Каждый школьник знает, что роялисты подняли мятеж в Тулоне, а Наполеон штурмом взял город. В действительности ничего этого не было. Роялисты не поднимали мятежа в Тулоне, штурмовать город не пришлось, и на вопрос, где Наполеон, любой солдат той армии пожал бы плечами. Ему в голову не могло прийти, что речь идет о капитане Буона-Парте.
Чтобы понять ситуацию на юге Франции в 1793 году, необходимо отрешиться от стереотипа, будто современные границы страны существовали всегда и жили там исключительно потомки франков, говорившие на одном языке. В действительности, когда Капетинги начали собирать земли вокруг своего домена, на юге Франции общались на провансальском, гасконском и баскском языках, на западе – на бретонском (кельтском), в Эльзасе и Лотарингии – на немецком, на Корсике – на диалекте итальянского. Кстати, Наполеон начал учиться французскому только в 10 лет, поступив в школу на материке.
Любые сепаратистские тенденции в провинциях жестко подавлялись. Королевская власть рухнула в 1792-м, но прежде чем голова Людовика XVI скатилась в корзину, революционеры четко сформулировали: «Французская республика едина и неделима». Жирондисты, якобинцы, термидорианцы отправляли друг друга на гильотину, но не касались этого постулата. Больше того, революционеры оказались большими сторонниками унитарного государства, чем Бурбоны. К 1789 году королевство было разделено на провинции, многие из которых образовались 300–800 лет назад. На местах имелись свои законы и парламенты, там собирались налоги. Революционеры упразднили прежнее административное деление, а в каждой провинции создали десятки департаментов с намного меньшими правами. Эта мера и спасла Францию от развала.
“ Две первые атаки были отбиты, и тогда сам Буона-Парте повел в атаку резервную колонну ”
Деятельность революционного правительства натолкнулась на решительное сопротивление провинций. В Вандее, Бретани и других северо-западных областях мятежники выступали против «Тирании Парижа» в основном под монархическими и клерикальными лозунгами.
Летом 1793-го мятеж подняли южные французские города Лион, Тулуза, Марсель и Тулон. Среди восставших встречались и роялисты, но подавляющее большинство требовало создания «федерации департаментов», независимой от парижских «тиранов». Мятежники именовали себя федералистами.
28 августа 1793 года сорок английских кораблей под командованием адмирала Худа вошли в захваченный федералистами Тулон. В руки англичан попали большая часть Французского средиземноморского флота и громадный арсенал. Вслед за англичанами в Тулон прибыли испанские, сардинские и неаполитанские войска – всего 19 600 человек. К ним присоединились шесть тысяч тулонских федералистов. Командование экспедиционным корпусом принял испанский адмирал Грациано. Комендантом Тулонской крепости стал английский «инженерный генерал» О’Хара. Осадой города последовательно руководили пять генералов «революционного времени» – Карто, Доппе, Дюгомье, Жан Корню и Сен-Жюльен.
Но и без Тулона республиканцы вели войну на два фронта – с интервентами на западе и с шуанами в Вандее. Осенью 1793-го под вопросом было само существование Французской республики. Ситуацию под Тулоном могло спасти только чудо. И оно свершилось. Взамен раненого начальника артиллерии в лагерь осаждающих прибыл 24-летний худой коротышка капитан Наполионе Буона-Парте.
То, что Тулон неприступен с суши, Наполионе понял сразу и одновременно увидел слабое место в позиции противника – форт Эгильет, который контролировал выход с Малого рейда Тулона в Большой. Позднейшие историки назовут Эгильет ключом к Тулону. Это вовсе не так – пушки Эгильета могли блокировать Тулон с моря, но они не доставали ни до города, ни тем более до цепи фортов, окружавших Тулон.
Если бы город защищали, к примеру, русские или японцы, взятие Эгильета оказалось бы просто тактическим успехом и оборона продолжалась бы непредсказуемое время – вспомним блокированные с моря Севастополь в 1854–1855-м или Порт-Артур в 1904-м.
Но Наполионе имел гениальную способность мгновенно оценивать весь массив информации и принимать единственно верное решение. Тут были учтены не только география и баллистика пушек, но и психология врага – ради французского города англичане никогда не пожертвуют кораблями. Английский флот начнет уходить, точнее, бежать, чтобы не быть запертым в бухте.
На военном совете Буона-Парте, ткнув пальцем на карте в форт Эгильет, воскликнул: «Вот где Тулон!». «А малый, кажется, не силен в географии», – последовала реплика генерала Карто. Раздался дружный смех «революционных генералов». Коротышку поддержал лишь 30-летний комиссар Конвента Огюстен Робеспьер. Спорить с братом Максимилиана себе дороже, и все, как один, проголосовали за предложение Буона-Парте.
По его приказу против форта Эгильет было построено шесть пушечных и мортирных батарей, причем передовые отделяло от укреплений противника всего 400 метров.
В ночь с 16 на 17 декабря 1793 года 2500 отборных егерей и гренадер пошли на штурм. Две первые атаки были отбиты, и тогда сам Буона-Парте повел в атаку резервную колонну. В три часа утра наступавшие ворвались в форт. 17 декабря англичане бежали из Тулона. Уже вечером 18-го республиканцы, почти не встречая сопротивления, вошли в озаренный пожарами Тулон.
Согласно модной поговорке история повторяется дважды. 2 марта 1921 года начался Кронштадтский мятеж. Советская республика оказалась в критическом положении.
7-й армией, осаждавшей восставший Кронштадт, командовал 28-летний Михаил Тухачевский. Позже советские и даже антисоветские историки назовут его Красным Бонапартом.
Увы, Тухачевский плохо знал военную историю. В Кронштадтской крепости был свой Эгильет – форт Тотлебен.
Связь с внешним миром Кронштадт держал только через Финляндию по ледовой дороге. А контролировал ее ближайший к финскому берегу форт Тотлебен. Взяв его, Красный Бонапарт поставил бы Кронштадт на колени.
Вместо этого Тухачевский предпринял два штурма в лоб, бросив десятки тысяч красноармейцев, курсантов и добровольцев из числа коммунистов и комсомольцев на западную часть Кронштадта. Первая атака была отбита, в ходе второй произошло выдавливание мятежников к форту Риф, а затем на ледовую дорогу. Больше половины мятежников ушли по ней в Финляндию, а две тысячи красноармейцев остались на кронштадтском льду.
