Амброджио Спинола
Однако оказалось, что до установления мира еще очень далеко. Король Испании дон Филипе IV не смирился с поражением и на заседании государственного совета заявил, что его цель – изгнать всех французов из Италии. Это было не только знаменитое испанское упорство, иногда плавно переходящее в упрямство. Король и Оливарес хотели показать, что потеря серебряного флота не сказалась на армии и государстве. Де Кордова был отозван в Мадрид для объяснений (забегая вперед скажу, что это ему вполне удалось), и на его место был назначен Амброджио Спинола – лучший специалист по крепостной войне и просто самый талантливый испанский полководец того времени.
Более того, испанским дипломатам удалось окончательно перетянуть на свою сторону императора Священной Римской империи Фердинанда II.
Последней каплей стало нападение на Кастельмаджоро – испанцы выставили Карло Гонзага неисправимым агрессором. До этого император ограничивался словесными угрозами, например, объявил Мантуанское герцогство выморочным, т. е. не имеющим наследников. Это, конечно, выглядело странно, учитывая количество претендентов. При этом императору совсем не нравилось, что Испания и Савойя делят его вассальные территории, даже не поставив его в известность. Но пребывание французских войск в северной Италии ему нравилось еще меньше, поэтому теперь он решил прибегнуть к силе.
Надо сказать, что такое развитие событий не было неожиданным – венецианские послы просили Ришелье не уводить французские войска из Савойи, но последний ответил, что сначала ему необходимо разгромить еретиков в Лангедоке. Действительно, 3 мая 1629 года герцог де Роан (лидер лангедокских гугенотов) заключил с Испанией договор о предоставлении ему финансовой и военной помощи [10], но никаких практических последствий этот договор не имел.
Прежде всего Фердинанд II поспешно, уже 22 мая 1629 года, заключил Любекский мир с королем Дании. Полностью разгромленный датский король избежал аннексий и контрибуций и фактически отделался обещанием больше так не делать. Были задвинуты в долгий ящик планы отправить армию Валленштейна или хотя бы ее часть во Фландрию на помощь испанским союзникам. Император не мог не знать, что король Швеции Густав-Адольф собирается высадиться в Германии, но тогда еще не воспринимал его всерьез. Тем более что война с Польшей (куда император отправил вспомогательный корпус) шла не слишком успешно для шведского короля и, казалось, до ее окончания было далеко.
Весной того же 1629 года император начал собирать армию для похода на Мантую. Сборным пунктом были окрестности города Линдау в Баварии, на берегу Боденского озера, неподалеку от Австрии и Швейцарии. Командиром был назначен Рамбальдо Коллальто, незадолго до этого получивший чин фельдмаршала. Его помощниками стали опытные генералы, сражавшиеся под началом знаменитого Валленштейна – Маттео Галассо, более известный как Матиас Галлас, Йоханн фон Альдринген (иногда фамилия пишется как Альдрингер), Оттавио Пикколомини и Родольфо Коллоредо. К тому же первые два были друзьями, что значительно облегчало взаимодействие.
Фельдмаршал Рамбальдо Коллальто
Численность армии, по самым минимальным оценкам, превышала 20 тыс. человек: согласно источнику [11], она насчитывала 25 тыс. пехотинцев и 4 тыс. кавалерии, а согласно [6] – соответственно 30 и 6 тыс. Позднее, уже в 1630 году имперская армия получила подкрепление 7 тыс. человек [26].
Надо сказать, что Амброджио Спинола довольно критически отозвался об отсутствии дисциплины в армии Священной Римской империи[28], но в любом случае это была очень крупная армия по меркам Тридцатилетней войны, в которой все, от солдат до генералов, имели боевой опыт.
Передовой отряд 5 тыс. человек еще в апреле занял Вальтеллину, в конце мая к ним присоединились основные силы под командованием Галласа – 22 тыс. человек [22], в конце августа – начале сентября в Вальтеллину прибыли остальные части, и вся армия спустилась в Ломбардскую долину, прошла через Миланесадо и направилась на восток, в сторону Мантуи.
Одновременно начали готовить новую армию испанцы. Их приготовления были впечатляющими – по крайней мере, на бумаге. В дополнении к 16 тыс. человек ([7], [16]), уже находящихся в Миланском герцогстве, планировалось набрать еще более 20 тыс. из Испании, Неаполя, Германии, Тосканы и Пармы. В двух последних случаях пришлось заключать договоры с их герцогами. Конечно, по качеству эти войска были очень неоднородными, да и количество явно не дотягивало до планируемого, тем не менее прибывший в сентябре 1629 года генерал Спинола имел почти 30-тысячную армию [16], которую весной следующего года и повел к стенам Казале.
В сентябре в городе Лоди недалеко от Милана состоялась личная встреча Коллальто и Спинолы, где оба военачальника согласовали будущие боевые действия. Собственно, распределение обязанностей было очевидным – целью Испании был город Казале в Монферрате, а имперцев – все герцогство Мантуя, и в первую очередь его столица. Соответственно, противником Испании была Франция, а Священной Римской империи – сам герцог Мантуанский и Венеция. Поэтому в дальнейшем война за Мантуанское наследство (далее – МН) разделилась на два почти не связанные между собой конфликта, которые можно описывать по отдельности.
Сначала – о наступлении императорской армии.
Ее противники – армии Мантуи и Венеции значительно уступали ей, как по численности, так и качественно. Собственно, о численности мантуанской армии можно только догадываться: точно известно, что гарнизон столицы составлял 4 тыс. человек – итальянцев, швейцарцев и французов.
Адепт Эгидос пишет, что общая численность армии в Мантуе составляла 10 тыс. пехоты и 2,5 тыс. конницы, разбросанных по гарнизонам. Это плохо согласуется с его же утверждением, что 12–14 тыс. человек – это общая численность армии в Мантуе и Монферрато. Еще несколько тысяч – от 3 [27] до 7 тыс. [7], что вероятнее, прислала Венеция, правительство которой не желало усиления господства Габсбургов в северной Италии.
Основная часть венецианской армии находилась в Валледжо-суль-Минчо, в 30 км севернее Мантуи, на территории т. н. Террафермы – т. е. в венецианских владениях в северной Италии. Ни венецианская, ни мантуанская армия не имели никакого боевого опыта, и их моральный дух перед лицом превосходящих сил противника оставлял желать лучшего. Из отрывочных описаний не всегда можно понять, в каком городе стоял мантуанский, а в каком – венецианский гарнизон, но, как показали последующие события, особой разницы между ними не было.
Наступление имперской армии началось в октябре. В это время фельдмаршал Коллальто был серьезно болен, поэтому Галлас и Альдринген действовали самостоятельно. Они наступали двумя отдельными колоннами: 17 октября Альдринген переправился через реку Ольо у городка Остиано (55 км западнее Мантуи) [6], а Галлас двумя днями позднее занял город Виадана (44 км юго-западнее Мантуи) [6], [22]. Остальные крепости, лежащие на пути имперцев – Боццоло, Канетто, Валенго и прочие, также перешли в руки имперской армии.
В некоторых случаях крепости сдавались без боя – из-за трусости или измены комендантов, в остальных – после короткой осады. Адепт Эгидос приводит следующий пример: «Об уровне деморализованности венецианцев может служить случай, когда 2,5 тыс. гарнизон одной из сильнейших крепостей герцогства – Газзуоло (21 км юго-восточнее Мантуи) сдался после 2-дневного обстрела, а 500 солдат из его состава согласились перейти на службу императору» (хотя непонятно – зачем императору такие солдаты).
Карло Гонзага также попытался организовать что-то вроде партизанской войны: в этот момент жители различных городов формировали с помощью герцогской гвардии импровизированные вооруженные банды, чтобы устроить засаду оккупантам [4], даже использовался термин «тактика выжженной земли»[14]. Разумеется, ответная реакция имперцев была вполне предсказуемой – деревни и городки сжигались, а местных жителей убивали, не разбирая, кто мирный житель, а кто нет.
27 октября, вскоре после падения Газзуоло, Гонзага отвел оставшиеся войска в столицу [6]. Имперская армия подошла к городу несколько позднее – 2 ноября [22]. Таким образом, то ли собственная медлительность, то ли сопротивление противника, пусть и не слишком упорное, привело к тому, что армия Священной Римской империи начала осаду в самый разгар осени. 22 ноября Галлас с ходу захватил крепость Гойто (она же Джотто) в 14 км северо-западнее Мантуи, которая прикрывала дорогу в направлении венецианской штаб-квартиры Валеджио и использовалась как склад [22]; венецианская армия тут же ушла на север. Таким образом окружение столицы было завершено.
Итальянская «Википедия» утверждает, что герцог Гонзага приказал затопить Серральо – окрестности Мантуи [4]. Однако и без этого мероприятия осада города была очень сложной задачей. В то время Мантуя располагалась на острове: река Минчо, протекая через город, образовывала четыре больших озера, окружавших его, разделенных пятью большими мостами. На севере находился мост Пределла, который разделял воды озера Паруоло на северо-западе и озера Сопра на северо-востоке. На востоке находился мост Порто, разделяющий воды озер Сопра и Меццо. На другом конце мост соединялся с цитаделью Порто – фортом с четырьмя мощными бастионами. На юге находился мост Святого Георгия (Сан-Джорджо), который соединялся с одноименным городком и отделял озеро Меццо от Сотто. И наконец, западнее было еще два моста, соединявших город с соседним островом дель Те.
Имперцы заняли остров дель Те, но проливные дожди затопили траншеи, и с острова им пришлось уйти. Атака через мост Святого Георгия была без особого труда отбита защитниками города, а осадные батареи пришлось разместить слишком далеко от городских стен, так что их огонь был почти бесполезен. Поэтому 22–24 декабря [6] армия Священной Римской империи сняла осаду и отошла к окрестным городам – Канетто, Боргофорте и Газзуоло на зимние квартиры.
Поскольку имперская армия прошла суровую школу Валленштейна, то она тут же начала повальный грабеж окрестностей. Поэтому десятки тысяч жителей герцогства устремились в столицу, чтобы найти там укрытие от насилия и мародерства солдатни.
Примерно в это же время, т. е. поздней осенью 1629 года, на северную Италию обрушилась еще одна, даже более страшная беда – черная смерть. Началась эпидемия бубонной чумы, которую, как предполагается, принесли немецкие или французские солдаты. Вероятнее, именно немецкие, потому что первоначально заболевание было замечено в октябре в Милане, через который проходили солдаты армии Священной Римской империи.
Вообще-то говоря, вспышки эпидемии были постоянным явлением в Европе XVII века, например, во Франции, северной Германии и Швейцарии они наблюдались в 1628–1629 годах. Только т. н. Большая чума в Лионе с 1628 по 1632 год унесла более 35 тыс. жизней. Но там эпидемия ограничилась лишь отдельными городами и реже – областями.
Явлением совсем другого масштаба стала т. н. Великая чума Милана, которая опустошила всю северную и частично центральную Италию до Рима включительно. Там друг на друга наложились сразу несколько факторов: двухлетний неурожай и, как следствие, голод и война, вызвавшая перемещение по Италии сотен тысяч людей, причем не самых чистоплотных, аккуратных и законопослушных. В результате число жертв эпидемии, как предполагается, составило около миллиона человек, т. е. четверть всего населения Италии.
Чума в Милане XVII века. Иллюстрация к роману «Обрученные»
Разумеется, это бедствие не обошло и Мантую. Город с 35 тыс. жителей был переполнен, так как к ним добавились около 60 тыс. беженцев [1]. Поэтому число умерших было огромным – до 80 тыс. человек [1] или 75 % населения, больше, чем где-либо еще в Италии. Если зимой ситуацию удавалось держать под относительным контролем, то с весенним потеплением она стала катастрофической – умирало по 200–250 человек в день.
Разумеется, умирали не только мирные жители – это касалось и гарнизона. В мае (видимо, в начале месяца) он насчитывал всего 3 тыс. человек регулярной армии и 400 ополченцев [16], согласно источнику [6], в мае осталось всего 2 тыс. человек. К середине июля в строю осталось всего 700–750 человек – этого было достаточно, лишь для охраны ворот [16], [27]. Что касается армии Священной Римской империи, то ее, конечно, эпидемия тоже проредила, но в меньшей степени – согласно источнику [16], в начале мая она насчитывала 18 тыс. пехоты и 6 тыс. кавалерии.
В течение зимы боевых действий почти не велось, не считая удачного рейда 200 мантуанских кавалеристов к Гойто, в апреле один из мантуанских командиров даже отбил крепость Остилию [4]. Но эти победы были не более чем комариными укусами на фоне общей безрадостной картины.
Весной 1630 года имперцы возобновили осаду; в разных источниках ее начало варьируется от апреля до июня, вероятно, полная блокада города была установлена после сражения при Виллабуоне, о котором речь пойдет чуть ниже. В апреле в город прибыл маршал д’Эстре, но, к сожалению, для жителей города, без подкрепления. Маршал был храбрым и опытным военачальником, но не чудотворцем. Помощь пыталась оказать союзная Венеция, но действия ее армии напоминали известный анекдот про 10 дивизий, необходимых в Италии.
Итальянская «Википедия» [5] утверждает следующее: Венецианская республика собрала армию на Минчо, чтобы доставить продовольствие в Мантую, но 25 мая потерпела поражение в Валеджо-суль-Минчо, и войска рассеялись. Все прочие источники, в т. ч. гораздо более подробные, ни слова не говорят о доставке продовольствии, и из них трудно понять логику в действиях венецианской армии. Приходится предположить, что либо никакой логики и не было, либо слишком многое остается неизвестным. Бесспорно, что армия добралась до Валеджио-суль-Минчо, откуда она двинулась на юг.
А вот дальше начинается нечто необъяснимое. Ряд источников [5], [16] утверждает: Венецианский генерал Сагредо, который размещал гарнизоны в Мармироло и Кастильоне, узнав о наступлении немцев, приказал своим людям оставить эти позиции и отступить к Маренго и Вильябуоне.
Дело даже не в том, что Заккариа Сагредо был не генералом, а проведитором, т. е. гражданским чиновником, призванным следить за лояльностью наемных войск. Просто Кастильоне находился в 15 км севернее от Мантуи, а Мармироло – всего в 10 км и, отступая к Маренго и Виллабуоне, венецианцы двигались бы на северо-восток, прямо навстречу имперцам Галласа, которые вышли из Гойто. Да и само сражение, согласно большинству источников, состоялось 29 мая [16], [22], [29].
Поэтому вероятнее, что до этих населенных пунктов венецианская армия просто не добралась и расположилась в Виллабуоне [18], [29] и Маренго [29]. Впрочем, последний [29] (и наиболее подробный) источник приводит две нестыкующиеся версии: согласно второй, основная часть венецианской армии располагалась в Валеджио, а в Маренго и Виллабуоне успела разместиться лишь небольшая ее часть. По одним сведениям, венецианцы даже успели построить в Виллабуоне какие-то укрепления, по другим – просто расположились в деревне.
Что же касается численности, то преимущество было за венецианской армией: их по всем источникам было 17–17,5 тыс. (15 тыс. пехоты и 2–2,5 тыс. кавалерии). В составе их армии был французский полк под командованием герцога де Кандаля, брата кардинала Ла Валетта, еще один представитель этой семьи, шевалье де Ла Валетт командовал эскадроном или ротой (видимо, поэтому появилась ошибочная информация, что всей армией командовал кардинал Ла Валетт). Вероятно, французов было около тысячи и наверняка не более 2 тыс. У Галласа было от 10 тыс. [7], [29] до 14,5 тыс. (12 тыс. пехоты и 2,5 тыс. конницы) [16].
Само сражение, судя по отрывочной информации, началось с кавалерийской схватки кроатов и албанцев, т. е. легкой иррегулярной конницы армий Священной Римской империи и Венеции, где победили кроаты. Затем пехота Галласа при поддержке артиллерийской батареи атаковала деревню Виллабуона и заставила венецианскую армию (или ее часть) отступить к Валеджио.
На следующий день венецианская армия продолжила отступление на север, в сторону Пескьеры. Галлас энергично преследовал отступавших, и только упорное сопротивление арьергарда из французов де Кандаля позволило избежать полной катастрофы [23], [29]; это, видимо, и было второе сражение. Венецианская армия потеряла около 4 тыс. человек убитыми и ранеными и 500 – пленными. Французский полк был уничтожен почти полностью [29]. Потери имперцев, вероятно, не превысили 400–500 человек[29].
Здесь нельзя не отметить нерешительные и неграмотные действия венецианского командования, которое как будто не понимало, что оно делает и для чего. Позднее проведитор Сагредо был осужден венецианским судом к тюремному заключению за трусость. Что же касается генерала Галласа, то в дальнейшем он крепко подружился с зеленым змием и получил малопочетное прозвище Губитель армий (имелось в виду своих), но здесь командовал энергично и умело и вполне заслуженно победил.
Для самой Мантуи это поражение имело катастрофические последствия. Было понятно, что ждать помощи больше неоткуда. Французская армия в это время воевала в Савойе и никак не могла добраться до Мантуи. Если добавить к этому чуму, голод, миазмы болот и озер, отсутствие работы, то можно себе представить обстановку в городе. Воцарилось ощущение безнадежности и ожидание неизбежной и близкой катастрофы. Она наступила в ночь с 17 на 18 июля (по другим данным – 16 июля [28]).
Как это часто бывает, захват Мантуи приписали предательству, даже с уточнением, что это был какой-то наемный швейцарский офицер. Это, конечно, вполне возможно, но общее положение города было таково, что и предательство не слишком требовалось. Как бы то ни было, имперцы внезапно атаковали через мост Сан-Джорджо одновременно с отвлекающими атаками через другие мосты. Ворота были открыты, а подъемный мост опущен, имперские войска вошли в город и вскоре окончательно подавили сопротивление гарнизона.
Герцог Карло Гонзага с семьей, маршалом д’Эстре и частью придворных перешли по мосту Порто в цитадель с тем же названием. Там можно было сопротивляться некоторое время, но смысла в этом уже не было. Поэтому герцог заключил соглашение с командованием армии Священной Римской империи (по сути дела – капитуляцию), что герцог сдает цитадель в обмен на свободный выезд в папскую область, что и было выполнено уже на следующий день. Поскольку папа Урбан VIII был известен своими антииспанскими настроениями, то для Карло Гонзага это было скорее изгнание, а не плен.
Между тем немецкие солдаты приступили к долгожданному трехдневному грабежу города, который неизбежно сопровождался насилием, убийствами и погромами церквей. В этом особенно отличились немецкие протестанты, которых было довольно много в армии СРИ. Погреть руки удалось всем, начиная с Коллальто, Галласа и Альдрингена и заканчивая последним обозником, так что одно из богатейших герцогств Европы превратилось в беднейшее.
Правда, воспользоваться награбленным смогли далеко не все: обчищая дома и громя церкви, наемники как-то не задумывались, что пребывание в охваченном эпидемией городе очень опасно для их здоровья. Это стало понятно несколько позднее. А дальнейшая судьба города решалась очень далеко от него.
Между тем на другом конце Европы происходили события, которые французская дипломатия приближала, как могла. 26 сентября 1629 года с ее активной помощью шведский король Густав-Адольф II заключил выгодное Альтмаркское перемирие с Польшей и начал готовиться к высадке в северной Германии. Сама высадка была произведена 4 июля 1630 года на принадлежащий герцогству Померания остров Узедом. Через несколько дней шведы полностью захватили острова Узедом и Волин, т. е. устье Одера, 20 июля без боя вошли в столицу Померании Штеттин и к концу лета захватили еще ряд крепостей и контролировали все балтийское побережье Германии.
Все попытки армии СРИ (а она, кстати, насчитывала более 30 тыс. человек, разбросанных по всему северу Германии) помешать продвижению шведов, закончились провалом. Теперь уже императору стало понятно, что перед ним не «еще один враг», как он презрительно высказался о шведском короле, а враг, гораздо опаснее всех предыдущих вместе взятых. И с этим надо было срочно что-то делать, поскольку имевшихся сил было явно недостаточно, а к шведскому королю постоянно прибывали подкрепления и добровольцы из немецких протестантов. Никто из германских протестантских князей еще не перешел на его сторону, но этого можно было ожидать в ближайшем будущем.
3 июля 1630 года в баварском городе Регенсбург открылся сейм, т. е. собрание принцев-выборщиков из СРИ. Предметов обсуждения было несколько – от избрания сына Фердинанда II королем римлян, т. е. наследником императора, до отставки Валленштейна и войн в северной Германии и северной Италии. Присутствовавшие послы Франции: официальный – Брюлар де Леон и неофициальный – отец Жозеф (тот самый, его серое преосвященство), формально обсуждали только вопросы, связанные с отношениями между Францией и империей, в первую очередь – с войной в Мантуе. А неформально они имели задание ставить императору палки в колеса везде, где только возможно.
Что же касается Мантуи, то послы узнали о падении города и пленении герцога Гонзага (которого в реальности не было). Дело осложнялось слухами о болезни Луи XIII. Действительно, последнюю неделю сентября французский король был очень близок к смерти и даже соборовался. Можно было лишь гадать, как бы повернулась французская внешняя политика в случае его смерти. Лишь 28 сентября состояние короля внезапно улучшилось. Поэтому послам казалось, что они сделали все возможное, заключив 13 октября договор, в котором император соглашался на главное – признание Карло Гонзага законным правителем Мантуи.
Покладистость императора имела ряд причин, из которых главной была необходимость срочно перебросить армию, или хотя бы ее остатки, обратно на север Германии; конечно, и сама ценность Мантуи после чумы и разграбления многократно упала. Другие статьи договора предусматривали вывод из герцогства (как самой Мантуи, так и Монферрато) имперских и французских войск.
В некоторых источниках говорится, что также предусматривалась передача Казале и Пинероло (о нем будет сказано позднее) Испании [28], что кажется сомнительным – на Пинероло испанцы даже не претендовали, и их возмущение договором выглядит непонятным – ведь в таком случае они получали больше того, за что сражались. Между тем испанское правительство было возмущено договором, а Оливарес назвал его простой капитуляцией.
Но, как оказалось, не меньше была возмущена договором и другая сторона. Среди прочих условий, в договоре говорилось о запрете помогать противникам Габсбургов, чем Луи XIII собирался заняться в ближайшем будущем. Степень его гнева проявляется в письме, адресованном его послам неделю спустя:
«Этот договор не только противоречит вашим полномочиям, обязанностям и инструкциям, которые вы взяли с собой, и тем, которые я посылал вам в разное время, но даже содержит несколько пунктов, о которых я никогда даже не задумывался и которые настолько вредоносны, что я не мог слушать, как их мне зачитывали, кроме как с крайним неудовольствием» [12].
Возможно, сейчас кому-то тон послания покажется мягким, но для XVII века это было то же, что трехэтажный мат в XXI веке. Кроме того, сама передача инвеституры герцогу Карло Гонзага откладывалась на три месяца со дня подписания договора.
Поэтому король отказался ратифицировать договор, а императору в дальнейшем пришлось согласиться на еще более невыгодный договор в Кераско. Цитирую Джеффри Паркера – «И все же в долгосрочной перспективе французская дипломатия вряд ли могла добиться большего успеха: дав согласие в Регенсбурге, а затем, отступив, Франция нанесла гораздо больший ущерб имперскому делу, чем если бы дала отказ с самого начала.
Временно ободренный очевидным выходом Людовика из борьбы, Фердинанд II не только отказался смягчать эдикт, но и решил, что он может справиться с небольшой шведской армией, которую король Густав Адольф высадил на берег в Померании 6 июля 1630 года, без какой-либо попытки сделать свою политику более приемлемой для немецких протестантов. Это был фатальный просчет, поскольку к тому времени, когда имперцы осознали, что их войска не могут быть выведены из Италии, шведов уже невозможно было выбить из Померании» [12].
Здесь требуется пояснение.
6 марта 1629 года упертый католик Фердинанд II издал Реституционный эдикт, который требовал возвращения земель и имущества, секуляризованных у католической церкви после Аугсбургского мира 1555 года. Это взбесило протестантских князей и вызвало тревогу у католических, которые считали эдикт
Имперские войска не торопились покидать солнечную Италию. До известия о Регенсбургском договоре армия уйти не могла, с августа до конца октября вся армия или ее большая часть пребывала в Монферрато (об этом будет рассказано ниже), а переход через Альпы в зимнее время был делом очень сложным и опасным. Тем более что наемники наверняка хотели переправить на север и честно награбленное имущество.
Весной следующего года армия начала подготовку к обратному переходу. Авангард генерала Альдрингена покинул герцогство в конце мая, основная часть – в июне и арьергард – в сентябре 1631 года [27]. В этом же месяце в разоренный и обезлюдевший город вернулся герцог Карло Гонзага с семьей [27]. Потребовались многие годы, чтобы жизнь в герцогстве вернулась в относительно нормальное русло, а былое процветание города так и осталось в прошлом.
Трудно сказать, сколько имперских солдат вернулось в Германию. Как будет рассказано позднее, другие армии – французская, мантуанская, испанская, понесли чудовищные потери от эпидемий, и армия СРИ не была счастливым исключением.
Можно снова процитировать Джеффри Паркера: «Союзники (т. е. шведы и саксонцы в сражении при Брейтенфельде, 17 сентября 1631 года) имели явное численное превосходство над имперцами, у которых была только 31 000 солдат, в том числе 7 000 усталых бойцов, только что прибывших из Мантуи (еще 5 000 были в пути, но все еще находились в 320 километрах к югу)»[12].
Вряд ли эти цифры можно считать окончательными, несколько тысяч человек вполне могли потеряться по дороге, но ясно, что вернулось меньше половины армии.
Окончание следует…
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Читайте нас: