М.Бадракумар: сокращение российского присутствия в Сирии носит тактический характер

Наметившийся процесс сближение между Турцией и Сирией может потерять импульс в ближайшее время, поскольку высокопоставленный помощник президента Турции Эрдогана пригрозил сорвать его. На днях советник президента Ибрагим Калин заявил во время брифинга для журналистов в Анкаре, что стремление России к установлению мира не означает, что Анкара отказалась от идеи новой военной кампании в Сирии.

Возможно, в последнее время Москва больше действовала в интересах Анкары в своих отношениях с Сирией. Но сокращение военного присутствия и ослабление российского влияния в Сирии не следует воспринимать как уход из страны.

Передислокацию ЧВК Вагнера из юго-западных и восточных районов Сирии на Украину, а также переброску системы ПВО С-300 и даже возможный дальнейший вывод военных активов из Сирии можно рассматривать только как тактический сдвиг в российском военном присутствии.

Роль Ирана заключается в том, чтобы служить противовесом Турции, чтобы у укрепившей свои позиции Анкары не возникло соблазна расширить свое присутствие в Сирии. Аналогичным образом, Россия использует свое влияние, чтобы побудить косвенно участвующий в конфликте Израиль соблюдать шаткий баланс между своими интересами в Сирии и поддержкой Запада в украинском конфликте.

Дело в том, что на фоне военной операции на Украине политическая динамика в Сирии стремительно меняется. С одной стороны, существует стратегическая тенденция, увеличивающая вероятность сотрудничества Дамаска, Москвы, Тегерана и Анкары в вытеснении американских войск с северо-востока Сирии.

С другой стороны, в последнее время баланс в турецко-российских отношениях, возможно, смещается в пользу Анкары. Способность Эрдогана «держать в заложниках» Швецию и Финляндию с их вступлением в НАТО; угрозы нового турецкого вторжения на северо-восток Сирии; статус Турции как единственного «стража» проливов Босфор и Дарданеллы, который регулирует доступ с Черному морю – все эти факторы могут побудить Эрдогана более решительно настаивать на своих требованиях, когда пройдут намеченные на июнь выборы, и российское влияние, которое является скорее экономическим, чем военным, потеряет свою мощь.

Можно не сомневаться, что главным приоритетом Эрдогана будет демонтаж курдского проекта в северо-восточной части Сирии. Вопрос лишь в том, как он это сделает. Впрочем, возможно, это не так уж плохо для Москвы, поскольку любой подобный сдвиг в ландшафте сирийского конфликта приведет в конечном итоге к ослаблению позиций курдов, поставит под угрозу жизнеспособность американо-курдского партнерства и в конечном итоге окажет давление на Белый дом, чтобы тот вывел свои войска из Сирии.

Однако, загвоздка в том, что это может повлечь за собой очередное ограниченное турецкое вторжение в Сирию. Если Эрдоган придет к выводу, что его победа на предстоящих выборах зависит от очередной интервенции, едва ли Москва сможет предотвратить нападение. Именно этим объясняется позитивное отношение Кремля к предложению Эрдогана о трехсторонней встрече между Турцией, Россией и Сирией для решения проблем Анкары в сфере безопасности.

Любая агрессивная тактика Ирана на данном этапе может ослабить способность России содействовать турецко-сирийскому сближению. В то же время, смягчающим фактором здесь является то, что в условиях западных санкций Россия и Иран также значительно углубили свои связи, выходящие далеко за пределы сотрудничества в Сирии.

Неудивительно, что на днях иранское информационное агентство Tasnim сообщило со ссылкой на влиятельного члена парламента, что Тегеран рассчитывает в ближайшие месяцы получить некоторое количество истребителей Су-35 и «ряд другой военной техники из России, включая системы ПВО, ракетные комплексы и вертолеты». Таким образом, впервые со времен Исламской революции 1979 года Иран получит современное оружие, которое существенно укрепит его потенциал сдерживания.