Как бы ни было тяжко и сложно — пора вернуться. Человек, в отличие от животных, обречён на то, чтобы одновременно существовать в Прошлом, Настоящем и Будущем. Человек вечно осознаёт свою заброшенность в мир — и это самый страшный вызов, который встаёт, на самом деле, перед ним.
Очень долгое время в истории человечества повёрнутость к Прошлому была едва ли не единственно возможной. Сотни поколений жили «потому что так жили предки» и не позволяли себе никаких вольностей с ритуалами, традициями, правилами, историей, пусть даже переданной исключительно устно.
Однако с полтысячи лет назад человек — вместо того чтобы, между прочим, следовать античному предписанию «познай самого себя»! — вдруг обнаружил, что есть Будущее. Большое Будущее, с большой буквы Б. Будущее, соблазнительное своей прозрачностью, планируемостью, рациональностью.
Запад, первым освоивший этот внезапно открывшийся портал, получил в руки безусловно прорывную технологию. Причём технология эта касалась как управления собственным обществом, так и «взлома», как медвежатник подламывает сейф, чужих. Толпы пляшущих на майданах и тахрирах ошизевших хомячков, волны ослепших зомби на пулемётных и артиллерийских линиях огня ВС РФ, одуревшие от самолюбования «эксперты» и «учёные», с их глухарскими токованиями о светлом будущем всего человечества, — всё это не что иное, как продукты, а иногда и отходы применения этой технологии.
А ещё — запрет воспоминания о прошлом, индустриальная отгрузка стыдливости вагонами и баррелями (осуществляемая разными мемориалами и памятями с их англосаксонски-оруэлловскими названиями и американски-лицемерными улыбками или шаблонными скорбями), стигматизация и очернение любого прошлого (а тем самым — и Прошлого), массовый мерчендайзинг словечек вроде «замшелость», «дедываивали», «вытираны», «отсталость», «скрепность» и прочего подобного — всё это не что иное, как проклятие Истории и Прошлого. А тем самым — попытка уничтожить какие-либо шансы на перерождение Прошлого, на его возвращение в том или ином виде.
А ведь даже такой отпетый и отвратительный враг России, как Арнольд Джозеф Тойнби, и тот писал, что сила русской цивилизации именно в её образе Ухода-и-Возврата. В том, что, встретившись с вызовом, русская цивилизация неизбежно возвращается и поглощает вызов, превращая его в часть себя. И интернет-распиаренная фразочка, приписываемая Бисмарку, как раз о том же говорит: что русские всегда возвращаются.
Так может, стоит внимательнее присмотреться к этому дискредитированному и привязанному к позорному столбу современности слову — слову «Возвращение»?
Возвращаются и не отрекаются, именно любя
Аркадий Ключанский однажды написал стихотворение-ответ Веронике Тушновой, начинавшееся со слов «Не возвращаются, любя — / Не потому, что забывают, / А потому, что так нельзя, / Что дважды в реку не вступают». Не вступая в бессмысленную полемику с пустопорожним «а потому, что так нельзя» («нельзя» — это исключительно вопрос предписания, общественного или личного запрета, а значит, на самом деле не противоречит никаким законам физики), отметим две вещи, очень важные для того мира, в котором мы очутились вот уже скоро почти два года как.
Во-первых, если уж «не забывают», то уже поэтому возвращаются. Даже само воспоминание — это возвращение. Что и происходит с нынешней Россией. Постепенно вспоминающей и об «Интервидении», и об «Играх доброй воли» (пусть и под другими наклейками и этикетками), и о пионерии, и об идеологии (вопреки усилиям «общечеловеков», которые считают, что ничего важнее личных интересов нет), и о Вечности божественного и абсолютного. Россией, которая уже самим вспоминанием вызывает слюнявую и визгливую истерику у беспамятных и легковесно-прозрачных либералов и других агентов Пустоты. Иногда это вспоминание обретает бронзовые контуры очередного памятника Дзержинскому, иногда — символические туманные черты атомного ледокола «Сталинград», иногда — героические страдальческие абрисы ещё одного восстановленного в Мариуполе у стен «Азовстали» мемориала героям Великой Отечественной. Но вспоминание происходит. Так что уже здесь оппонент Тушновой дал маху.
А, во-вторых, использованная им безграмотная фраза-мем «дважды в реку не вступают» ничего не означает на самом деле. Вступают, ещё как вступают. В одну и ту же реку — нет, безусловно. Но в реку — очень даже. Так, одним из самых больших страхов и украинской интеллигенции, и российской либеральной тусовки является «возвращение к Советскому Союзу». И отсутствие этого возвращения является одной из самых больших претензий украинских и российских «левых». Хотя элементарное правильное мышление (не говоря уж про знание истории философии) подсказывает именно мысль про одну и ту же реку.
Возвращение, на самом деле, — это необходимая часть любой человеческой жизни. Постольку, поскольку она человеческая. Постольку, поскольку в ней, этой жизни, есть всегда представленное Прошлое, а не только сиюминутное, текучее, тираническое, навязчивое Настоящее, животное «здесь-и-сейчас».
Откуда у парня страх перед Прошлым?
Дело тут не в невозможности вернуться и повернуться к Прошлому. Дело в другом.
Последние полтысячи лет человечество всё более активно уходит в лабиринт отражений Будущего и Настоящего, с ужасом подавляя любую мысль о том, что Прошлое способно призывать к ответственности.
Вся культура человечества построена на подавлении и вытеснении людей Прошлого. Смерть превратилась в образец исключения из общества, а поэтому умерших можно забыть и вытеснить. Умершие больше не имеют права решения касательно Настоящего и Будущего. Даже если умерший сделал больше для Настоящего и Будущего, чем любое из хомосапиенсоморфных растений, осуществляющих биологическое функционирование на месте, где когда-то жили умершие люди.
Вот и можно переименовывать улицы, сносить памятники, врать про прошлое: например, принуждать Ивана Франко (яростного русина) или Игоря Сикорского (жесточайшего русского националиста) к тараспереходу в «щирых украинцев».
Но такое сугубо инфантильное мировоззрение ничем не отличается от поведения безответственного ребёнка, который прячется от реальности под одеялом.
А возвращаться к Прошлому рано или поздно приходится. И возвращаться часто приходится в той же парадигме, которая для всего человечества символизирована знаменитой картиной Рембрандта. Треть века Россия блуждала — и вот она возвращается блудной дочерью к своему Прошлому. К отцу, который — как настоящий «папа был прав». А такое возвращение всегда требует покаяния и возвышения над собой, усилия и смирения, катарсиса и поэтому катаклизма.
Признать перед самим собой свою неправоту. Признать, что зряшными были затраты кучи времени, пафоса и ненависти, швырков грязи в собственных предков. Признать бессмысленность и глупость предыдущего выбора. Согласитесь, в этом есть кое-что непреодолимое для современных самоуверенных и эгоцентрированных инфантилов.
Вот почему любой катарсис следует за катастрофой. Вот почему катарсис сопровождается пересмотром — но и принятием заново! — катехизиса. Вот почему катастрофа и катаклизм становятся катализаторами. И глупо спрашивать, «где же ты был раньше, такой умный?» Ум — это сконцентрированный опыт, а опыт возникает именно из проживания переворотов и поворотов в жизни — того самого «ката-». И тот, кто обрёл ум иначе, может первым бросить камень.
В битве предателей победить может только больший
Ведь камни-то бросать берётся каждый. Каждый мнит себя более умным, чем десятки поколений, создававших идеологии, осмысливавших историю, наполнявших экстазом и слезами мистику божественного. Каждый сверчок на своём шестке и жаба на своём болоте мнят себя стратегами и единицами, почитая нулями всех до себя и вокруг себя.
А ведь России довелось столкнуться не просто со своим антиподом. Не только с Украиной-не-Россией, а с анти-Россией.
Об этом, кстати, совсем недавно почти прямым текстом «автор» (на самом деле, конечно же, нет, в Киеве 2000-х только ленивый не знал, кто именно и за какие деньги накарябал Кучме эту поделку) заявил на пресс-конференции, пафосно провизжав про «чужих» и про «только для украинского читателя».
Так что пора снять даже не розовые и не голубые — пора снять радужные очки с носа и сказать себе: нейтральности по отношению к прошлому быть не может. Равнодушие к прошлому — это предательство. Не меньшее предательство, чем директивная ненависть к тому же Прошлому. А может, и большее, ведь равнодушие — это ещё и трусость, это ещё и неспособность нести ответственность, это ещё и интеллигентское лицемерие, это ещё и бюргерски-лавочническое стяжательство.
Невозможно претендовать на наследие, не признавая своих обязательств перед наследием, наследодателями и наследниками. Обязательства же не могут строиться только на «это в моих интересах». Вот такова простейшая моральная арифметика преданности и предательства. Преданность не только моральна, но и стратегически выгодна. Предательство не только аморально, но ещё и стратегически невыгодно. Хотя для этого, конечно, надо уметь стратегически мыслить, а не просто «считать» ближайшие выгоды.
Собственно, авенам и фридманам это не то чтобы стало понятным за последнее время, но на уровне первой сигнальной системы (ибо выше ни они, ни их обслуга не поднимаются никогда) стало доноситься слишком уж наглядно.
Собственно, метафорика «замучаетесь пыль глотать» ведь тоже о возвращении. О неизбежном возвращении из бессмысленной гонки за интересами. О том, что гоняйся — не гоняйся за интересами, за призрачными морковками или кружевными трусиками, а всё равно придётся возвращаться. И не только чтобы плясать «Барыню».
Самое же худшее — что придётся возвращаться не только к себе.
Когда изменяешься ты — изменяется мир
Ведь и нынче возвращение происходит не для одной России. И вот этот факт очень мало осмысливается почему-то.
О том, что изменение субъекта приводит к изменению и в окружающем мире, говорили и философы, и поэты. А вот о том, что возвращение всегда рождает цепную реакцию возвращений и поддерживается таковой же вокруг, — нет.
А ведь возвращение России к самой себе — это с неизбежностью реакция самой России на изменения в окружающем мире. Страстное желание России порвать с самой собой, уйти от своего «проклятого прошлого» и «скучных предков» (а на самом деле — от «святых и мудрых матерей») напоролось на кинжальный огонь со стороны самой реальности.
Вот только Россию это заставило обратиться к самой себе. А бывшую УССР — нет. Россия поставила вопросы самой себе. А бывшая УССР — нет. В этом и разница. Поэтому первая продолжает свою стезю в истории. А вторая… Впрочем, все и так видят.
Так вот, одновременно с возвращением России к самой себе — исторической России справедливости, России «стихийного коммунизма», России «опричного большевизма и большевистской опричнины» — нам досталось амбивалентное счастье быть свидетелями возвращения к себе очень, очень, очень многих.
Прибалтика и Скандинавия, которые всю историю были чисто географическими и торговыми паразитами (и только поэтому вели отчаянную и безнадёжную борьбу против выхода к Балтийскому морю России, которая получала тем самым возможность сбросить захребетников!), возвращаются к такому статусу. Запад, который всю историю был цивилизацией воров, паразитов, бандитов, разбойников и пиратов, вспоминает о своём прошлом пусть не на уровне открытых слов, но на уровне открытых действий. Китай, который подавляющую часть истории (кроме последних двух сотен лет) был экономическим центром мира, снова возвращает себе место Срединной Империи. Турция сбрасывает с себя вековой морок иллюзий Ататюрка и возвращается к османизму и неоосманизму. Речь Посполитая снова погружается в века, когда она ещё не знала, что она отлично делится и на два, и на три (а значит, в конечном итоге делится и на шесть, ибо с арифметикой не спорят). Персия из многовековой периферии и шахматного поля сражения мировых грандов снова оборачивается многотысячелетней цивилизацией мудрых, глубоких и непонятных плоскому и примитивному Западу красавцев, героев и стратегов вроде Кассема Сулеймани. Руина, какой она была до прихода цивилизаторов и строителей, просветителей и воинов, обратно нисходит в Руину.
И кто-то принимает это возвращение с честью. Кто-то яростно и не без поддержки извне сражается за то, чтобы это возвращение не было буквальным повторением, как это делает Африка. Кто-то делает вид, что вульгарная линейность истории и вовсе-то не ущерблена, и что «прогресс не остановить». А кто-то зачем-то пытается отрицать само это возвращение.
Фомы Неверующие против Орфеев
Не все, конечно. Некоторые не верят, а некоторым не терпится. И для по-настоящему результативного возвращения опасны и те, и другие.
Неверующие бегут в Эстонии, Армении и Средние Азии. Неверующие ищут, каким бы ещё образом им пригодиться казавшемуся лишь вчера незыблемым Мировому Порядку. Неверующие до сих пор бегают за протухшими пирожками Нуланд и поблекшими этикетками мировых торговцев обманками. Они до сих пор гордятся, что какая-нибудь «международная» организация вручила им какую-нибудь премию или выдала какой-нибудь сертификат. Они и нынче не мнят себе другого местожительства и самореализации, кроме давно уже «не того» Лос-Анжелеса или Торонто, Парижа или Лондона.
Нетерпеливые, как Орфей, постоянно оглядываются, тем самым превращая свою любовь в соляной столп. Они сравнивают возвращающееся с тем, что они когда-то потеряли, — и вечно недовольны. Миф про Орфея на самом деле — это миф про нетерпеливое возвращение. А потому возвращение провальное. Им и сотня памятников Сталину по России на сегодняшний день — это не признак возвращения к историческому опыту ХХ века на новом витке. Да, трудного и сложного, половинчатого и несмелого, но возвращения.
Неверующие камлают на восстание из мёртвых умершего «фукуямовского мира». Они готовы видеть в восьмидесятиоднолетнем (ещё один недавний именинник, наряду с Майданом!) сером заокеанском политикане нового Мессию и Гуру. Они не хотят отпускать свою извращённую страсть к низкопоклонству перед сафьяновым чеботом Господина, коий может хозяйски прижать выю к земле, а может и ласково халявой чебота по морде потрепать покорного раба. И может даже халявным счастьем одарить.
Нетерпеливые же не готовы хладнокровно просчитывать и ждать. Для нетерпеливых Китай, который не сбил самолёт Пелоси, обязательно «слил». Кстати, с тех пор прошло уже полтора десятка месяцев, почему молчание-то установилось по этому поводу? Но для нетерпеливых, вероятно, и Александр Ярославич с его поездками в Орду, и Иван Калита с его кунктаторской неторопливостью казались предателями.
Преданность и искренность орфеев, конечно же, выглядят куда человечнее и достойнее, чем предательство и цинизм фом. Однако и те и другие наносят категорический ущерб возвращению. Так каким же оно должно быть?
Вечная загадка возвращения
А нет единой рецептуры «правильного возвращения».
Возвращение не должно ложиться поперёк движения вперёд, не должно ему противопоставляться, но и не должно забываться или отбрасываться. Потому что отброшенное или забытое возвращается и мстит. Может быть, даже вопреки собственному желанию. Но забывшие о войне обречены её повторить. Эту истину в 2023 году не понял только умственно отсталый.
Возвращение должно делать сильнее. Восстающие за спинами сегодняшних бойцов и проступающие в их лицах дружинники Александра Невского и Дмитрия Донского, ополченцы Кузьмы Минина и «потешники» Петра Алексеевича, гусары Дениса Давыдова и чудо-богатыри Александра Суворова, герои Георгия Жукова и Ивана Конева — это возвращение, которое делает сильнее. Потому что общее дело делает каждого соратника сильнее.
Возвращение должно объединять. Звучит просто, но осуществить это невероятно сложно, и очередной виток битвы между «красными» и «белыми» — свидетельство того. Объединить всех, безусловно, невозможно. Однако десятки и сотни тысяч «военспецов» век тому, а равно и тысячи русских эмигрантов восемьдесят лет тому сделали правильный выбор. И ода Вертинского «Он», а равно и дальнейшая судьба его дочерей тут символична.
Возвращение никогда не может быть простым. Иначе это самообман. Возвращение — это всегда катарсис, самоочищение, мучительное покаяние и метанойя. Не паранойя бегства от прошлого, а метанойя воссоединения с ним. Простое возвращение никогда не способствует метанойе. Христианство, призывающее благодарить бога за ниспосланные испытания, тут в очередной раз проявляет свою мудрость.
Возвращение никогда не бывает быстрым. «Примерка» на новые условия, нового себя, новый окружающий мир одежд, казалось бы, давно уже забытых и отброшенных, оказывается тяжёлым и из-за того, что с этими одеждами связано слишком многое, и из-за того, что слишком многие не заинтересованы «вспоминать» и «возвращаться», и из-за того, что некоторым не терпится снова влезть в потёртый скромный френч, а то и напялить на себя бикорн (давеча, кстати, проданный всего лишь за пару миллионов евро) любой ценой, хоть в Армении, хоть в Африке, а хоть бы и на трупе бывшей УССР.
Возвращение вовсе не всегда приносит то, чего ожидают жаждущие этого возвращения. Потому что история ничему не учит, но строго спрашивает за невыученные уроки. Поэтому и «эмо-большевики» могут встретиться совсем не с тем, чего жаждут, и страдальцы за Николая вряд ли обрадуются, и косплееры казацких удалей в XXI веке получат вовсе не походы на Стамбул на «чайках».
Но мы — дети истории. И мы обречены на то, чтобы иметь дело не только с новыми пиратами Запада, новой Срединной Империей Востока, новым пылающим Югом, новым Диким Полем, но и на то, чтобы разбираться с самой этой историей. Вернуться к ней и в неё, но уже в новом виде и на новом витке. Что мы и делаем, пусть даже мы и не всегда того заслуживаем.
Но как бы ни было тяжко и сложно — пора вернуться.
Андреас-Алекс Кальтенберг,
Читайте нас: