Проблема любого нормального человека в том, что он измеряет весь мир по себе, «…ибо каким судом су́дите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будет отмерено» (Мф. 7:1-2). И дохристианское «познай самого себя» в ту же кучу, конечно же.
Поэтому даже на двенадцатый месяц кульминационных событий на территории бывшей УССР до сих пор находятся ещё не в меру наивные люди, не понимающие сущности той пропасти, в которую заглянула Россия. Пропасти, которая имеет географический вид бывшей УССР, но далеко не исчерпывается ею. Пропасти, которую наши «западные партнёры» разверзали титаническими усилиями в течение множества лет. Пропасти, которую углубляли миллионами мелких усилий юных идиотических мечтателей «проевропейской ориентации» и престарелых кретинистических постдиссидентов «антитоталитарных взглядов».
А между тем нужно понимать природу этой пропасти. Хотя бы потому, что тогда куда меньше шансов быть прочтёнными и сочтёнными весомыми будут иметь глупейшие тексты вроде вот этого —
Хуже другое. Не только отставной козы барабанщики (впрочем, способные проплатить свой ненавязчивый пиар в «Известиях»), но и вполне серьёзные люди не понимают до конца. А равно и российское общество.
Вот об этом-то нужно отдельно поговорить.
Фетишизация диалога до добра не доведёт
Дело в том, что усилиями западных таксидермистов, гримёров, постижеров, визажистов, скульпторов, бутафоров бывшая УССР до сих пор ещё напоминает государство, а проживающая на её территории масса людей — общество.
А между тем ошибаться в первом ничуть не менее опасно, чем во втором. Потому что ошибиться, приняв банду за государство, означает вести с ними переговоры как с добросовестными и солидными контрагентами. Означает всерьёз принимать любую бумажку, которой члены этой банды на самом деле готовы будут подтереться в любой момент. А это неизбежно приводит к очередному витку противостояния, к шансам на вероломство для банды, к недорешённости проблемы.
Ошибка в отношении общества ничуть не менее опасна. И совершенно неважно, это честное заблуждение или же фарисействующая псевдослепота. В упомянутой выше статье мы сталкиваемся, скорее всего, со вторым: слишком уж трудно представить себе у настолько низкого и бесчестного кадра хоть какую-то крупинку наивности или достоинства.
Хуже другое: ведь и заблуждение, и самообман в итоге столкнутся с тем, что все те ожидания, которые выдвигаются по отношению к обществу, столкнутся с жестокой реальностью. А именно с тем, что никакого общества на территории бывшей УССР не осталось.
Соответственно, бессмысленно ожидать появления «партий мира», потому что какая-либо политическая дискуссия может происходить только там, где есть живые зоны для выращивания чего-то нового.
Бесполезно надеяться на то, что «украинцам для спасения своей страны нужно начинать строить свою демократию». Не нужно им это. Нужны подобные вещи не отдельным людям и даже не этническим группам (а уж тем более настолько проблематичной с точки зрения определения её границ и сущности), а целостным обществам. Большим общественным системам, заинтересованным не на уровне отдельных людей в организации сложного и сбалансированного управления. А украинцам нынче нужны элементарная безопасность, отсутствие ежедневных угроз жизни (причём прежде всего от условных «своих»), исчезновение постоянного террора с улиц городов и сел. Вот что нужно украинцам.
Глупо камлать на карго-культные западопоклоннические конструкции вроде «открывать свой гражданский диалог». И здесь дело даже не в том, что Запад и его практика словоупотребления дискредитировала слово «диалог» и как бы не навсегда, как ту же свастику. И не в том, что «диалог» с фашистами, тогда ещё не сбросившими окончательно свои маски, и именно «диалог» привёл бывшую УССР к нынешней катастрофе.
Дело в том, что «диалог» (что бы под ним ни понимать) невозможен с дымящимися стволами над ещё не остывшими трупами. Дело в том, что «диалог» лжив без доверия, причём взаимного. Дело в том, что «диалог» сугубо формален, если этот «диалог» вынужден стоять лицом к лицу с многодесятилетними трагедиями, обидами и насилием.
Посмертный портрет общества
Такие пафосные и тупые камлания игнорируют или, точнее говоря, беспардонно отворачиваются от простого факта, что украинское общество умерло. Оно продержалось существенно дольше, чем украинское государство, если помнить, что украинское государство умерло с «третьим туром» имени Виктора Ющенко. Государствоподобный муляж на территории экс-УССР продержался едва ли полтора десятилетия (и то на инерции УССР), государствоморфный монстр держится уже существенно дольше: в поддержке жизни монстра, в отличие от муляжа, слишком много заинтересованных.
Общество бывшей УССР долго сопротивлялось смерти. Его убивали долго, расчётливо, старательно, планово. Почти так же математически выверенно, как убивали гражданское население Ленинграда. Предшественники современного рейха были по-немецки дотошными и точными, рассчитывая нормы питания, процессы истощения организма, демографическую структуру населения Ленинграда, и всё-таки что-то недосчитали. Нынешний рейх куда более креативен (любимая фишка современного мира), действует с запасом, избытком и лихвой, поэтому у общества бывшей УССР не было шансов. Разнообразные «неправительственные организации» и «техкемпы», «активистские инициативы» и «гражданские объединения», «перформансы свободных художников» и «протестные акции свободомыслящих людей», спиливания крестов и обливания памятников краской — всё это были миллионы порезов, которыми мучительно и страшно убивали общество бывшей УССР.
Силы, противостоявшие этому процессу, подавлялись жёстко и последовательно. И, в отличие от 1941–1944 годов, у этих сил не было своего ЦШПД. Поэтому игра шла в одни ворота — не потому, что протагонист был плох или пассивен, а потому, что арбитры были целиком на стороне антагониста.
И пока предельной была возможность вытеснять «неперевариваемых» и «неподдающихся» за пределы бывшей УССР, господствовал этот вариант «высшей меры социальной защиты». Но как только открылись возможности по более радикальному и оперативному «социальному корректированию» крайне неудобного для планируемого Западом нацистского будущего этой территории, ими сразу же воспользовались. Иногда с опережающей спешкой (не ею ли объясняются неуклюжести в убийствах Кравченко, Кирпы, Кушнарёва?), иногда с нарочитой наглостью и демонстративностью (как это произошло с убийством Бузины), но всегда в одну сторону.
Обратим внимание: ни один пропонент «европейского будущего» не был убит с такой звериностью и нахальством, как «варварские», «азиатчинские» и «совковые» оппоненты оного. Кроме разве что Василия Червония, но кто возьмётся предъявить претензии в этом случае? Это просто так, замечание в скобках.
Здесь важнее иное: в результате такой постепенной длительной, подкреплённой микротеррором зачистки многообразное, разноцветное, огромное в своих различных возможностях общество, доставшееся народившемуся коричневому монстрику, скукоживалось, теряло в полихромности, распадалось, утрачивало регистры звучания, гаммы настроек, палитры хроматик.
Никакой «диалог» в человеческой массе, которую так старательно и долго вбивали в прокрустово ложе, принципиально невозможен (
Трупные черви и аромат разложения
Мы говорим это, даже не касаясь бессмысленности и слабости позиции, основанной на прекраснодушной и фальшивой ноте «Запад должен». Фразочки вроде «мир должен услышать таких людей, как бы Запад ни требовал монополии на правду» ещё могут быть резонными, если у тебя в руках многозарядный ствол с ядерными боеголовками. Тогда мир, может быть, ещё почувствует, что он что-то должен. В любом ином случае эта фраза — бесформенная каша из субтильных благопожеланий вперемешку с махровой маниловщиной.
И оснований для таких резких заявлений у нас более чем достаточно.
К примеру, многие в политизированном сообществе России привыкли возмущаться «данными», которые предоставляют в публичное поле «украинские социологи». Не самими данными, конечно, а теми ценностями, образами, представлениями, которые должны стоять за подобными данными.
А между тем такое возмущение абсурдно. Мы даже не будем упоминать о «добросовестности» украинских «социологов» — об этом писали сотни и тысячи раз,
На территории, где годами, годами и уже даже десятилетиями
Что же удивительного, что эти люди на девяносто с гаком процентов «уверены» в будущей победе Украины? Что эти люди на четыре пятых «ненавидят» Советский Союз? Что они всеми конечностями «поддерживают» «декоммунизацию»?
И что же удивительного, что за считанные недели и месяцы после освобождения в южноукраинских городах массовые настроения проявили себя совершенно иначе?
Говоря шире, на пространстве бывшей УССР просто нет ни малейшего шанса на сколько-нибудь открытую публичную полемику; нет никаких дискуссионных полей. Когда-то живые сочленения, когда-то гибкое тело закостенело. Когда-то переливающееся, мерцающее, красочное общество оцепенело.
Концлагерь нового поколения — с закруглёнными уголками
Если вы пройдёте по улицам украинских городов, вы просто не поймёте, находитесь ли вы в мире живых или внезапно переместились в мир мёртвых. Кажется, у Клиффорда Саймака описывается, как один из персонажей «отстал» от своего времени буквально на минуту и оказался в знакомом ему ландшафте, где при этом нет ни одного живого существа.
Так вот, именно такое зрелище нынче являет собой «общество» бывшей УССР. Узнаваемые ландшафты Киева, Днепра, Харькова, Одессы накладываются на омертвевшее и оцепеневшее наполнение. Формальные перемещения людей по поверхности земли и поверхности трупа умершего общества ничего содержательно под собой не имеют. Да и перемещения-то эти минимальны и очень пугливы.
Потому что общество нуждается в открытом воздухе, чтобы дышать. Воздухе пространства и времени. А люди бывшей УССР живут на станции метро из «Матрицы: Революции». Из которой нет выхода, где есть полновластный Проводник, и где никакая избранность не спасёт. А ещё люди бывшей УССР живут в горизонте считанных дней. Каждый день они просыпаются с надеждой, что их не поймают на улице кровавые людоловы, купившие свои места в «военкоматовских» патрулях за 10–20 тысяч долларов. Каждый день они не знают, посетят ли их квартиру ракеты героического украинского ПВО. Каждый день они не знают, не уволят ли их с работы без малейшего повода «по законам военного времени».
В таком мире нет и не может быть общества. В нём не с кем и не о чем разговаривать. Мрачно молчащие троллейбусы, трамваи, вагоны метро, салоны межгородских автобусов и купе поездов — это не просто акустический факт. Это куда более социологически показательно, чем те цифры, которыми жонглируют шакалы пауэрпойнта в своих «отчётах об исследованиях».
Однако стоит отдать должное нашим «стратегическим партнёрам». Они за век прошли путь от примитивных концлагерей англо-бурской войны через ужасающие Терезин и Талергоф десятью годами позже и конвейерные Освенцим и Бухенвальд ещё через тридцать лет — к началу двадцать первого века.
Теперь они научились выстраивать концлагеря нового поколения. На десятки миллионов человек. На сотни тысяч квадратных километров. Концлагеря прибыльные, концлагеря демократически оформленные, концлагеря со многими слоями капо. Где капо более высокого уровня получают возможности временно выехать в какой-нибудь Париж или Лондон — под аплодисменты «просвещённой публики». А капо ещё более высокого уровня — и гарантии, что при разрушении концлагеря их-то не покинут.
Это концлагерь гламурный. Концлагерь пафосный. Концлагерь с симуляцией героизма и патриотизма.
Но концлагерь. А поэтому — крошащий, крушащий, разрушающий психику и жизни миллионов людей. Выжимающий из них жизненные соки — не только ради абажуров и сумочек добрых европейских жителей, но теперь уже и ради того, чтобы эти жители получили к старости новенькую печёнку и сердчишко получше. Технологические процессы в этом концлагере поставлены куда более качественно, чем в предыдущей формации. А глубина переработки сырья достигла невообразимых показателей.
Зато сами добрые европейцы — о, они-то, конечно же, совершенно ни при чём! Они ни сном, ни духом! Как и восемьдесят лет назад, когда из-за забора по соседству шёл дым, — сейчас они не в курсе, почему из целой страны по соседству идёт дым.
Вывоз сырья? Вывоз рабов? Вывоз культурных ценностей? Фи, как это мелко. Как вам вывоз самой Жизни? Вывоз человеческих мечтаний, надежд, радостей?
Когда Запад рассказывал очередную сказочку про дементоров, он рассказывал про себя.
Политика закончилась, экономика умерла, культура рухнула
Жители территории Руины больше не задумываются над политическим выбором. Это совершенно бессмысленный вопрос. Поэтому возмущения разнообразных испанских блогеров на тему того, что «вот теперь Зеленский точно монополизировал политику» и «вот теперь выстроена тоталитарная система, в которой он выиграет выборы», — это не что иное, как гиений вой неудачника, который не успел к кормушке. И не более того: во всяком случае, никакими «радением за демократию» и «борьбой за права людей на мнение» тут и близко не пахнет.
Самая частая политическая позиция жителя Руины — это волонтёр. Любимая бумажка, которой можно пытаться отбиваться от разносчиков приглашений на казнь, можно пытаться вырываться за рубеж, можно искать выходы к привилегированному доступу к гуманитарной помощи, можно получать хоть какую-то зарплату. Да, украинские волонтёры — это такие личности, которые работают из зарплаты. Ведь это так логично. Зарплаты — и шанс на выживание. Капо первого уровня. Вот почему нынче даже стать волонтёром на территории Руины — это тоже предмет вожделений, взяток и «подкатов».
Жители территории Руины больше не могут заниматься предпринимательством или даже элементарным экономическим выживанием. Слепые окна бывших магазинов, кондитерских, кафе, контор на центральных улицах крупнейших украинских городов — это всего лишь символическое отражение того тяжеловесного факта, что за 2022 год бывшая УССР потеряла до половины формального ВВП 2021 года. Но хуже другое: экономика как домохозяйствование, экономика как управление местом обитания умерла. Остались чисто технические операции, которые больше не составляют, в сущности, экономики.
Ещё сеется зерно, выплавляется металл, варится пиво, производится сахар, добывается соль (как бы ни шутили над этим в российском интернете), но ни о какой экономике уже речь не идёт. Нету целостности, нету упорядоченности, нету надёжности, нету будущего.
Полупустые базары. Супермаркеты с дежурящими на входе ангелами смерти из местных военкоматов. Разорившиеся мелкие лавчонки. Еле дышащие (и то на ладан) сетевые ритейлеры. Засилье секонд-хендов, окончательно превратившихся в единственный источник одежды для миллионов людей.
Лишай «военных магазинов», покрывший кожу украинских городов, — это один из немногих успешных бизнесов в стремительно разворачивающейся трагедии Руины.
Стихийные ситуативные микротолпы, собирающиеся во дворах в ожидании подвоза «гуманитарной помощи». И — в нескольких сотнях метров — торговля «гуманитарной помощью» на ступеньках закрытых магазинов или на входе на базар.
Любая долгосрочная экономическая деятельность свёрнута и уничтожена. Как и любая долгосрочная общественная деятельность. Много где мумифицированы школы и детские сады, институты и университеты, театры и музеи; разрушена культурная сфера, вплоть до вывоза сколько-нибудь значимых культурных ценностей либо на Западную Украину, либо вообще в какую-нибудь Польшу.
И всё это — в гробовой общественной молчанке. Народ безмолвствует, причём если в шедевре Пушкина это безмолвие было протестом и несогласием, то здесь это не отнесёшь ни к согласию, ни к несогласию. Апатия, усталость, равнодушие, полная незаинтересованность в происходящем, спорадические и конвульсивные попытки выжить — вот что наполняет мысли и жизнь типичного жителя Руины.
Это ещё не смерть общества, но это уже кома. С кем тут вести диалог? Какие могут быть движения на кладбище, кроме вниз?
Идеал либерала
Самое удивительное и парадоксальное, что эта картина мертвенной тишины является буквальным и дословным воплощением мечты современных либералов. Впрочем, что удивительного-то, учитывая, что именно господствующий либерализм и создавал себе этот передовой отряд смертников-наёмников?
Этот феномен, кстати, вообще не осмыслен. По отдельности они существовали в истории неоднократно — и смертники, и наёмники всегда были в военной истории человечества. Но смертники-наёмники — это принципиально новое слово в военных и социальных технологиях. И это нуждается в отдельном обдумывании.
Но вернёмся к глубинному либерализму этой картины. На самом деле на трупе и в трупе (вот так история решила любимый лингвистический казус профессиональных украинцев!) умершего общества возникло невероятное количество степеней свободы для прохиндеев, мошенников и просто негодяев всех мастей. И свободу этих негодяев ничто не ограничивает.
Государство превращено не просто в «ночного сторожа», оно превращено в слепого и глухого «ночного сторожа». Традиционные социальные институты (семья, образование, церковь, мораль) оболганы, разрушены, облиты грязью. Коммунистическая альтернатива нацизму и либерализму превращена в пугало и запрещена.
Ничто не мешает «разворачивать индивидуальную свободу» в полной мере. И единственным способом выживания становится успешность. Если ты миллионер или миллиардер, ты можешь выехать в какой-нибудь Израиль, который ради таких денег и близко не будет проверять тебя на галахичность происхождения. Даром, что ли, сразу же после увольнения Кирилла Тимошенко по всему украинскому телеграму заплясали слухи о том, что он уезжает в Израиль? Ведь это такое характерное для галахического еврея сочетание имени и фамилии, правда?
Вот они, идеальные «глобальные номады», которых
Руина ценой собственной жизни лишний раз продемонстрировала, какой концлагерь уготован всему человечеству. Концлагерь, в котором нет ни шанса на свободу, человечность, общество, вообще что-либо общее.
Раскостенеть невозможно
Общество на территории бывшей УССР умерло, а вместе с ним умерла какая-либо вероятность урегулирования кризиса изнутри. Стоит уже глянуть реальности в глаза: даже если завтра внезапно и неожиданно замолкнут пушки, ни социальная, ни экономическая, ни политическая, ни культурная жизнь не наладятся. Даже при принятии самых правильных законов и правил и при сохранении тотально нацифицированной культурной и правоприменительной систем никакой «гражданский диалог» не состоится.
Закостеневшее в своей агонии общество бывшей УССР никогда само не вылечится. Раскостенеть невозможно: окостенение уничтожает всё разнообразие и присущий разнообразию порядок, заменяя его мелово-белой монотонностью. Из фарша сложная структура мяса никогда не восстановится. Мудрое и сложное лечение может избавить хотя бы от самых тяжёлых и синдромных проявлений заболевания, но, как показывает история ХХ века на примере Европы, Канады и США, далеко не во всех.
И когда весной-летом 1945 года на территории бывшего Третьего рейха обнаружилось такое большое количество искренних антифашистов, они не лгали. Зря псевдоисторики и публицисты издеваются над этим фактом. Эти антифашисты (как минимум немалая часть из них) просто первыми отошли от того одеревенения, в которое входят люди в условиях фашистского режима.
Но общество бывшей УССР это ещё только ждёт. А пока что на улице бесснежная, кровавая, молчаливая, пустынная зима 2023 года. Закостеневшая масса людей упёрлась глазами и рогом в узкий набор догм. На кладбище всё спокойненько, несмотря на десятки кошмарных видеозарисовок с бесстыдным похищением людей и на тысячи безумных в своей невообразимости фактов. Нет ни критиков, ни полиции, кроме тех бандитов, которые облачились в чёрные одеяния «полиции» (иногда с издевательским шильдиком «Полиция диалога»), и тех критиков, которым разрешено изображать оппозицию и «мыслящую альтернативу».
И из этого нужно исходить, глядя со своей счастливой стороны на тягостную картину отчаянного удушья миллионов людей в концлагере. Это нужно понимать, очередной раз созерцая циничную торговлю «социологическими данными». Это нужно учитывать, идиотически хихикая и вопрошая: «Так где же ваши одесситы были при сносе памятника Екатерине?»
Иначе Князь Тишины получит лишние козыри на руки. А с дьяволом садиться за стол вообще не стоит. Уж это-то выжившие на территории Руины запомнят на всю жизнь.
Андреас-Алекс Кальтенберг,
Читайте нас: