Мы дожили до времени, когда в мировом масштабе главной опасностью вместо ядерного оружия стала манипуляция общественным сознанием. Ведь если бы не она, большей части негативных событий последнего тридцатилетия просто не произошло бы. Не погибли бы сотни тысяч людей, не были бы исковерканы десятки миллионов судеб. А в Сербии и в Аргентине сейчас все были бы спокойны и счастливы.
Масштабная манипуляция общественным сознанием обычно начинается на уровне идеологии, а позже развивается через стадию информационного воздействия. Как противостоять ей именно на этой стадии? Разберемся подробно, поскольку для нас борьба с этой угрозой актуальна в первую очередь, особенно в преддверии выборов.
В здоровом организме иммунитет препятствует проникновению инфекции извне. Когда мы моем руки с мылом, мы помогаем иммунитету и страхуем его — изредка встречаются инфекции, с которыми он справиться не может. Хотя при этом мы в некоторой степени и ослабляем свой иммунитет, лишаем его тренировки.
Ситуация усугубляется, когда организм не совсем здоров — чтобы иммунитет, ослабевший в борьбе с вирусом, не пропустил вторичную бактериальную инфекцию, зачастую используют антибиотик, который заодно дополнительно ослабляет иммунитет.
И уж совсем худо после трансплантации, когда иммунитет угнетают, чтобы он не отторг пересаженный орган, а с внешней инфекцией пытаются справиться стерильной окружающей средой и антибиотиками. При этом возвращение к нормальной жизнедеятельности возможно только при условии, что организм перестанет воспринимать пересаженный орган как чужеродный.
То же самое происходит и в общественной жизни, где роль антибиотика играет цензура. Цензура борется с внешними и внутренними информационными воздействиями, которые считает потенциально опасными для общества. В идеально здоровом обществе цензура не очень и нужна — оно само отвергнет любые деструктивные информационные воздействия, тут уместна аналогия с функционированием иммунной системы. Вот только в реальной жизни такие общества что-то не просматриваются.
Поэтому цензура в той или иной форме действует во всех странах, в том числе и в объявивших себя ну очень демократическими. Достаточно взглянуть на судьбу Такера Карлсона. Если же кого-то этот пример не впечатляет, он может сам поехать в королевство кривых зеркал, затерявшееся где-то между Канадой и Мексикой, и попробовать назвать извращенцев извращенцами, а негров — неграми. Скорое возвращение домой после такого эксперимента не гарантируется.
Причина неизбежности цензуры проста: во всех обществах существуют какие-то противоречия — расовые, национальные, религиозные, социальные или хотя бы прочие, что делает уместной аналогию с состоянием после трансплантации.
Общественный иммунитет законодательно угнетен запретами, нагрузка на цензуру многократно увеличена. И счастливы те страны, которые понимают необходимость возврата своего общества к нормальной жизнедеятельности. Нужен постепенный и доброжелательный диалог между всеми частями общества, чтобы они действительно перестали воспринимать друг друга разнородными, но стали одной крепкой семьей.
Это очень долго и очень сложно, но восстановление общественного иммунитета того стоит. Поскольку в идеальном случае для противостояния манипуляции общественным сознанием необходим здоровый общественный иммунитет.
Необходим — не значит достаточен. Ведь манипуляция на том и построена, что более сильный интеллект всегда может обмануть более слабый.
Следовательно, дополнительным достаточным условием является наличие мощного общественного интеллекта, который к тому же не соблазнится предложением перейти на сторону тех, кто манипулирует. Нужны ум и совесть. Значит, нужно развивать систему образования, и вдвойне важно освобождать ее от соросят.
Но все это более или менее длительные процессы. Кроме будущего, нужно подумать и о настоящем.
А прямо сейчас мы можем только опереться одной ногой на правду, на широкое освещение всех направленных против нас манипуляций, и другой ногой — на цензуру. Но какова она?
В советское время цензура была направлена на предотвращение. Произведение могли не пропустить, в редких случаях та же судьба могла ждать и автора.
Совпавший с постсоветским периодом бум электронных СМИ и прочих соцсетей затруднил возможность «не пропустить». Сыграла свою роль и мода на свободу слова, под шумок которой нам втюхивали свободу лжи — ей цензура точно не была нужна, советская система была разрушена.
И вот возрождающаяся на нынешнем этапе цензура пошла по пути наименьшего сопротивления. Можно было использовать современные технические средства, создать новые программные решения, сформировать целостную систему. Вместо этого цензура стала направлена на наказание, которое осуществляется эпизодически, от случая к случаю.
Не совсем понятно, как именно выбирают эти случаи. Но по сути один человек, осуществляющий «лингвистическую экспертизу», решает, кто прав, а кого посадить — те, кто после него, на решение влияют мало. И хорошо, если это человек светлого ума и высокой морали. Вообще же, критерии экспертизы и отбора экспертов не слишком ясны.
Таким образом, цензура стала опасным оружием, но в чьих руках это оружие окажется — вопрос основополагающий, а ответа на него пока нет. Происходящее не позволяет исключить попадания этого оружия в руки наших же противников.
К примеру, готовят целую плеяду киберполицейских. Вероятно, это будут молодые специалисты в области информационных технологий — одна из категорий, в которых влияние соросят особенно велико. Будут ли они защищать общество от манипуляций его сознанием, или совсем наоборот?
Другой пример. На экраны выходит некий сериал, откровенно пропагандирующий криминальную субкультуру. Многие уважаемые люди защищают его — возможно, в память о днях своей молодости. Однако искусство должно не идти на поводу у предпочтений зрителя, и даже не констатировать прошлое, а показывать, как должно быть, направлять нас в светлое будущее — так и было в советское время. Но цензура молчит. Что это, пролог к очередной полукриминальной революции?
Или наоборот. Уважаемый человек, констатируя очевидный факт, говорит примерно так: «Ребята, ваши миграционные процессы стали настолько массовыми, что давайте уж не мелочиться — присоединяйтесь к нам все, вместе со своей страной».
И тут же его поправляет цензура в лице не менее уважаемой представительницы МИД, примерно так: «Миграционные процессы будут идти, как и раньше. Но мы наведем порядок. Когда-нибудь. Как-нибудь. Может быть.»
Однако речь о частном случае глобальных миграционных процессов, за которыми стоит международный финансовый капитал. А местный олигархат, лоббирующий этот самый частный случай, по определению не мог не срастись кошельками с международным финансовым капиталом. Уж не собираются ли отдельные представители правительства защищать от своего народа международный финансовый капитал? Важно даже не это.
Остается надеяться, что хотя бы высшее руководство обеспокоится очевидными вопросами. С какой целью по всему миру раскладывают консервированный хаос? (События во Франции, пожалуй, не тянут даже на репетицию.) Когда откроют эти консервы у нас: к ближайшим выборам, или подождут до следующих?
И главный вопрос: не пора ли превратить цензуру в мощную, стройную и прозрачную превентивную систему, направленную на защиту и поддержку нашего общества?
Сергей Лисичкин, специально для «Русской Весны»
Читайте нас: