Начало здесь
Для расширения конфликта 13 мая 1939 г. японцы ввели в бой пехотный полк, поддержанный авиацией, и, оттеснив монгольские пограничные заставы, вышли к реке Халхин-Гол.
19 мая 1939 г. советское правительство заявило Японии протест в связи с грубым нарушением границы союзной МНР и потребовало прекратить военные действия. К границе спешно направлялись дополнительные советские войска, в том числе 11-я танковая бригада. Однако японское командование продолжало осуществлять план задуманной операции.
28 мая части 23-й японской дивизии после бомбовых ударов авиации предприняли новое наступление. Понеся потери, советско-монгольские войска вынуждены были отойти к реке Халхин-Гол. 30 мая японский Генеральный штаб армии направил командованию Квантунской армии следующую телеграмму: «Поздравляем с блестящим военным успехом в действиях вашей армии в районе Номонхан (японское название зоны боевых действий. – А.К.)». В тот же день Генеральный штаб отдал распоряжение о включении в состав Квантунской армии 1-го авиационного соединения (180 самолетов) и запросил о дополнительных нуждах армии в увеличении численности войск и военных материалов.
Для советского правительства сложилась тревожная обстановка, требовавшая принятия незамедлительных ответственных решений. Хотя анализ ситуации на Дальнем Востоке свидетельствовал о том, что в данный момент японское руководство едва ли было готово развязать большую войну против СССР, по данным разведки, Токио направил командованию Квантунской армии новые инструкции, требовавшие «продолжать в расширенном масштабе военные действия у Буин-Нур (МНР)».
В Кремле было решено, не допуская перерастания халхингольских событий в войну, в то же время преподать японцам чувствительный урок. 1 июня в Москву был срочно вызван заместитель командующего войсками Белорусского военного округа Г.К. Жуков, которому было предложено незамедлительно вылететь в район Халхин-Гола. О том, как оценивались столкновения с японцами советским командованием, Г.К. Жуков рассказывал в своих мемуарах «Воспоминания и размышления»:
«Войдя в кабинет, я отрапортовал наркому о прибытии. К.Е. Ворошилов, справившись о здоровье, сказал:
- Японские войска внезапно вторглись в пределы дружественной нам Монголии, которую Советское правительство договором от 12 марта 1936 года обязалось защитить от всякой внешней агрессии. Вот карта района вторжения с обстановкой на 30 мая.
Я подошел к карте.
- Вот здесь, - указал нарком, - длительное время проводились мелкие провокационные налеты на монгольских пограничников, а вот здесь японские войска в составе группы войск Хайларского гарнизона вторглись на территорию МНР и напали на монгольские пограничные части, прикрывавшие участок местности восточнее реки Халхин-Гол.
- Думаю, - продолжал нарком, - это затеяна серьезная военная авантюра. Во всяком случае, на этом дело не кончится… Можете ли вы вылететь туда немедленно и, если потребуется, принять на себя командование войсками?
- Готов вылететь сию же минуту».
В начале июля крупными силами (38 тыс. солдат и офицеров, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов) японцев была предпринята попытка захватить на западном берегу оперативный плацдарм для последующих действий. Выделенная группировка превосходила советско-монгольские войска по живой силе в 3 раза, по числу артиллерийских орудий – в 3 раза, по противотанковым орудиям – в 6 раз, по кавалерии – в 4,5 раза, по самолетам – почти в 3 раза. Получившие приказ на проведение «решающего сражения» войсковые группы под командованием генералов Масаоми Ясуока и Коити Кобаяси должны были окружить советско-монгольские войска и уничтожить их. План строился на внезапности и стремительности.
Начавшееся 2 июля сражение по названию района боевых действий получило наименование Баин-Цаганское. В этом сражении проявился полководческий талант впоследствии прославленного Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Против имевшей большое численное преимущество японской группировки были использованы части 11-й танковой бригады и бомбардировочная авиация.
Пожалуй, лучше командовавшего сражением Г.К. Жукова о нем не расскажешь:
«На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова отстал. Ему оставался еще один переход. А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на нашем берегу…
Перетащили 21 тысячу. Только кое-что из вторых эшелонов еще осталось на том берегу. Перетащили дивизию и организовали двойную противотанковую оборону — пассивную и активную. Во-первых, как только их пехотинцы выходили на этот берег, так сейчас же зарывались в свои круглые противотанковые ямы. А во-вторых, перетащили с собой всю свою противотанковую артиллерию, свыше ста орудий. Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесет тяжелые потери, но мы сознательно шли на это.
Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла. Понесла очень большие потери от огня японской артиллерии, но, повторяю, мы к этому были готовы. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и половину машин, даже больше. Но мы шли на это. Еще большие потери понесли бронебригады, которые поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили японскую дивизию. Стерли.
Когда все это начиналось, я был в Тамцак-Булаке. Мне туда сообщили, что японцы переправились. Я сразу позвонил на Хамар-Дабу и отдал распоряжение: «Танковой бригаде Яковлева идти в бой». Им еще оставалось пройти 60 или 70 километров, и они прошли их прямиком по степи и вступили в бой...»
Лишь за одни сутки боев потери японской армии составили три с половиной тысячи солдат и офицеров. Всего же в ходе четырехдневного Баин-Цаганского сражения японцы потеряли почти все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около 10 тысяч убитыми и ранеными.
За проведенную успешную операцию Г.К. Жуков досрочно получил звание комкора.
18 июля всеми силами японской 23-й дивизии, включая резервы, была предпринята попытка перейти еще раз в наступление. В бой были брошены пехота, артиллерия, танки, бронемашины, кавалерия, авиация. За четыре дня кровопролитных боев потери японской стороны составили пять с половиной тысяч убитыми и ранеными. В ходе воздушных боев было уничтожено 116 японских самолетов.
Поражение в Баин-Цаганском сражении вынудило командование Квантунской армии перейти к обороне. Но продолжалась подготовка к еще одному «решающему сражению», необходимость которого диктовалась не только военными целями, но в значительной степени и политическими соображениями. Следовало восстановить пошатнувшийся престиж Японии и ее вооруженных сил в глазах западных держав, пристально следивших за развитием халхингольских сражений и все больше убеждавшихся в том, что Японии вести серьезную войну против СССР один на один не под силу. Поэтому премьер-министр Японии Киитиро Хиранума и военный министр Сэйсиро Итагаки потребовали немедленного нового наступления, окружения и уничтожения противника.
В течение августа японская 6-я армия, усиленная частями, сформированными из китайцев, готовилась к наступлению. Для «генерального наступления» было сосредоточено 75 тыс. солдат и офицеров, 500 артиллерийских орудий, 182 танка, более 300 самолетов. Считалось, что, поскольку в результате проведенных мероприятий достигнуто тройное превосходство в силах над советско-монгольскими войсками, противник в этих условиях займет оборонительную позицию. Однако возглавлявший группировку японских войск «знаток психологии красных» генерал-лейтенант Мититаро Комацубара и его штаб не смогли определить подлинные оперативные замыслы советского командования во главе с Г.К. Жуковым, которые состояли в упреждающем контрнаступлении с целью разгрома противостоящих сил противника. Для этого в тылу скрытно концентрировались подходящие из соседних военных округов крупные силы. К середине августа в районе предстоявшего контрнаступления были сосредоточены советско-монгольские войска, насчитывавшие около 57 тыс. солдат и офицеров, 498 танков, 385 бронемашин, 542 артиллерийских орудия и минометов, 2255 пулеметов и 515 боевых самолетов.
По замыслу комкора Жукова и его штаба предусматривалось при широком применении танков внезапными мощными ударами с флангов окружить и уничтожить японскую группировку в районе между границей Монголии и Халхин-Голом. Впервые в истории танковые и механизированные части использовались для решения оперативных задач в качестве основной ударной силы фланговых группировок, совершавших маневр на окружение. Наступающие силы РККА были разделены на три группы. С ними взаимодействовали кавалерийские дивизии и автотранспортный дивизион монгольской армии.
«Для проведения операции в 1-ю армейскую группу войск спешно перебрасывались из Советского Союза новые силы и средства, а также материально-технические запасы, – рассказывал в мемуарах Г. К. Жуков. – Дополнительно подвозились две стрелковые дивизии, танковая бригада, два артиллерийских полка и другие части. Усиливалась бомбардировочная и истребительная авиация.
Решающим фактором успеха предстоящей операции мы считали оперативно-тактическую внезапность, которая должна будет поставить противника в такое положение, чтобы он не смог противостоять нашему уничтожающему удару и предпринять контрманевр».
О самой начавшейся 20 августа операции Г.К. Жуков рассказывал:
«Был воскресный день. Стояла теплая, тихая погода. Японское командование, уверенное в том, что советско-монгольские войска не думают о наступлении и не готовятся к нему, разрешило генералам и старшим офицерам воскресные отпуска. Многие из них были в этот день далеко от своих войск. Мы учли это немаловажное обстоятельство, принимая решение о начале операции именно в воскресенье. В 6 ч. 15 мин. наша артиллерия открыла внезапный и мощный огонь по зенитной артиллерии и зенитным пулеметам противника. Отдельные орудия дымовыми снарядами обстреляли цели, которые должна была бомбить наша бомбардировочная авиация…
В воздух поднялись 153 бомбардировщика и около 100 истребителей. Их удары были весьма мощными и вызвали подъем у бойцов и командиров».
К 28 августа японская группировка была подавлена и окружена. Началась ликвидация войск противника, которая к 31 августа была завершена. Общие потери японской стороны за все время боев на Халхин-Голе, как сообщалось, составили 61 тыс. человек убитыми, ранеными и плененными. Из них безвозвратные потери исчислялись примерно в 20 тысяч солдат и офицеров. Советские войска потеряли, по различным данным, от 18 до 23 тысяч убитыми и ранеными.
В японской исторической литературе халхингольские события упорно именуют «инцидентом» или «пограничным конфликтом». Более того, официальные японские историографы пытаются представить сознательно развязанную Токио необъявленную войну как… результат «советской агрессии».
В разработанной Управлением сил самообороны (ныне Министерство обороны Японии) многотомной «Официальной истории войны в Великой Восточной Азии» утверждается, что якобы «Советский Союз искал момента для нанесения удара по японской армии, чтобы лишить ее надежд на победу и сосредоточить все внимание на Европе… СССР хорошо знал, что занятое войной в Китае японское правительство придерживалось курса на недопущение расширения пограничных конфликтов».
Однако большинство японских историков под давлением фактов не могут принять подобную возлагающую ответственность на локальную войну на СССР версию. Но немало среди них и таких исследователей, которые, признавая ответственность японской стороны за кровопролитные события, в то же время пытаются занимать апологетическую позицию в отношении центрального военно-политического руководства Японии. На страницах исторических работ широкое распространение получили утверждения о том, что якобы «ответственность за расширение номонханского инцидента несут вышедшие из подчинения Генерального штаба генералы и офицеры Квантунской армии». Получается, что Квантунская армия (группа армий) в течение четырех месяцев вела ожесточенные сражения вопреки приказам императорской ставки. Что, конечно же, абсурд.
Квантунская армия действовала с согласия и одобрения военного министерства и Генерального штаба армии, предоставивших ей полную свободу действий. Когда военный министр Итагаки получил сообщение о расширении конфликта в районе Номонхан, он заявил: «Пусть Квантунская армия действует по своему усмотрению». По мере эскалации военных действий Генеральный штаб армии поощрял захватнические действия, направив 30 мая 1939 г. командованию Квантунской армии телеграмму со следующим текстом: «Поздравляем с блестящим военным успехом в действиях вашей армии в районе Номонхан».
Едва ли без согласования с Токио можно было пригласить в район боевых действий военных атташе Германии и Италии, а также иностранных корреспондентов. Курс на расширение необъявленной войны против МНР и СССР подтверждается и тем, что вместо отдачи приказа о прекращении военных действий в августе «ставка планировала направление в Квантунскую армию еще двух хорошо вооруженных дивизий и отдельных частей. Для этого были отобраны лучшие дивизии с китайского фронта… Они сосредотачивались в районе Номонхана».
В связи с этим обратило на себя внимание указание в выступлении на посвященной 85-летию победы на Халхин-Голе научной конференции в Улан-Баторе японского профессора Кацухико Танаки о том, что Квантунская армия и после августовского поражения не желала прекращать войну и вынуждена была сделать это только по приказу своего правительства.
А принудил японцев к капитуляции своими умелыми и решительными военными действиями будущий Маршал Победы Г.К. Жуков, за что получил первую Золотую Звезду Героя Советского Союза. Потом их будет еще три…
(Окончание следует)
