Так же, как историю межвоенной Польши можно учить на примере биографии одного человека — Юзефа Пилсудского, — так и историю Финляндии первой половины ХХ века можно изучать на примере жизни Карла Густава Маннергейма. Сложно сказать, была бы на карте Финляндия или нет, не будь Маннергейма, но одно можно сказать точно: без него Финляндия была бы совершенно другой страной...
Род Мархейнов уехал из Гамбурга в Швецию в XVII веке. Поселившись в той части королевства, которая впоследствии станет Финляндией, они открыли железоделательный завод. За заслуги перед новым Отечеством в 1693 году Мархейнам было даровано дворянство, после чего они изменили свою фамилию на шведский манер — Маннергейм. В конце XVIII века Маннергеймы стали баронами, а в первой половине XIX века — графами. Впрочем, графом становился только старший сын в семье, а остальные оставались баронами.
Сразу стоит оговориться: Маннергеймы стали графами Российской империи. Титул этот был дан во многом за то, что род отличался явной прорусской ориентацией. Прадед будущего маршала Карл Эрик Маннергейм был членом депутации рыцарства и дворянства от Або-Бьёренборгской губернии, которая прибыла ко двору императора Александра Павловича в 1809 году после включения Финляндии в состав России, за что получил Анну второй степени с бриллиантами.
Вот только... политика Российской империи в отношении Финляндии долго выражалась формулой Александра I: «Финляндия не губерния, Финляндия — государство». Поэтому постепенно Маннергеймы, как лояльные подданные, стали административной элитой ВКФ и... мягкими финскими националистами. За одним исключением, которое звали Карл Густав...
Если описывать карьеру Маннергейма на русской службе, то можно списать её с начала романа «Три мушкетёра»: молодой дворянин из знатного, но небогатого провинциального рода приезжает в столицу, мечтая о карьере военного, после чего попадает ко двору, выполняет разного рода щекотливые поручения...
Надо сказать, что приехал в Санкт-Петербург он не сразу: сначала Карл Густав поступил в Финляндский кадетский корпус, но вылетел оттуда как пробка из бутылки — за самоволку. Окончив частный лицей в Хельсинки, он поступил в Николаевское кавалерийское училище.
Шаг, прямо скажем, неординарный и «говорящий». Финны, имеющие склонность к военной службе, предпочитали служить в армии ВКФ: ближе к дому и без риска сгинуть под турецкими, немецкими или японскими пулями во имя империи. Маннергейм выбрал путь русского офицера, пусть и финна по национальности.
Выпустившись из училища, он был зачислен в 15-й Александрийский драгунский полк — знаменитые «Чёрные гусары» (после реформы 1885 года все кавалерийские полки в России на некоторое время стали драгунскими, но вскоре всё вернули в прежнее положение). Впрочем, там корнет долго не прослужил, став в 1891 году кавалергардом. Все данные для службы в этом элитном полку у него были: мало того что барон, так ещё и высокий, широкоплечий красавец, имевший в жизни две страсти — женщины и лошади. Первых он менял как перчатки (несмотря на женитьбу на дочери бывшего кавалергарда генерал-майора Николая Арапова — Анастасии), вторых любил искренне и страстно: разводил породистых лошадей, регулярно участвовал в скачках.
Это качество в бароне оценил будущий прославленный полководец генерал Алексей Брусилов, прикомандировав в свою престижную кавалерийскую школу, где за отменную верховую езду поставил командиром учебного эскадрона и сделал членом учебного комитета. А дальше с кавалергардом и бывшим гусаром случается поразительная история!
После очередного семейного скандала, связанного с совместной поездкой барона и его очередной любовницы графини Шуваловой на грязи в Хаапсалу (колено он туда лечить отправился, ага!), баронесса Анастасия Маннергейм записывается в сёстры милосердия и отправляется на войну: в Китае как раз бушует Боксёрское восстание и Россия участвует в его подавлении. Возвращается благоверная к своему супругу в 1902 году с медалью «За поход в Китай», что для бравого кавалериста, ни разу не нюхавшего пороху, стало потрясением: он даже на некоторое время перестал ей изменять!
Впрочем, долго семейная идиллия не продлилась, Анастасия Николаевна продала принадлежащие ей имения и, забрав дочерей, укатила в Париж. А Карл Густав остался в Питере: с небольшим жалованием, большими долгами и графиней Шуваловой, намекавшей, что пора начать жить вместе. Сегодня «гражданский брак» — дело обычное, но во время оно... Позволить себе такого скандала барон не мог и сбежал. Ну как сбежал — добился перевода в 52-й Нежинский полк и уехал воевать в Маньчжурию, благо на дворе была русско-японская война.
Воевал Маннергейм хорошо: его драгуны под прикрытием тумана с тыла атаковали японцев, дав возможность бойцам 3-й пехотной дивизии выйти из окружения. За эти бои Карл Густав получает звание полковника. После чего, проскучав два месяца в заслуженном отпуске, возвращается на Восток. Он принимает участие в «глубокой разведке» на территории Монголии. Часть, которой командует барон, весьма своеобразна. «Мой отряд — просто хунхузы, то есть местные грабители с большой дороги... Эти бандиты... ничего, кроме русской магазинной винтовки и патронов, не знают... Мой отряд собран на скорую руку из отбросов. В нём нет ни порядка, ни единства... хотя их нельзя упрекнуть в недостаточной храбрости. Им удалось вырваться из окружения, куда нас загнала японская кавалерия... Штаб армии был очень удовлетворён нашей работой — удалось закартографировать около 400 вёрст и дать сведения о японских позициях на всей территории нашей деятельности».
Но и после войны Восток не отпустил Маннергейма. Он организует экспедицию в Китай, по следам экспедиций Пржевальского и Певцова. За время экспедиции Карл Густав проехал верхом 1400 километров, повстречался с далай-ламой и собрал массу важной разведывательной информации. В общем, почётным членом Русского географического общества барон стал вполне заслуженно!
После возвращения Маннергейм становится командиром 13-го Владимирского уланского полка. В 1910 году получает чин генерал-майора и новое назначение — командиром лейб-гвардии уланского Его Величества полка. С началом Первой мировой войны Карл Густав идёт на фронт. И вновь воюет Маннергейм храбро, а главное, грамотно и умело. В 1914 году награждён орденом св. Георгия 4-й степени.
Крест Георгиевский белый
Украшает Вашу грудь;
Есть чем Вам, жестокий, смелый
Бой с врагами помянуть.
Поздравили барона сослуживцы.
С 1915 года командует 12-й кавалерийской дивизией. С 1917 года — генерал-лейтенант, командир 4-го кавалерийского корпуса. А потом случается революция...
Само собой, Маннергейм её не принял: аристократ, лично знакомый с императорской фамилией (кавалергарды — охрана императрицы!), с красными ему было явно не по пути. Даже если эти красные были «красными финнами». Барон пытался бороться с развалом армии: в марте 1917 года он вместе с бароном Врангелем от лица вверенных им частей обратился с воззванием к Временному правительству, потребовав более энергичных действий по борьбе с разложением армии. Он пытался бороться самостоятельно, апеллировал к комиссарам, но в конце концов под предлогом лечения вывихнутой при падении с лошади ноги 18 декабря 1917 года уехал в Финляндию.
Впрочем, в Финляндии всё тоже было далеко не радужно. Там сенат и правительство вовсю конфликтовали с социал-демократами. Ну как конфликтовали: у социал-демократов была Красная гвардия и сочувствующие им русские войска. У сената во главе с Пером Свинхувудом был только Маннергейм, которому парламент поручил возглавить армию. Которой не было.
Маннергейм тут же уехал с юга Финляндии на север, где с помощью возникшего после Февральской революции «шюцкора» — «охранного корпуса» — начал готовить восстание против «красных финнов». В ночь на 28 января 1918 года барон приказал разоружить оставшиеся в Финляндии русские войска. Одновременно с этим социал-демократы провернули государственный переворот с опорой на красногвардейцев и верные им войска. Гражданская война в Финляндии стартовала!
Маннергейм развил кипучую деятельность и к марту имел под командованием силы в 70 тысяч штыков. Сенат присвоил ему очередное воинское звание — генерала от кавалерии, хоть кавалерии у финнов толком и не было. Проблема была в том, что под властью Совета народных уполномоченных Финляндии была хоть и меньшая часть страны, но это был юг, где расположены самые крупные города и две трети населения страны. У сената и барона земли под контролем было больше, а вот народу — сильно меньше. Кроме того, на помощь красным финнам регулярно приходили отряды их российских товарищей.
Впрочем, в гражданской войне фронт — понятие условное: в тылу у красных финнов были сопротивляющиеся белые районы, у белых — красные. Обе армии были примерно одинаковы по численности — 50–90 тысяч человек. За красных сражались рабочие и сельская беднота, за белых — крестьяне и интеллигенция. Советское правительство отдало приказ русским войскам занимать в финской гражданской войне нейтралитет. Ага, щас! Вице-адмирал Николай Подгурский возглавил оборону Ботнического залива, благодаря чему русские передали оружие шюцкору. На стороне Красной гвардии также выступило порядка 7–10 тысяч русских солдат.
Преимуществом Маннергейма был большой военный опыт, причём как собственный, так и прибывших на помощь правительству Свинхувуда шведов: 84 шведских офицера прибыли к Маннергейму и составили его штаб. Кроме того, с фронта вернулись финские егеря. Было их немного, всего 1300 штыков, но барон в их лице получил опытных инструкторов и младших командиров. Впрочем, красные имели возможность получать оружие и подкрепления из России, так что первое время борьба шла на равных: 28 марта произошло сражение у кладбища Калеванкангас некоторые части белых понесли потери до 50 процентов личного состава! Правда, значения это уже не имело...
Перелом наступил ещё 5 марта, когда германский флот забрал стоявших на Аландских островах немецкие войска. На их место пришли шведы, поддержавшие Маннергейма. А немцы высадились на Ханко — 9,5 тысячи бойцов во главе с генералом Рюдигером фон дер Гольцем. «Остзейский корпус» двинулся на Хельсинки, а в Ловиисе высадился второй немецкий отряд Отто фон Брандштайна — 2,5 тысячи штыков. Красное руководство бежало из Хельсинки, красногвардейцы начали организовывать оборону как умели, то есть никак. 12–13 апреля немцы заняли Хельсинки, боёв не то что бы не было, но для ветеранов Первой мировой войны красногвардейцы соперниками не были. 14 апреля немцы передали Хельсинки финскому сенату.
А что же Маннергейм? 16 мая 1918 года в Хельсинки состоялся парад. Возглавлял парад генерал от кавалерии Карл Густав Маннергейм — командующий финской армией. К этому времени он не только не принимал красных русских, но и... В общем, белым русским он тоже помогать отказался. Юденич, чья армия формировалась в Финляндии, отказался признать её независимость. На что барон отказал Юденичу в помощи.
Дело в том, что Маннергейм понял, что в независимой Финляндии он сможет сделать карьеру куда круче, чем в России, неважно красной или белой. В России генералов с военным опытом было как блох на собаке. А в Финляндии Маннергейм был один-единственный и неповторимый. А значит, и незаменимый. Пусть власть и принадлежала сенату, но воевать, если что, будут не сенаторы...
Правда, немцев барон после обретения Финляндией независимости больше любить не стал. Когда правительство заключило союз с Германией, Карл Густав подал в отставку и уехал из страны. Ездил по Европе в роли представителя финского Красного креста, вёл полуофициальные переговоры, наносил полуофициальные визиты. В страну вернулся только в 1931 году, сразу стал председателем Государственного комитета обороны. Именно тогда он продавил строительство на Карельском перешейке знаменитой «линии Маннергейма»: обстановка в Европе накалялась, дело шло к войне, а значит, все договоры между Финляндией и СССР в любой момент могли перестать действовать.
26 ноября в Майнила произошли непонятные выстрелы по позициям красноармейцев. Маннергейм уверял, что отвёл всю артиллерию за линию укреплений и дострелить до советской территории она при всём желании не смогла бы. Тем не менее в сложившейся ситуации провокация была одинаково выгодна обеим сторонам: РККА была готова к наступлению, а финская армия... Финны отмобилизовали значительную часть мужского населения: держать мужиков без дела в окопах вместо ударного труда в народном хозяйстве не слишком рационально для такой небольшой экономики, как Финляндия образца 1939 года...
Я не стану подробно разбирать Финскую войну и действия финнов в ходе Великой Отечественной — всё неоднократно разобрано до меня. Интереснее мотивы Маннергейма. Был ли он финским националистом? На мой взгляд, нет. Скорее барона можно назвать карьеристом. Национально озабоченные финны находили возможность выразить своё отношение к российским властям и до революции, однако Маннергейм в этом не замечен от слов «вообще» и «совсем». А вот карьерные возможности он не упускал никогда!
Поэтому и отношения Финляндии с СССР после войны были прагматичными. Барон не собирался проводить враждебную СССР политику: всего, чего он мог достичь в карьере, он уже достиг. А продолжая по мелочи гадить сильному соседу, можно было потерять если не всё, то многое. И Сталин это понимал, до самой смерти Маннергейма в 1951 году посылая ему поздравления ко дню рождения. Он не был принципиальным врагом, это был осколок Российской империи, капризом судьбы заброшенный в эпоху ядерного оружия, реактивной авиации и первых ламповых ЭВМ...
Фёдор Ступин,
Читайте нас: