Тайная история Британской империи

Возрождение интереса к истории Британской империи породило множество захватывающих исследований и размышлений. За последнее десятилетие или чуть более того было написано много книг об империи — популярных, академических, полемических и плутовских. Были "Аборигены" Акалы (Akala’s Natives), "Анархия" Уильяма Далримпла (William Dalrymple’s The Anarchy), "Бесславная империя" Шаши Тарура (Shashi Tharoor’s Inglorious Empire) и "Наследие насилия" Кэролайн Элкинс (Caroline Elkins’ Legacy of Violence). И это лишь некоторые.

Сегодняшний подход к Британской Империи неизменно критический. И часто даже резкий. Он знаменует собой изменение того отношения британского общества к вопросу, широко распространенному полвека назад, когда книги об империи, как роман Пола Скотта "Жемчужина в короне" (Paul Scott’s The Jewel in the Crown) или Pax Britannica Яна Морриса, были, как правило, элегическими прощаниями с нашим имперским прошлым. Сегодняшний критический подход к империи, безусловно, далек от того, который преобладал в течение короткого периода времени, когда Маргарет Тэтчер возвращала Британии Фолклендские острова. Тогда была даже попытка моральной реабилитации Британской империи.

Современное негативное отношение к ней, по крайней мере частично, является отражением недавно появившегося разочарования в том, как британское государство проецирует свой моральный авторитет за границами страны. В конце холодной войны многие либерально настроенные люди возлагали большие надежды на идею "высокоморальной" внешней политики. Они ожидали увидеть эпоху, когда международное сообщество во главе с западными нациями будет вмешиваться в дела неспокойных стран и регионов, чтобы добиться мира между воюющими сторонами и даже построить новые государства там, где диктатуры потерпели неудачу. Так называемые "гуманитарные интервенции" в Боснии, Ираке, Афганистане, Сьерра-Леоне и Восточном Тиморе должны были провозгласить рождение нового вида альтруистического милитаризма.

Но эти надежды на "высокоморальную" внешнюю политику быстро угасли после американо-британского вторжения в Ирак в 2003 году. Такое проявление "морали" во внешней политике разрушило нацию, деморализовало и ожесточило ее народ.

Кто-то скажет, что более критическое отношение к истории колониализма — это хорошо. И во многом они будут правы. Безусловно, растущий критический интерес к британской имперской истории породил множество отличных исследований. Новые книги обо всем, от колониализма поздних поселенцев в Африке до национально-освободительных движений, расширили наше понимание Британской империи.

Но у самобичевательской критики британского прошлого есть и обратная сторона. Часто такой подход к истории превращается в изнурительное упражнение в ненависти к себе, в акт нагнетания собственной вины. Многие указывают на ограниченность такого болезненного "разгребания пепла". Но не менее тревожно то, что чем больше мы размышляем о британском колониальном прошлом, тем меньше мы его понимаем.

Моралистические рамки, в которых мы преподаем и обсуждаем колониальную историю, сводят наше понимание только к одной ноте — жалобам. И многие историки сегодня пишут так, как будто им приходится выдвигать обвинения против империи. Это все равно что стучаться в открытую дверь. Сегодня в Британии и так очень мало защитников ее прошлого. И широкая британская публика, конечно же, не ностальгирует по его возвращению, несмотря на то, что некоторые комментаторы утверждают обратное. В действительности же постоянно растущее большинство британцев считает, что империя была плохим явлением.

В таком подходе к британскому колониальному прошлому есть еще одна проблема. Он ставит читателей вне истории и заставляет их принять моралистический, а не исторический подход к колониализму. Они могут лишь осудить империю как зло. И при этом он выравнивает различные периоды нашего колониального прошлого в одну длинную единую временну́ю шкалу порабощения других народов. Объединение отдельных этапов и стадий приводит к еще большей путанице. Например, во многих работах не ощущается большой разницы между британским колониализмом XVIII века, в котором преобладала работорговля, и британским колониализмом конца XIX века, который был отмечен анти-рабством. Важно не сводить долгую историю империи к единственной мотивирующей причине, будь то "английский гений" из более ранних умилительных рассказов или сегодняшнее утверждение, что все было обусловлено "превосходством белых".

Я пытаюсь решить эти проблемы в своей новой книге "Британские империи: история, 1600–2020 годы" (Britain’s Empires: A History, 1600-2020). Там я выделяю отличия между четко различающимися этапами британской колониальной истории.

Для того, чтобы понять, что мотивировало людей в ту эпоху, необходимо отойти от современных моральных суждений. Это значит, что нужно рассмотреть постоянно меняющуюся социальную и экономическую организацию общества. "Британские империи" — это книга, в которой я опираюсь на значимость исторических перемен и пытаюсь понять взаимосвязь их составных частей.

В старую колониальную эпоху, начавшуюся, когда Британия была еще не только династией, но и светским государством, доминировала роль лицензированных королевской властью торговых компаний, прежде всего Ост-Индской компании и Королевской африканской компании. Гораздо менее известны компании Московии, Вирджинии, Леванта и Гудзонова залива. Эти торговые монстры находились где-то между современными корпорациями и княжескими армиями, отправляясь в чужие земли, чтобы основывать свои монопольные торговые плацдармы. Именно Королевская африканская компания, воссозданная Карлом II после восстановления монархии в 1660 году для пополнения королевской казны, систематизировала торговлю порабощенными африканцами с королями Дагомеи и карибскими плантаторами. Индия Великих Моголов лицензировала торговые колонии Ост-Индской компании только для того, чтобы увидеть, как корпорация, базирующаяся на Лиденхолл-стрит, превратилась из "откупщиков налогов" в повелителей Бенгалии.

Адам Смит был озадачен тем, что эта ранняя колониальная эпоха наступила еще до промышленной революции. Он считал, что внешняя торговля должна следовать за, а не предшествовать развитию внутренних рынков. Но именно состояние внутренних рынков побудило британские компании заняться внешней торговлей. Торговцы, работавшие в портах, стремились продавать и покупать за границей, потому что Англия заросла архаичными таможнями и пошлинами. Расширение внешней торговли было таким, что оплот Ост-Индской компании в Индии Форт-Сент-Джордж, известный ныне как Ченнаи, был в XVII веке больше, чем Манчестер.

Тринидадского историка Эрика Уильямса часто цитируют за его утверждение о том, что единственной причиной, по которой британцы приняли рабство, было их желание в конце концов его отменить. Это хорошая шутка в духе попыток более поздних историков обелять историю нашей империи, сосредотачиваясь на роли Британии в отмене рабства. Но это же преуменьшает основную мысль основополагающей книги Уильямса "Капитализм и рабство" (1944). Там он утверждает, что промышленная революция могла начаться по-настоящему только тогда, когда был свергнут меркантилизм старой колониальной эпохи. Таким образом, переход от работорговли к борьбе с рабством был не просто моральным шагом. Он имел фундаментальное значение для запуска современного капитализма, когда эксплуатация наемного труда в Англии становилась более прибыльной, чем рабский труд на плантациях.

Современная эпоха свободной торговли — Империя свободной торговли — начинается с восстания американских колонистов против Британии в 1776 году. Это был протест против монопольных цен британского меркантилизма (именно поэтому восставшие колонисты в Бостоне выбросили чай Ост-Индской компании в бостонской гавани), а также против короля Георга. Как оказалось, неохотный уход Британии из Тринадцати колоний Америки побудил ее развивать свою собственную экономику, в большей степени ориентированную на национальные интересы, которая после победы над наполеоновской Францией навязала политику "свободной торговли" в открытом море. Французские, голландские и американские конкуренты жаловались, что Британия верит в свободную торговлю только потому, что доминирует в экономическом плане, и что борьба с рабством в основном была способом подавить соперников. И это было наполовину правдой.

Выяснилось, что торговля может быть не менее мощным средством господства, чем оружие. Индийские ткачи остались без работы из-за экспорта в Индию британского текстиля, а рабов в Америке заставляли работать, чтобы обеспечивать хлопком эти самые английские текстильные фабрики. Как выразился французский экономист XIX века Фредерик Бастиа: "Англия открывает все свои порты. Она разрушила все преграды, отделявшие ее от других народов. У Англии было 50 колоний, а теперь у нее колония только одна — вся Вселенная".

Однако так называемый новый империализм конца XIX века ознаменовал собой резкий отход от эпохи свободной торговли. Соперничая с европейскими конкурентами, Англия массово и быстро расширяла свои колониальные владения, главным образом за счет быстрой колонизации Африки. Новый империализм отразил сдвиг в экономической политике Британии от свободной торговли к крупным корпорациям-монополистам, которые все больше были привязаны к растущей государственной машине. Толчком к этому сдвигу стало окончание промышленной революции 1870-х годов. Это, как объяснил Дж. Хобсон, заставило инвесторов искать за границей новые возможности для империи в ущерб инвестициям у себя дома.

Поздневикторианская Англия не только нашла в империи новые инвестиционные возможности, но и обрела в ней новую моральную цель. Это был тот момент истории, когда британская западноафриканская эскадра, боровшаяся с рабством, преследовала французские и испанские корабли, пересекавшие Атлантику в 1840-х годах и обратила свое внимание на арабских работорговцев. Эта "моральная миссия" заложила основу для раздела Африки между европейскими державами на трех конференциях великих держав, состоявшихся между 1876 и 1890 годами в Брюсселе и Берлине — все они якобы рассматривали проблему рабства.

Британская империя захватила колонии по всей Африке под лозунгом искоренения "арабского рабства". Но затем в этих местах были созданы новые виды принудительного труда, в частности, насильственная контрактация индийских и китайских мигрантов на Маврикии, Фиджи, в Африке и Вест-Индии. Но в то время как Британская империя своей эксплуатацией загоняла в пот сотни тысяч людей на золотых, алмазных и оловянных рудниках, каучуковых и чайных плантациях, а позже и на нефтяных месторождениях, миллионы других колониальных подданных империи были вообще отстранены от какого-либо труда. Они оказались запертыми в бесплодных резервациях или протекторатах, были подвергнуты голоду, и управлялись "туземными администрациями", возглавляемыми назначенными британцами "вождями". Худшее обвинение Британской империи заключается не в том, что она многих эксплуатировала, а в том, что гораздо больше своих колониальных подданных она ввергла в нищету натурального сельского хозяйства.

Британская империя всегда генерировала сопротивление себе. Старая колониальная система вызывала противление со стороны традиционных лидеров. А в эпоху свободной торговли многие зависимые от Британии народы, особенно на Гаити и в Ирландии, ухватились за обещания демократических революций, чтобы добиться своей независимости. Новый колониализм 1870-1945 годов также был мишенью для порабощенных народов. Сначала они стремились к самоуправлению (которое уже было передано белым поселенцам Канады, Новой Зеландии, Австралии и Южной Африки), а затем, когда в этом им было отказано, к независимости. Движения за национальную независимость XX века были наследниками демократической борьбы XVIII века и лучшей надеждой на справедливый мир.

Их притязания были почти сведены на нет бурями двух мировых войн, в которых имперская Британия все больше вовлекалась в соперничество с другими имперскими державами. Франция, Италия, Америка, Голландия и Япония бросили вызов глобальному господству Великобритании. Но именно война с Германией в 1914-1918 годах и с Третьим рейхом в 1939-45 годах действительно потрясли Британскую империю. Понятно, что британцы гордятся своим участием в победе, спасшей Европу от диктатуры, но в колониях эти достижения выглядели совсем иначе. Колониальные подданные миллионами сражались за Британию не столько из гордости за империю, сколько потому, что верили, что по окончании этих войн получат лучшее будущее.

Во время войн многие из этих надежд рухнули в условиях сопровождавших их бед и нищеты. Британская империя использовала все свои ресурсы для победы, подвергая колониальные народы принудительному труду в соответствии с военной дисциплиной и вызывая лишения и голод (например, охвативший Ближний Восток во время Первой мировой войны и унесший миллионы жизней в Бенгалии между 1943 и 1944 гг.). В политическом плане британские лидеры тоже предали свои обещания, бойко раздававшиеся в разгар войн — о самоуправлении в Ирландии, Индии и Аравии. И это происходило до тех пор, пока широкие движения за независимость в британских колониях не потребовали свободы.

Разрушения, вызванные Второй мировой войной, были настолько глубокими, что существенно изменили мировую экономику. Капитал, который на протяжении десятилетий все больше инвестировался в колонии, был переориентирован на восстановление Европы. Великобритания была полностью разорена и выжимала все, что могла, из своих белых колоний, зарабатывавших доллары и государств-клиентов, таких как Иран, Ирак, Малайзия и Гана. Однако реальная история заключалась в том, что к 1950-м годам премьер-министр Гарольд Макмиллан уже решил, что Великобритания склонится перед "ветром перемен" и признает независимость почти всех своих колонии. Многие из них были объединены в импровизированные конфедерации, такие как Вест-Индия или Сингапур в составе Малайзии.

Хотя британские правители научились хорошо организовывать церемонии спуска флагов империи, процесс деколонизации был очень болезненным. Больше по идеологическим и геостратегическим, чем по экономическим причинам, британская армия и дипломатический корпус вели "арьергардные бои", чтобы саботировать и разделить те национальные движения, которые претендовали на земли, уступленные Великобританией. Воинствующие лидеры третьего мира, такие как Гамаль Абдель Насер в Египте, Кваме Нкрума в Гане и Сукарно в Индонезии, подвергались жестокой критике и атакам. Более решительные общественные движения, такие как "Мау-Мау" в Кении или "Малайская национально-освободительная армия" Чин Пэна, подверглись бомбардировкам и террору для того чтобы заставить их подчиниться. Дружественные Великобритании лидеры, такие как король Хусейн в Иордании и даже Саддам Хусейн в Ираке, получали от Лондона вооружения и поддержку в их борьбе со своим соперниками. В южноафриканских государствах, таких как Южная Африка и Родезия, белые поселенцы саботировали передачу власти туземным лидерам, провозгласив в одностороннем порядке независимость и институционализировав свои расовые диктатуры в виде режимов "апартеида".

В своей книге "Неоколониализм" (Neo-Colonialism) лидер Ганы Кваме Нкрума убедительно доказал, что независимость новых государств по существу подрывалась колониальными державами, поскольку они передавали местным властям только показной политический суверенитет, в то время как европейские инвесторы сохранили право собственности на частную промышленность. В этом аргументе была доля правды. Независимость действительно предоставлялась неохотно и с оговорками.

Хотя часть британского капитала была связана с нефтяными месторождениями на Ближнем Востоке и в Южной Африке, бывшие колонии по большей части страдали от нехватки инвестиций. Тем не менее, в представлениях Нкрумы о неоколониализме тормозящая роль империй в деколонизации несколько преувеличена. Лидеры новых независимых государств часто использовали неравные условия игры, оставленные британцами, как оправдание своего плохого руководства и для подавления народных требований.

Историю Британской империи нелегко изложить в одном томе, тем более в одной статье. Но важно понимать разные причины, которые побуждали Британию торговать и колонизировать части мира в разное время. Первоначальные торговые компании разрослись по всему миру, потому что в XVII веке это было проще, чем инвестировать в Манчестер. Вплоть до 1870-х годов Британия не хотела создавать новые колонии в Африке. Затем, всего за три десятилетия, она захватила более 10 миллионов квадратных километров территории африканского континента. И хотя Великобритания продолжает пытаться излишне вмешиваться во многие страны мира, деколонизация действительно произошла.

Растущий интерес к истории империи должен дать возможность появления более глубоких воззрений на борьбу за освобождение и национальную независимость, на разные эпохи и драмы всемирной истории. Было бы позором, если бы сегодняшние "антиимпериалисты" свели эту богатую и разнообразную историю к одномерному состязанию между "нечестивыми" колониалистами и их туземными жертвами.