После Февральской революции Россия пыталась воевать энергичнее, чем прежде, однако после краха летнего наступления и прихода к власти большевиков, армия превратилась в неконтролируемую толпу в солдатских шинелях. Русский философ Николай Бердяев отмечал, что Октябрьская революция
«имела, прежде всего, один горестный и унизительный для русского народа смысл: русский народ не выдержал великого испытания войны. Все народы приняли участие в мировой войне с тем духовным и материальным багажом, который накопился у них за долгую историю. Русский народ оказался банкротом. У него оказалось слаборазвитым чувство чести»
[цитата по: Николай Бердяев: Философия неравенства].
[цитата по: Николай Бердяев: Философия неравенства].
В данном материале мы попытаемся ответить на вопросы – что привело к развалу Русской императорской армии и какую роль в этом сыграли большевики? Почему нелогичная позиция большевиков на переговорах в Брест-Литовске ухудшила их переговорные позиции?
Развал Русской императорской армии после Февральской революции и роль большевиков в процессе ее разрушения
Кандидат философских наук Елена Бессчетнова в своей научной статье «Развал Русской императорской армии в 1917 году» отмечает, что с момента своего создания регулярная армия Российской империи была самым надежным и гибким орудием самодержавия, особым организмом с жестким корпоративным духом. В Европе был популярен символ русской военной мощи – «образ большого бурого медведя, который вызывал почтительное уважение даже у противника» [1].
Но всего за несколько месяцев 1917 года одна из самых могущественных армий Европы превратилась в неконтролируемую толпу в солдатских шинелях. Армия не просто проиграла, она практически была уничтожена. Массовыми явлениями того периода стали дезертирство, грабежи, пьянство и убийства. Это не было типичным солдатским бунтом, это был бессознательный отказ от государственной службы. Развал армии Великой войны связан с отказом от этой войны всего народа [1].
Российский военный министр В. А. Сухомлинов в опубликованной в феврале 1914 года статье под заголовком «Россия хочет мира, но готова к войне» в газете «Биржевые ведомости» отмечал, что русская армия восстановила свою боеспособность после Русско-японской войны и готова к войне с сильным противником [2]. Однако реальность оказалась иной. Впрочем, Первая мировая война внесла свои коррективы в состояние армий всех воюющих стран, никто не был готов к затяжным военным действиям, даже Германия, войска которой были лучше всего подготовлены.
К моменту начала войны кадровый состав русской армии насчитывал 1,4 миллиона человек. В период с 1914 по 1917 год на воинскую службу было призвано 15,5 млн человек, из них 4,5 млн – новобранцы, из которых 3 млн никогда не обучались военному делу. Огромные потери и массовая мобилизация привели к кардинальному изменению состава войск. Кадровые проблемы дали о себе знать уже к январю 1915 года, после четырех месяцев кровопролитной наступательной войны. Генерал А. Брусилов считал, что регулярной армии больше нет, вместо нее «армия неучей» [1].
Армия на австро-германском фронте, растянувшемся на сотни километров, к 1917 году состояла преимущественно из призывников, подготовленных к войне уже в процессе самой войны, и представляла собой плохо сколоченную крестьянскую массу в солдатских шинелях. При этом остро стоял вопрос ее руководства в ситуации катастрофического дефицита квалифицированного офицерского состава, который так и не был решен. Но самое опасное, что в большинстве своем эта многомиллионная армия к войне относилась безразлично [1].
После Февральской революции и прихода к власти Временного правительства стало очевидно, что необходима была системная работа по укреплению и расширению патриотических настроений на фронте и в тылу. Но вместо этого 27 марта 1917 года Временное правительство опубликовало безвластную и неясную «Декларацию о задачах войны», поддержавшую совершенно иной по смыслу лозунг «Мир без аннексий и контрибуций». Это было предложение А. Ф. Керенского. Генерал М. Алексеев писал об этом:
«Лозунг – без аннексий и контрибуций – приводит толпу к выводу: для чего жертвовать теперь жизнью? Армия на краю гибели».
Фактически данный лозунг могли поддержать только те, кто войну ненавидел и жаждал мира, во что бы то ни стало. Этим не замедлили воспользоваться большевики.
После Февральской революции они имели равный с другими партиями доступ к агитационной работе в войсках и начали вести активную и эффективную пораженческую пропаганду в армии. Во многих письмах офицеров с фронта есть упоминания о том, что агитация большевиков на передовых линиях действует разлагающе на солдат. Они чутко улавливали скрытое настроение масс и направляли его в нужное им русло. Если еще в марте лозунги большевиков казались «дикими» и маргинальными, то к октябрю 1917 года они стали одной «из ведущих армейских партий, их поддержка в войсках достигла, по разным данным, от 40 до 60 %».
Большевики в своей антиправительственной агитации делали ставку на разжигание «классовой ненависти» между офицерами и солдатами, что делало безоговорочное исполнение приказов командиров невозможным.
Ярким примером успешной пропаганды можно считать призыв большевиков к братанию. Ленин писал в апреле 1917 года:
«Хорошо, что солдаты проклинают войну… Хорошо, что они ломают каторжную дисциплину, сами начинают братание на всех фронтах. Все это хорошо! Надо, чтобы солдаты переходили теперь к такому братанию, во время которого обсуждалась бы ясная политическая программа. Мы не анархисты. Мы не думаем, что войну можно кончить простым отказом, ее должна закончить и закончит революция [3].
После Февральской революции эти братания с солдатами армии противников России, которые проявлялись в том числе в совместных попойках, приняли массовый характер.
Реформы Временного правительства, проводимые в армии с постоянной оглядкой на Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, трансформировали действующую армию из закрытого от любой идеологической пропаганды института в политическое поле битвы. Большевики, воспользовавшись провозглашением свободы слова, в том числе на фронте, активно начали вести свою пропаганду, настраивая солдат против своих командиров, призывая не подчиняться их приказам. Тем самым, в сущности, разрушая традиционное представление об армии как особом организме с жесткой иерархией. Дезертирство, грабежи, пьянство и убийства – массовые явления того периода. Все инициативы революционного периода вели Россию к развалу русской армии и государственности [1].
Брест-Литовские переговоры: нелогичность позиции большевистской делегации
Советская делегация в Брест-Литовске
Одним из главных лозунгов большевиков был выход России из войны, и практическая его реализация началась сразу после прихода большевиков к власти. 8 ноября 1917 года II Всероссийский съезд Советов принял Декрет о мире, составленный В. И. Лениным (Ульяновым). Советское правительство предлагало всем воюющим народам и их правительствам заключить перемирие и начать переговоры о «справедливом, демократическом мире без аннексий и контрибуций». В Декрете содержался призыв к рабочим Англии, Франции и Германии «активно вмешаться в решение вопросов войны и мира, добиться освобождения человечества от ужасов войны и ее последствий».
21 ноября российский нарком по иностранным делам Лев Троцкий (Лейба Бронштейн) направил послам стран Антанты дипломатические ноты с предложением о «неотложном прекращении боевых действий на всех фронтах и неотложном начале мирных переговоров». Немецкое правительство 27 ноября 1917 года согласилось начать мирные переговоры. Советская делегация во главе с А. А. Иоффе прибыла в Брест-Литовск 7 декабря 1917 года (Л. Троцкий прибыл туда несколько позже).
Недавние революционеры-подпольщики и политические эмигранты, представлявшие Советскую Россию на переговорах в Бресте, не обладали элементарными навыками делопроизводства и дипломатии. В частности, один из участников делегации, историк Михаил Покровский обратил внимание на то, что у членов советской делегации не было письменных полномочий заключить мирный договор от имени Советского государства, а те бумаги, которые члены советской делегации получили в канцелярии Смольного, удостоверяли только их личности. Получалось, что делегаты и те, кто их направил, или не знают азов дипломатии, или вовсе не собираются заключать мир. После этого замечания М. Н. Покровского в Петрограде были срочно оформлены и переданы в Брест-Литовск документы, в которых отмечалось, что члены делегации (поименно) уполномочены СНК для заключения мира с другими государствами [4].
Делегацию Германской империи возглавлял статс-секретарь Министерства иностранных дел Германии Рихард фон Кюльман. Однако в реальности доминирующую роль играл начальник штаба Германских армий на Восточном фронте генерал Макс Гофман. Между германскими военными и дипломатами с самого начала обозначились расхождения – Кюльман выступал за мягкие условия мира, аргументируя это необходимостью как можно быстрее завершить войну на одном из фронтов. Гофман же стремился сполна использовать слабость противника. В этом он был поддержан значительной частью германской общественности, жаждавшей убедительной победы [5].
15 декабря было подписано перемирие, а 22 декабря начались переговоры относительно мирного договора. Условия Германии были достаточно жесткими, что вызвало у большевиков внутрипартийные разногласия. Часть партийных работников, не считаясь с объективными факторами, рассчитывала на общеевропейскую социалистическую революцию и потому не понимала необходимости подписания мира с Германией. Не менее авантюристической и демагогической была и позиция Л. Д. Троцкого (в то время наркома иностранных дел РСФСР), который предлагал: объявить войну прекращенной, армию демобилизовать, но мира не подписывать.
За принятие немецких условий мира выступал глава советского правительства В. И. Ленин, который считал, что только начавшая формироваться Красная армия не сможет оказывать сопротивления вражеским войскам, и исходил, прежде всего, из необходимости сохранить власть любой ценой, даже за счет уступки части территории бывшей империи. В итоге большевики стали затягивать мирные переговоры.
Стоит отметить, что настойчивое требование Л. Троцкого пригласить к участию в переговорах делегацию польского правительства вынудило германскую сторону использовать большевистский принцип «самоопределения народов» против самой России и предложить, в свою очередь, украинскую делегацию. Надо отметить, что Л. Троцкий без колебания признал самостоятельность делегации УНР, тем самым создал определенную путаницу и нарушил устоявшиеся принципы международных отношений [6].
Троцкий вообще питал определенные симпатии к «украинству». Еще в годы Гражданской войны Троцкий обращал внимание на национальные особенности украинского народа. Он обнаружил в украинцах пробудившийся «вольный дух запорожского казачества и гайдамаков», который «давал украинцам нечеловеческую силу в течение сотен лет воевать против угнетателей» [7].
Для давления на несговорчивое большевистское правительство, затягивающее переговоры в ожидании революции в Германии, в ночь на 27 января (9 февраля) 1918 года Центральные державы подписали сепаратный мир с УНР. В ответ советская делегация во главе с Л. Троцким сделала своеобразный «ход конем»: она заявила, что Центральная Рада низложена, поэтому ее делегация не представляет Украину.
В свою очередь, в составе российской делегации произошли изменения: в нее включены представители советской Украины, которые отказываются признать договор, заключенный делегацией УНР. Более глупой с правовой точки зрения ситуации большевизм сконструировать, видимо, не мог. Вначале признать самостоятельность делегации УНР, затем заявить о смене власти на Украине, при этом новая власть, являющаяся формально самостоятельной, выходит на переговоры как составная часть российской советской делегации [6].
Переговоры таким образом зашли в тупик. 28 января (10 февраля) на вечернем заседании политической комиссии под председательством Р. фон Кюльмана советская делегация во главе с Л. Д. Троцким окончательно отказалась принять германские условия мирного договора. После эмоциональной речи Троцкий огласил свое знаменитое заявление, основанное на крайне дискуссионной формуле «ни мира, ни войны». В ответ германские войска начали наступление и оккупацию Украины, фактически не встречая сопротивления.
Л. Д. Троцкий пишет в своих воспоминаниях, что он рассчитывал на то, что если немцы и найдут 2–3 боеспособные дивизии, им понадобится не менее 12 дней, чтобы дойти до Петрограда, а за это время советское правительство вполне могло переехать в Москву, а если понадобится – в Екатеринбург [8]. Трудно себе представить более авантюрную позицию.
В итоге 3 марта большевики подписали Брестский мирный договор на еще более унизительных условиях. Россия потеряла Прибалтику, Финляндию, Украину, часть Белоруссии. С точки зрения интересов России Брестский мир был катастрофой.
В погоне за иллюзией мировой революции (в качестве послесловия)
После прихода большевиков к власти именно иллюзия мировой революции определяла содержание их политической практики. Ориентиром для большевистской партии стало будущее и весь мир, а не настоящее и Россия. Судьба родины доктринеров коммунизма интересовала мало, ибо она целиком определялась западными революциями. Отсюда безоглядная демагогия и популизм, с помощью которых группа харизматиков, сплотившаяся вокруг сильного вождя, разрушила русскую армию, оттеснила от власти оппонентов, ликвидировала основы «старой» государственности. И все это – для коммунистической реконструкции мирового сообщества [9].
Россия рассматривалась в качестве площадки, с которой большевикам предстояло стартовать к мировой революции. Это был абсолютный приоритет [9]. Территориальные потери России для большевиков, которые на тот момент руководствовались политикой «военного коммунизма» и ожидали «мировой революции», откровенно говоря, мало что значили. В своей речи создатель партии В. И. Ленин прямо говорил, что уже
«в эпоху Брестского мира Советская власть поставила всемирную диктатуру пролетариата и всемирную революцию выше всяких национальных жертв, как бы тяжелы они не были» [9].
Более того, некоторые большевики, например Лев Троцкий, идеолог троцкизма, демонстрировали откровенно враждебное отношение к русской культуре, и считали, что история России – «бедная», а народ – «духовно нищий».
«Бедная страна Россия, бедная история наша, если оглянуться назад. Социальную безличность, рабство духа, не поднявшегося над стадностью, славянофилы хотели увековечить, как «кротость» и «смирение», лучшие цветы души славянской. Хозяйственную примитивность страны народники хотели сделать источником социальных чудес»
[цитата из: Л. Троцкий. Проблемы культуры. Культура старого мира. Л. Троцкий. Сочинения. Том 20. Москва – Ленинград, 1926].
[цитата из: Л. Троцкий. Проблемы культуры. Культура старого мира. Л. Троцкий. Сочинения. Том 20. Москва – Ленинград, 1926].
Преклоняясь перед Западом, Троцкий целиком и полностью связывал все прогрессивное развитие России с западными влияниями, видя в них не только основание, но и ускоритель государственной организации в России [7].
В качестве выводов следует отметить, что нельзя сказать, что только большевики разрушили русскую армию и привели страну к катастрофе, это было бы неправильно, однако большевики сыграли в этом далеко не последнюю роль. Идее призрачной мировой революции они были готовы принести в жертву национальные интересы России.
Использованная литература:
[1] Бессчетнова Е. В. Развал Русской императорской армии в 1917 году. Социологическое обозрение. 2018. Т. 17. № 2. С. 299–316.
[2] Пирогов Д. В. Оценка готовности Российской империи к Европейской войне глазами военных публицистов (1905 –1914) // Вестник Московского университета. Серия 8. История. М., 2017. № 1. С. 90–97.
[3] Ленин В. И. (1969). Значение братания // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 31. М.: Политиздат. С. 459–461.
[4] Брестский мир: пролог, заключение, итоги: Сборник документов / отв. сост. А. В. Репников; сост. А. В. Борисова, при участии Б. С. Котова и Л. В. Ланника. – М.: Политическая энциклопедия, 2022.
[5] Николай Власов. Путь к катастрофе. Внешняя политика Германской империи. 1871–1918. – М.: Евразия, 2021.
[6] Бондаренко Д. Я. К вопросу о легитимности участия Украины на Брест-Литовских переговорах / Д. Я. Бондаренко. Московский педагогический государственный университет // Научные ведомости БелГУ. Сер. История. Политология. Экономика. Информатика. – 2010. – № 1 (72), вып.13. – С. 45–48.
[7] Шепелев М. А. Троцкизм и украинский вопрос // Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского. Философия. Политология. Культурология. 2016. Том 2 (68).
[8] Мирные переговоры в Брест-Литовске с 22 (9 декабря) 1917 г. по 3 марта (18 февраля) 1918 г. Т. 1: Пленарные заседания; Заседания политической комиссии / Полный текст стенограмм под ред. и с примеч. А. А. Иоффе (В. Крымского), с предисл. Л. Д. Троцкого. – М.: Нар. ком. иностр. дел, 1920.
[9] Давыдов, А. Ю. Военный коммунизм: народ и власть в революционной России, конец 1917 г. – начало 1921 г. / А. Ю. Давыдов. – СПб: Евразия, 2020.
Виктор Бирюков
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Подпишись: