Одной из главных загадок российской истории является учреждение Иваном IV своего личного, отдельного от государства удела – печально знаменитой опричнины.
Странное «бегство» Ивана IV
3 декабря 1564 г. на Руси случилось неслыханное. Иван IV, законный монарх, власть которого вроде бы никто не оспаривал, без объявления причины уехал из Москвы в неизвестном направлении.
М. Панин. Выезд Ивана Грозного из Москвы перед опричниной, картина 1911 г.
Царь, конечно же, не обязан был получать разрешения на выезд из столицы, но информировать Думу о своих планах и оставить какие-то распоряжения на период своего отсутствия был должен. При этом он постарался сделать всё возможное, чтобы о его отъезде узнало всё население Москвы. Царь забрал войско, государственную казну, церковные реликвии, детей, а также и многих бояр с их семьями. Это была демонстрация то ли бегства, то ли какой-то экстренной эвакуации. Видимых и понятных причин для таких действий просто не было. Слухи по Москве пошли нехорошие и очень тревожные, в том числе и о скором, доселе небывалом, походе татар на Святую Русь. Две грамоты Ивана IV, пришедшие в Москву из Александровской слободы в первых числах января 1565 года, ничего не прояснили, а только окончательно запутали ситуацию. В первой из них беглый царь Иван обвинял бояр в многочисленных обидах, которые те нанесли ему «по его малолетству» (царю на тот момент было более 34 лет), а духовенство – в укрывательстве каких-то «изменников». А во второй, обращённой к торговому и посадскому населению Москвы, говорилось, что на простой люд царского гнева нет, и ни в чём их Иван не упрекает.
Иван IV на портрете, хранящемся в Кунсткамере
Напомним, что в детстве и юности Иван IV действительно подвергался унижениям со стороны бояр Шуйских и Бельских. Сам он вспоминал потом:
«Иван Шуйский ходил раньше в ветхой шубёнке, а теперь ест на золоте... А мы какой нужды не натерпелись, лишаясь даже пищи и одежды!»
Он же:
«Бывало, в моём присутствии кладёт обутые в сапоги ноги на постель отца моего.»
Однако ещё в декабре 1543 г. (21 год назад) Иван IV приказал псарям схватить поверившего в своё всесилие Андрея Шуйского и бросить его в темницу. Слуги тогда «перестарались» – задушили боярина. Но для Ивана в итоге получилось ещё «лучше»: остальные бояре поняли, что «шутки» с царём закончились, и сразу поумерили свою спесь.
В 1564 году при Иване IV, конечно, никто ноги в сапогах на постель не «закидывал», и нужды в одежде и пище он не терпел. Уже были взяты Казань (1552 г.) и Астрахань (1554 г.). Более того, царь избавился и от надоевших ему членов Избранной рады: в 1560 году были отправлены в ссылку Адашев и Сильвестр, Андрей Курбский в 1564 г. бежал в Польшу.
В распоряжении историков нет никаких сведений о наличии серьёзной боярской оппозиции власти Ивана IV на момент его отъезда из Москвы. И никаких народных бунтов, которыми так богата история Руси, тоже в это время ни одним из источников не зафиксировано. Внешнеполитическая ситуация также была вполне благоприятна. Совсем недавно (осенью 1564 года) Алексей Басманов и его сын Фёдор отразили нападение крымских татар Девлет-Гирея на Рязань, а потом преследовали их, захватив 500 пленных, среди которых оказался мурза Мамай.
Таким увидели Алексея Басманова зрители знаменитого фильма «Иван Грозный» (С. Эйзенштейн, 1944 г.)
События на фронтах Ливонской войны в то время особой тревоги не вызывали – основные неудачи были впереди.
Некоторые историки пытались связать бегство царя из Москвы с гибелью его первой жены Анастасии, в отравлении которой он якобы подозревал бояр. Мол, испугался Иван, что и его отравят – вслед за женой. Однако Анастасия умерла за полгода до тех событий (27 июля 1560 г.), и не внезапно, а после тяжёлой болезни, продолжавшейся 10 месяцев. Да и горе Ивана IV после смерти жены было совсем непродолжительным. Через восемь дней он заявил придворным:
«Всегда ли мне плакать? Не повредить бы здоровья моего драгоценного. В утешение скорби своей хочу жениться.»
Складывается впечатление, что больная жена уже давно была ему в тягость, и царь ждал её смерти, которая развязала бы ему руки и позволила вступить в новый брак.
В общем, никто в Москве ничего не понял, но от имени митрополита, бояр и посадских людей в Александровскую слободу к Ивану было отправлено посольство с просьбой вернуться и продолжить царствование. Иван согласился, но не задаром, а с условиями. Первым из них было право свободной расправы над «изменниками» и неугодными ему лицами. А вторым – отделение царского «обихода» от остального государства. Себе царь взял такие города, как Можайск, Вязьма, Козельск, Белев, Перемышль, Медынь, Галич, Суздаль, Вологда, Кострома, Плёс, Кашин. В Москве для своих людей он получил Арбат, Сивцев Вражек, Никитскую улицу. А главной резиденцией царя теперь стала Александровская слобода (современный город Александров, Владимирская область).
Иоганн Теодор де Бри. Александровская слобода. Пир при дворе Ивана IV. Гравюра начала XVII века
Музей-заповедник «Александровская слобода»
Так появилась знаменитая опричнина, о которой Ключевский писал, что она:
«Оберегая государя колебала самые основы государства. Направленная против воображаемой крамолы, она подготовляла действительную.»
Следует сказать, что у слова «опричнина» два значения. Первое – «вдовья доля», которую давали жёнам умерших знатных вельмож. Второе – лучшие блюда, которые хозяин на пирах оставлял при себе, чтобы делиться ими с избранными гостями. Какое из них имел в виду Иван IV? Это, видимо, знал лишь сам царь.
Плохо заметный единственный подлинный прижизненный портрет Ивана Грозного на переплёте первопечатного «Апостола» 1564 года
Страх Ивана Грозного
Но в чём же был смысл этого представления с отъездом царя из Москвы? Многие историки видят в нём не слишком искусный спектакль, благодаря которому Иван IV с всенародного позволения начал многолетние репрессии против своих подлинных и мнимых врагов. Однако известно, что за полтора месяца, проведённые тогда царём в Александровской слободе, он разительно изменился. Некоторые источники утверждают, что Иван заметно постарел и даже облысел. Очень похоже, что его переживания и страх были искренними и непритворными. И это очень странно, потому что бояться ему, в общем, было нечего. Рядом с Иваном и под его присмотром находились сыновья и основной претендент на престол – двоюродный брат Владимир Старицкий, связанный двумя «крестоцеловальными» грамотами на верность. И с царём была верная ему армия, которую он увёл из Москвы. Попробовал бы кто-нибудь при таких обстоятельствах объявить о претензиях на царский трон?
Иван IV. Парсуна. XVI в.
Но и в дальнейшем какой-то неподдельный и не поддающийся объяснению страх преследовал Ивана IV. Он вполне серьёзно просил у английской королевы Елизаветы убежища для себя и своей семьи на случай бегства из страны и начал строительство кораблей, на которых можно было бы добраться до Лондона. Государственная казна была перевезена в Вологду. В Кирилловском монастыре он приказал подготовить кельи для себя и своих сыновей. Паранойя? Но при этом борьба царя с «изменниками» отличается странной непоследовательностью, которая мешает объяснить его действия и психическим заболеванием, и соображениями государственной целесообразности. Соглашаясь, что борьба за централизацию власти была необходима, В. Ключевский недоумевал:
«Надобно было или устранить боярство как правительственный класс и заменить его другими, более гибкими и послушными орудиями управления, или разъединить его, привлечь к престолу наиболее надёжных людей из боярства и с ними править... предстояло действовать против политического положения целого класса, а не против отдельных лиц. Царь... заподозрив всё боярство в измене, бросился на заподозренных, вырывая их поодиночке, но оставил класс во главе земского управления.»
Вот наиболее яркий пример непоследовательности Ивана IV. В 1569 году он заставил выпить яд своего двоюродного брата Владимира Старицкого, его жену и старшую дочь, истребил всех приближённых князя. То есть вроде бы уничтожил саму возможность мятежа или попыток сепаратизма со стороны этой влиятельной и знатной семьи. Но зачем же он потом передал сыну казнённого Владимира его удел и титул? Где тут можно увидеть борьбу Ивана IV за централизацию власти?
Другие влиятельные боярские семьи, члены которых вели происхождение от удельных князей, также сохранили свои земельные владения. Место уничтоженных авторитетных и старших представителей семей заняли младшие и второстепенные, которые продолжали оставаться полновластными и полунезависимыми правителями своих вотчин.
Странности «погрома Новгорода»
Все знают о разгроме Иваном Грозным Новгорода во время похода 1569-1570 гг. (по пути он заодно разорил и Ярославль). Однако в 1569 году были разорены также Тверь, Медынь, Торжок, Вышний Волочек. Напомним, кстати, что Медынь была опричным, то есть принадлежавшим лично царю, городом – и это не спасло её от разгрома опричным же войском.
Если поход Ивана IV против Новгорода ещё можно пытаться объяснить необходимостью борьбы с сепаратными настроениями его жителей, то карательные операции против других городов вызывают недоумение. При этом все погромы вполне мирных и не мятежных городов носили характер войсковой операции. Впереди и по флангам армии опричников якобы шли отряды, задерживавшие либо даже уничтожавшие всех людей, которые имели несчастье встретиться им на пути. Обречённые города окружались и блокировались, чтобы ни у кого не было возможности выйти из них. Невольно складывается впечатление, что Иван Грозный что-то (или кого-то) искал в них и очень старался, чтобы неведомый нам противник не ускользнул от него.
Савичев А. Въезд Иоанна IV Грозного в Новгород 8 января 1570 г.
Как известно, особенно сильно пострадал Новгород. Утверждают, что в январе-феврале 1570 г. в городе были разграблены не только торговые склады и лавки, но также церкви и монастыри, уничтожено всё духовенство, и даже что в округе на 200-250 вёрст был сожжён весь хлеб и перебит скот. В общем, считался «лёгким и благодатным» день, когда в Волхов связанными бросали только 500-600 человек.
Между тем «немец» Штаден, которому вроде бы полагается «клеветать» на русского царя, пишет, что в Волхове топили не людей, а ненужное имущество казнённых:
«Все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось. Если кто-нибудь из земских пытался вытащить что-либо из воды, того вешали.»
Но ещё интереснее другое свидетельство этого автора:
«Большую часть их (казненных) составляли поляки.»
То есть репрессированы были в основном иноземцы и их новгородские сторонники.
Шлихтинг и Гваньини тоже оказались весьма «скромными» и умеренными авторами. Рассказывая о тех событиях, они пишут о 2770 убитых горожанах, правда, прибавляя:
«Не считая черни» (Шлихтинг) и «Не считая бедного люда и женского пола» (Гваньини).
Шлихтинг вдобавок сообщает, что из 300 арестованных и отданных под суд бояр 184 были признаны невиновными.
Таубе и Крузе доводят число жертв до 15 тысяч человек (с ними, кстати, солидарен А. Курбский). Но и это гораздо меньше цифр, приводимых в Новгородской и Псковской летописях – 30 тысяч и 60 тысяч соответственно. Однако всех переплюнул Джером Горсей, перед которым Иван IV якобы хвастался своими сокровищами:
А. Литовченко. Иван Грозный показывает сокровища Джерому Горсею
Англичанин, ничтоже сумняшеся, пишет о 700 тысячах (!) жертв, что полностью компрометирует его свидетельство.
В настоящее время считают, что в середине XVI столетия население Новгорода не превышало 30 тысяч человек. Папский нунций Антонио Поссевино, посетивший Новгород в октябре 1581 г. и в январе 1582 г., оценивает численность его населения в 20 000 человек. А. А. Зимин и А. Л. Хорошкевич в книге «Россия времени Ивана Грозного» приводят «среднюю» цифру – 26 000 человек.
В поминальных списках новгородских синодиков за тот год содержатся имена 2800 человек (цифра очень близкая к данным Шлихтинга и Гваньини), но далеко не все они были убиты: часть умерла по естественным причинам.
В братской могиле у Рождественского храма найдены останки примерно 10 тысяч человек, однако в 1570 году в Новгород пришла чума, и, вполне возможно, именно она, а не репрессии Ивана IV, нанесла главный удар по этому городу.
Количество казнённых вряд ли могло превышать две с половиной тысячи. А знаменитый Малюта Скуратов своём докладе («сказке») и вовсе утверждает, что в Новгороде казнены были 1490 человек и 15 убиты из пищалей (возможно, при попытке оказать сопротивление). Вряд ли он хотел преуменьшить «подвиги» верных царю опричников.
Любопытно, что Торговую сторону Новгорода Иван IV после тех событий взял в опричнину и построил здесь свой дворец. Но в начале 1572 года, формально не отменив этого разделения города на опричную и земскую части, царь фактически восстанавливает традиционную систему управления. Он назначает своим наместником боярина Мстиславского, которому теперь вынужден был подчиняться опричный боярин П. Пронский. В том же 1572 году якобы полностью разорённый Новгород стал царской ставкой и тыловой базой ведущей Ливонскую войну русской армии. В него доставляется государственная казна и размещается в церковных подвалах земской (не опричной) части города.
Некоторые историки считают, что рассказ о Новгородском погроме Ивана IV более соответствует действиям в этом же городе его деда – Ивана III, которого современники также называли Грозным. Он тогда (зимой 1487 года) выслал из Новгорода всех бояр, всех самых богатых купцов и половину купцов «средней руки», а также около 7 тысяч горожан. Возможно, в воспоминаниях потомков и сочинениях поздних авторов эти два события слились в одно.
Многие думают, что после погрома, учинённого Иваном IV, Новгород стал обыкновенным русским городом, но это неверно: он сохранил право чеканки монеты и самостоятельности в дипломатических сношениях с Ливонией и Швецией. И ради чего же тогда был совершён этот поход? И, самое главное, каким был результат? Если Иван IV действительно боролся против новгородского сепаратизма – то прямо противоположным. В период Смутного времени новгородцы единогласно постановили отложиться от Москвы и приняли шведский корпус генерала Делагарди.
Академик С. Б. Веселовский не смог найти в репрессиях Ивана Грозного никакой системы. Царский гнев не был направлен на какие-то отдельные социальные группы – боярство, купечество или духовенство. Репрессиям выборочно подвергались отдельные семьи, которые целиком вырезались. В разоряемых городах и уездах в одинаковой степени страдали все их жители – независимо от происхождения, положения в обществе и богатства.
«Лучшие города и худшие люди» для Ивана IV
Ещё одно противоречие во внутренней политике Ивана Грозного заметил В. Ключевский, который писал:
«Государь, объявив перед лицом всей земли, что все бояре изменники и что на простых людей опалы и гнева нет, оставил этих верных ему простых людей под властью Боярской думы, наполненной изменниками.»
Для себя же царь выбрал «лучшие города и худших людей», которых служившие в опричнине иностранцы неполиткорректно называли убийцами и подонками.
Альберт Шлихтинг писал:
«Начал собирать опричнину, то есть убийц, связав их с собой самыми тесными узами повиновения… которых набрал из подонков-разбойников. Если он примечал где-нибудь человека особо дерзкого и преступного, то скоро привлекал его к сообществу и делал слугой своего тиранства и жестокости.»
Любопытно, что попавший в плен к татарам опричник Василий Грязнов в письме к Ивану Грозному (с просьбой о выкупе) уверял царя, что лично «закусал до смерти» 6 человек.
Генрих Штаден утверждал, что, согласно присяге, опричники не только не имели право поддерживать связь с кем-либо из «земщины», но должны были отказаться даже от отца и матери, если те были «земскими».
Но и опричники отнюдь не чувствовали себя в безопасности.
О том же писали Таубе и Крузе. Если верить воспоминаниям иноземцев, опричник, уличённый в каких-либо отношениях с земцем, убивался без суда, вся семья его знакомого вырезалась.
А уже цитировавшийся нами Шлихтинг утверждает:
«Скажет ли при дворе кто-нибудь громко или тихо, посмеётся или поморщится, сейчас же возникнет обвинение, что ты заодно с врагами или замышляешь против царя.»
Другой странностью было почти обязательное присутствие Ивана Грозного на «допросах с пристрастием». Удовольствие довольно сомнительное: либо этот царь был законченным садистом, либо – очень большим было его желание услышать ответы на какие-то вопросы.
Судьба опричников
А потом Иван Грозный вдруг «вылечился» от своего страха – где-то около 1571 года. В измене были обвинены бывшие ближайшие соратники царя, и на московских площадях были казнены не только рядовые исполнители, но и высшие руководители опричнины – Басманов, Вяземский, Грязнов и некоторые другие. В их уничтожении самое активное участие принял Малюта Скуратов, погибший потом во время штурма ливонской крепости Пайда 1 января 1573 г. Почувствовав, что ситуация изменилась, фактически бегут из России все четыре упоминавшихся нами иноземца. А затем вышел царский указ о запрете упоминать само слово «опричнина». Официально она, вопреки распространённому мнению, при жизни этого царя упразднена не была, просто опричники стали «дворовыми людьми», опричные города и земли – «дворовыми». Царь пишет завещание, в котором решение вопроса о судьбе опричнины передаётся на усмотрение его сыновей – Ивана и Федора: «как им прибыльнее, и чинят». Самому Ивану IV, похоже, и опричнина, и опричники теперь не нужны и не интересны.
Скульптурный портрет Ивана IV (реконструкция по методу Герасимова)
Иногда пишут, что причиной изменения отношения Ивана IV к опричникам стала их неспособность защитить в 1572 г. Москву от татар. Однако это не совсем верно: в знаменитой битве при Молодях (между 29 июля и 2 августа 1572 года) участвовали также и опричники, которыми командовал Дмитрий Хворостинин – и сражались они очень хорошо. Их передовой полк разбил татарский арьергард и потом привёл основную армию к холму, на котором уже был развернут гуляй-город. Но тогда произошло дотоле немыслимое: опричники вошли в состав земского войска и подчинялись земскому воеводе Михаилу Воротынскому. То есть битву при Молодях выиграла объединённая русская армия. И причина здесь путается со следствием. Иван IV не разгневался на опричников после той битвы, а поставил их в подчинённое положение потому, что уже до её начала принял решение по их дальнейшей судьбе.
Резко изменился и тон Ивана Грозного при обращении с англичанами. Королеву Елизавету он в переписке теперь именует не «высокородной нашей сестрой», а «пошлой девицей, которой... правят мужики торговые». Английскому послу сообщается об отзыве запроса на «политическое убежище» для Ивана IV и его семьи. На товары английских купцов был наложен арест. Прекратились все работы по укреплению Вологды, останавливается строительство других опричных крепостей.
«Масла в огонь» подливает известный факт: многие документы эпохи Ивана Грозного были изъяты из архивов по приказу митрополита Филарета (отца Михаила Романова) и царя Алексея Михайловича (внука Филарета), о чём сохранились документальные свидетельства делопроизводителей того времени. А в начале XIX столетия из архивов исчезли и материалы сыскного дела о «Новгородской измене». В Переписной книге Посольского приказа в 1626 году даётся такое описание этих документов:
«Статейный список из сыскного из изменного дела 78 (1570) году на Новгородского Епископа на Пимена, и на новгородских Дьяков, и на Подьячих и на гостей, и на Владычных Приказных, и на Детей Боярских и на Подьячих.»
«Чистку архивов» обычно объясняют тем, что Романовы обосновывали свои права на престол исключительно свойством с Иваном IV через его первую жену – Анастасию Захарьину-Романову. И, видимо, были какие-то неудобные для новой династии факты, которые они и решили предать забвению. Возможно, некоторые из уничтоженных тогда документов могли бы дать ответ на вопрос о причинах появления опричнины.
О возможных причинах страха Ивана Грозного мы попытаемся поговорить в следующей статье.
Рыжов В. А.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Читайте нас: