«Безбашенная» атаманша Маруся Никифорова

Сегодня мы продолжим рассказ о М. Никифоровой и поговорим о её деятельности в роли командира Вольной боевой дружины. Память об этой женщине сохранилась в собирательных образах других атаманш. Например, вот этой – Лёльки из повести Бориса Лавренёва «Ветер» и одноимённого советского немого фильма 1926 года:


Вот как описывает её Б. Лавренёв:


А такую атаманшу гражданской войны увидели зрители в фильме «Бумбараш»:


Софья Николаевна Тульчинская – женщина непростая, представительница богемы – как и ученица Родена Маруся Никифорова:


(Французское Etoile – «звезда»).

А это, пожалуй, единственная достоверная фотография М. Никифоровой, она сохранилась в тюремном архиве:

Атаманша Маруся

Как уже говорилось в предыдущей статье, в малороссийских и новороссийских губерниях Российской империи своеобразно понимаемые идеи анархизма традиционно пользовались большой популярностью. При этом на фоне остальных анархистов именно украинские выделялись особым экстремизмом. Появился даже термин «Южный анархизм». К моменту прибытия Никифоровой в Екатеринославскую губернию, Гуляйполе уже находилось под контролем Махно. В Александровске также имелась анархистская ячейка, и Маруся быстро прибрала её к рукам. Возглавив местных анархистов, она стала «собирать дань» с местных землевладельцев, фабрикантов и банкиров – «на святое дело революции», разумеется. Отказы не принимались. Только у одного из «клиентов» – некоего Бадовского удалось «экспроприировать» миллион рублей. Масштабы деятельности были таковы, что её даже арестовали местные милиционеры, но скоро вынуждены были отпустить – «в знак признания прежних революционных заслуг», а также из опасений, что тюрьма будет взята штурмом. Да и Махно пообещал в случае отказа сжечь усадьбу правительственного комиссара – помещика Б. Михно. Сторонники Никифоровой вынесли её из тюрьмы на руках.

После ограбления кассира завода «Эльворти», когда без зарплаты остались пять тысяч человек, Никифорова была ранена возмущёнными рабочими этого предприятия. Её отряду пришлось выдержать настоящий бой, причём на помощь ей пришли тогда большевики. Потом она всё же ушла из Александровска.

В декабре 1917 года Никифорова встретилась со своим парижским знакомым – Владимиром Антоновым-Овсеенко, который в то время был командующим большевистскими войсками Юга России. Как мы помним из предыдущей статьи, Маруся получила от него карт-бланш на формирование кавалерийских частей для Красной Армии. Вместо этого она создала собственную, подчинявшуюся лично ей «Вольную боевую дружину». Этот отряд 25-26 декабря участвовал в установлении советской власти в Харькове (здесь Маруся прославилась, раздавая населению вещи, «реквизированные» в местных магазинах). Затем, 28-29 декабря её дружина участвовала в захвате Екатеринослава – на этот раз пришлось вести бои с гайдамацкими отрядами Центральной Рады.

2 января 1918 года был взят Александровск, а потом большевики, «дружина» Никифоровой и пришедшая к ним на помощь «Чёрная гвардия» Махно сумели остановить и разоружить возвращавшихся с фронта донских казаков, которые через Александровск намеревались идти к атаману Каледину. В конце января Махно вернулся в Гуляйполе.

Надо сказать, что отношения между Махно и Никифоровой были далеки от тёплых. Маруся претендовала на роль лидера всех анархистов огромной Екатеринославской губернии, она обвиняла Махно в «государственническом уклоне» и предъявляла претензии в том, что он «слабо притесняет местную буржуазию» – не производит на неё достаточного «террористического давления». И поначалу первую роль все отводили именно Никифоровой. Так, осенью 1917 года газета «Киевская мысль» назвала Махно «сподвижником Маруси Никифоровой». Но Нестор оказался гораздо более сильным лидером, и, главное, он имел чёткую и понятную всем программу. Никифорову он называл не анархисткой, а «анархиствующей» особой, не имеющей плана действий и приверженной к «духу разгильдяйства и безответственности». Эти упрёки были абсолютно справедливы. Не имея созидательной программы, Маруся быстро скатилась до уровня одиозного полевого командира, и скоро её саму стали именовать «сподвижницей Махно».


Позже появилась легенда о том, что Маруся Никифорова была любовницей Махно. Одним из её создателей стал Б. Пильняк, который в 1924 году утверждал в повести «Ледоход»:


З. Шейнис так фантазирует на эту тему:


Любопытно, что в описываемое время (1920 г.) Маруся Никифорова уже была арестована (а потом – казнена) белыми.

При этом Маруся была прекрасным оратором. Сам Махно вспоминал, что речи Никифоровой производили на слушателей огромное впечатление. По его словам, после выступлений большевистских ораторов казаки часто откровенно смеялись, а слушая Марусю – снимали папахи и «плакали, как дети».

Никифорова говорила:


Махновец Н. Зуйченок так пересказывает одну из её речей:

Эшелоны атаманши Маруси

Костяк отряда Никифоровой составляли «идейные» анархисты. Но к удачливой атаманше потянулись и всевозможные авантюристы, дезертиры, а также ищущие «дополнительного приработка» крестьяне. Были и откровенные уголовники, что неудивительно. Пан-анархисты Абба и Вольф Гордины, например, прямо призывали:


Уголовники охотно следовали этому призыву, и до нашего времени дошла частушка, авторство которой приписывают Саше Чёрному (она известна в нескольких вариантах):


Это кадры фильма «Оптимистическая трагедия» (лидер проката 1963 г., приз XVI Каннского кинофестиваля «За лучшее воплощение революционной эпопеи»), в котором женщине-комиссару удалось сделать из анархистского матросского отряда нормальное боеспособное подразделение:


В этом фильме героиня, убив потенциального насильника, произносит знаменитую фразу:


После чего лидер анархистов (Вожак) с уважением говорит одному из подручных:


Но вернёмся к Марусе Никифоровой.

Численность её отряда порой достигала тысячи человек, передвигалась эта «дружина» на поездах, в 105 вагонах перевозились броневики, кони, тачанки. В знаменитой песне «Яблочко» тогда были и такие строки:


22 марта 1918 г. в «Одесском листке» прошло сообщение о стычке Маруси Никифоровой (которая была названа «специалисткой по делам контрибуций, налагавшихся на мирное население захолустий») и Григория Котовского в местечке Березовка. Маруся потребовала «легендарную» сумму, угрожая «перерезать всех жителей». Но оказавшийся поблизости Котовский заявил:



Он приказал селянам ничего не платить Марусе, пообещав расправиться с каждым, кто «откликнется на её преступный призыв». Котовского поддержал и находившийся рядом красноармейский отряд численностью в 150 человек. Никифорова предпочла отступить.

А вот что рассказывает о столкновении с Никифоровой уже в Таврической губернии большевик С. Ракша:


Никифорова была противницей заключённого большевиками Брестского мира, но, столкнувшись с немецкими и австрийскими войсками, её отряд потерпел сокрушительное поражение и отступил на юг. Ему было поручено сдерживать наступление немцев и с боями вдоль берега Азовского моря постепенно отступать к Мариуполю. Но Маруся самовольно сняла своих людей с фронта и через Мелитополь пришла в Таганрог. Здесь она была арестована, но вскоре освобождена по протекции всё того же Антонова-Овсеенко, который прислал телеграмму:



Своё слово сказали и многочисленные левые радикалы, которые в качестве главного аргумента предъявили бронепоезд анархиста Гарина. После этого отряд Никифоровой двинулся к Ростову-на-Дону и Новочеркасску, традиционно отметившись там грабежами, совершаемыми под видом экспроприаций – под лозунгом: «Срывай замки!». Чрезвычайному комиссару Южного района С. Орджоникидзе была отправлена телеграмма с «разъяснением»:


Затем были «гастроли» в Ессентуках, Воронеже, Брянске, Саратове. В январе 1919 года Никифорова снова была арестована и на этот раз доставлена в Москву.

Возвращение Маруси

В Бутырской тюрьме от нечего делать бывшая ученица Родена стала брать уроки живописи. Приговор революционного трибунала оказался более чем мягким. Газета «Правда» сообщала 25 января 1919 г., что Никифорова признана виновной всего лишь в дискредитации советской власти и в неподчинении местным советам в сфере военных действий. В итоге её отдали на поруки члену ЦИК анархо-коммунисту Аполлону Карелину и тому же Антонову-Овсеенко, запретив занимать ответственные посты в течение шести месяцев.

В феврале 1919 года Маруся Никифорова прибыла в ставку Махно, который отнюдь не был её единомышленником. Он поручил ей всего лишь «дела милосердия»: организацию госпиталей и школ. Её даже не допускали в штаб «батьки». Маруся быстро разочаровалась в Махно, который строил своё крестьянское государство и вступил в союз с большевиками. Она стала сторонницей харьковской конфедерации анархистов «Набат», которая критиковала «оппортунизм» Нестора Махно, поддержала акцию в Москве, когда 25 сентября 1919 года было взорвано помещение Московского комитета РКП(б) в Леонтьевском переулке. Жертвами террористического акта стали 12 человек, в том числе секретарь комитета Владимир Загорский.


Казначей Махно А. Чубенко рассказывает о таком любопытном эпизоде:


За это время Чубенко увёл состав с казной к Федоровке, где встретился с «батькой». Явилась и Никифорова:


В мае 1919 г. Никифорова прибыла в Бердянск, где стала формировать собственный отряд. На одном из митингов она заявила:


Видевший Марусю в это время А. Селявкин даёт такое описание её внешности:


Затем вместе с прибывшим к ней мужем (польский анархист Витольд Бжостек) Никифорова отправилась в Крым, где белые, наконец, «поставили точку» в её непутёвой жизни.

Гибель Маруси

Итак, в июле 1919 года Никифорова, Бжостек и ещё 20 анархистов отправились в Севастополь, где намеревались заниматься организацией террористических актов. Говорили, что неугомонная Маруся собиралась организовать покушение на генерала Слащёва. Некоторые и вовсе утверждали, что она хотела добраться до Таганрога и взорвать там ставку Деникина. Но 29 июля Никифорова и Бжостек были арестованы белогвардейской контрразведкой. В приговоре военно-полевого суда, председателем которого был комендант Севастопольской крепости генерал Субботин, говорилось:


3 сентября 1919 года Маруся и Бжостек были расстреляны. На момент смерти Никифоровой было 34 года. Говорят, что её последними словами стали:


Любопытно, что за Марусю Никифорову потом принимали других «атаманш»: Марусю Соколовскую (жена погибшего атамана Соколовского), которая действовала под Киевом, «Черную Марусю» и Марию Хрестовую (сестра атамана Л. Хрестового), промышлявших под Полтавой, а также Марию Косову, участницу Антоновского восстания, которая объявилась у Харькова.