до колониальных захватов. Собственно говоря, Гарнье смерть спасла от трибунала, куда он без всяких сомнений попал бы. Время Тонкина и всего Вьетнама наступит позже...