17 июля 1975 года над Землей впервые состыковались советский и американский космические корабли
Совместный советско-американский космический полет на кораблях «Союз-19» и «Аполлон» стал символом разрядки и ее завершения. Впрочем, идеологической составляющей в этом уникальном для своего времени проекте было не слишком много. Гораздо важнее были технические наработки и изобретения, многие из которых используются и по сей день. А сама программа «Союз – Аполлон» стала предтечей программы «Мир – Шаттл» и самой идеи Международной космической станции, действующей на орбите по сей день.
Все началось с литературы
Идея совместной работы в космосе не нова, а уж идея спасения космонавта, попавшего в трудную ситуацию на орбите, – и вовсе существует со времен самого первого полета Юрия Гагарина. Дальше всех в поисках ответа на этот вопрос зашел американский писатель Мартин Кэйдин, опубликовавший в 1964 году повесть «Marooned», то есть «Брошенный». Три года спустя это произведение под названием «В плену у орбиты» издали в Советском Союзе, что неудивительно, учитывая фабулу. Американский астронавт Ричард Пруэтт оказывается на орбите в практически безвыходной ситуации: у него на корабле кончился кислород. Вся надежда – на советский космический корабль «Восток» и его пилота Андрея Яковлева. Их срочно отправляют на помощь американцу, причем планируется буквально донести его до «Востока» чуть ли не на руках: Яковлев сигналит Пруэтту, чтобы тот, выйдя из своего корабля, схватился за его скафандр. В последний момент, что естественно, на орбиту успевают вывести американский космический корабль «Джемини», который и уносит спасенного обратно на Землю.
Предисловие к русскому изданию написал Герман Титов – советский космонавт номер два. Судя по всему, он был одним из тех в СССР, кто использовал повесть как повод еще раз поднять вопрос о мирном сосуществовании не только на Земле, но и в космосе. И прежде всего – о том, что в критической ситуации нельзя выбирать, от кого принимать помощь, а от кого нет. Такая же идея завладела и тогдашним заместителем директора (позже – директором) НАСА Томасом Пейном, и он решил донести ее до президента Академии наук СССР Мстислава Келдыша. Начавшаяся активная переписка привела к практическому результату: 26-27 октября 1970 года в Москве состоялась первая рабочая встреча советских и американских специалистов. В центре обсуждения был вопрос: как совместить средства сближения и стыковки в космосе, которыми пользуются две сверхдержавы. Эта встреча и положила начало проекту «Союз – Аполлон».
Прошло два года, прежде чем СССР и США удалось согласовать все основные детали программы. Итогом этой работы стало соглашение между советской Академией наук и американской НАСА о программе «Союз – Аполлон», подписанное 6 апреля 1972 года. А всего через полтора месяца, 24 мая, американский президент Ричард Никсон во время своего визита в Москву подписал вместе с советским премьер-министром Алексеем Косыгиным «Соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях». Третий пункт этого документа оговаривал, что первый совместный полет в рамках этого сотрудничества состоится в 1975 году.
Без «пап» и «мам»
Как и во всей космической гонке времен «холодной войны», в программе, которая официально называлась ЭПАС – «Экспериментальная программа «Аполлон – Союз» – было очень много идеологии. Прежде всего, она давала руководителям обеих стран возможность представить своим народам новые космические достижения. Для СССР это было важно, поскольку Америка, долгое время отстававшая от советской космонавтики, совершила неожиданный рывок, оторвавшись на недостижимую дистанцию: отправила своих космонавтов на Луну. Советский Союз ответил на это созданием первых в мире орбитальных станций «Салют». А набиравшая обороты разрядка требовала чего-то общего, совместного. Этим и стал назначенный на 1975 год первый советско-американский космический полет.
За идеологической ширмой скрывались более практические проблемы, которые волновали специалистов космической отрасли и в США, и в СССР гораздо сильнее. Чем шире были программы пилотируемых космических полетов, тем выше становились риски, подобные тем, о которых писал Мартин Кэйдин. А системы стыковки космических кораблей двух стран никак не совмещались между собой, и в случае катастрофы оставалось только прибегнуть к эвакуации через открытый космос, описанной в повести. Требовались общие стыковочные узлы, которые не обязательно было иметь на каждом космическом корабле, но которые можно было быстро установить в случае необходимости и отправить на орбиту спасательную операцию.
Легенды объясняют тот факт, что в стыковочных системах программы «Союз – Аполлон» не было привычного разделения на «штырь» и «конус» (на жаргоне спецов – «маму» и «папу»), то есть пассивную и активную стороны стыковки, той же идеологией. Дескать, ни одна сторона не хотела отводить своему кораблю пассивную роль, чтобы не потерять лицо. В действительности андрогинно-периферийный аппарат стыковки (АПАС), как следует из его названия, позволяет любому из двух кораблей брать на себя активную роль во время этой операции. Что и понятно, если учесть, что система создавалась в том числе для проведения спасательных операций. А во время них нельзя заранее предугадать, будет ли экипаж корабля с «активным» элементом стыковки в состоянии управлять этим процессом.
Чем дышат «Союз» и «Аполлон»
Разработка АПАСа легла на советскую сторону: его создали в ОКБ-1, нынешнем КБ «Энергия» в подмосковном Королеве. Когда аппарат был готов, две его части, совершенно одинаковые по виду и возможностям, разъехались по разным странам. Одна половина осталась в Советском Союзе и заменила стандартное стыковочное оборудование на космическом корабле «Союз-19», который готовился к полету по первой советско-американской программе. Вторая отправилась за океан и стала частью оборудования американского «Аполлона».
Отличить подготовленные к необычной миссии корабли от тех, что предназначались для обычных полетов, смог бы далеко не каждый. «Союз-19» отличался от своих собратьев прежде всего новым стыковочным модулем, а также наличием солнечных батарей, которых последние семь «Союзов» не имели. Что касается «Аполлона», то он внешне практически не изменился, если не считать специального переходного отсека, предназначенного для соединения с советским космическим кораблем. Необходимость разработки этого узла диктовали разные атмосферы, в которых работали экипажи двух кораблей. Если на советском ее состав и давление были близки к земному, то американские астронавты дышали чистым кислородом под давлением в треть атмосферного. Под эти параметры были настроены и все системы жизнеобеспечения кораблей, так что просто взять и соединить между собой «Союз» и «Аполлон» было невозможно: их автоматика просто вышла бы из строя. Пришлось конструировать отсек для перехода, в котором космонавты и астронавты проводили по три часа, прежде чем их можно было пускать в «чужую» атмосферу.
Еще одна проблема с «неправильной» атмосферой американского «Аполлона» была связана с тем, что в ней синтетическая ткань обычных рабочих скафандров советских космонавтов становилась огнеопасной. Пришлось спешно разрабатывать новую, которая в итоге оказалась существенно лучше по качеству, чем все имевшиеся на тот момент импортные. Так что перепутать советских участников полета «Союз – Аполлон» на фотографиях с другими советскими космонавтами попросту невозможно, слишком уж отличаются на вид их скафандры.
Встреча над Эльбой
15 июля 1975 года в 15.20 по московскому времени с Байконура стартовал «Союз-19». На его борту в свои вторые полеты отправились командир корабля Алексей Леонов и бортинженер Валерий Кубасов. В американском экипаже, который стартовал к орбите через семь с половиной часов, было двое новичков: пилот командного модуля Вэнс Бранд и пилот стыковочного модуля Дональд Слейтон. Зато опыта их командира Томаса Стаффорда хватало на весь экипаж с избытком – это был его четвертый космический полет!
Первая стыковка состоялась через двое с лишним суток – в семь часов вечера по московскому времени 17 июля 1975 года. «Активным» был американский корабль, «пассивным» – советский. Через три часа после стыковки представители двух крупнейших космических держав – Алексей Леонов и Томас Стаффорд – впервые в истории человечества пожали друг другу руки на орбите. По замыслу руководителей полета, это должно было произойти в тот момент, когда состыкованные корабли пролетали бы над Москвой. Судьба внесла в эти планы свои коррективы: как вспоминал потом Алексей Леонов, он пожал руку своего американского коллеги в тот момент, когда корабли оказались над Эльбой – там, где тремя десятками лет раньше встретились разгромившие нацистскую Германию воины СССР и США.
Проведя в состыкованном состоянии чуть меньше двух суток, четыре раза побывав друг у друга в гостях и выполнив небольшую, но насыщенную экспериментальную программу, корабли разошлись. Им нужно было повторить стыковку и убедиться, что АПАС работает, так сказать, в обе стороны: на этот раз активным был «Союз». Стыковка, как и в первый раз, прошла по плану, и через три часа космонавты и астронавты расстались уже окончательно. 21 мая на Землю вернулся советский космический корабль, а 24-го приводнился «Аполлон».
Уникальная встреча на орбите, казалось, знаменовала совершенно новый этап в освоении космического пространства. Увы, разрядка сменилась новым витком напряженности в отношениях двух сверхдержав, пошли разговоры о «звездных войнах», советские войска вошли в Афганистан, потом с карты мира исчез Советский Союз… В следующий раз уникальное оборудование для стыковок космических аппаратов разных стран понадобилось лишь через двадцать лет после миссии «Союз – Аполлон». Но если бы не было ее, возможно, совсем иначе сложилась бы судьба всех международных космических станций – начиная с «Мира» и заканчивая МКС.
Подпишись: