В связи с датой отечественные СМИ отдали дань уважения героям с крейсера «Варяг» и защитникам Порт-Артура. При этом множество эпизодов героизма солдат, матросов и офицеров остались за кадром. Несомненно, воспитывать народ на героическом прошлом своих предков нужно и патриотично. Но нельзя не исследовать главную причину поражения, когда армия, не поддержанная государственной системой, несет огромные и неоправданные жертвы. Поражения, как и победы, надо анализировать и изучать. Поэтому в 30-х годах прошлого столетия советский военный историк Николай Левицкий написал книгу о Русско-японской войне, которая выдержала четыре издания.
Мало сказать, что государственная система была неготовой к той войне. Но армия – часть системы, поэтому и она оказалась при всех проявлениях героизма солдат и офицеров неспособной одолеть противника.
Наши предки добыли себе славу в многочисленных боях и сражениях. Мы же должны извлекать уроки из таких событий. Дабы не повторить их крестный путь.
У нас привыкли все просчеты списывать на стрелочников. Виновным в поражении сразу назначили сначала командующего Маньчжурской армией, затем главнокомандующего вооруженными силами Дальнего Востока генерала Алексея Николаевича Куропаткина. Современники, поначалу восхищавшиеся им, называли его после проигранной войны бездарным полководцем.
“ Нерешительные действия Куропаткина были результатом слабой разведки, вражеской пропаганды, боязни охватов и окружения ”
Напрасно его обвиняют в скудоумии и непрофессионализме. После выпуска из Павловского военного училища был направлен в Туркестан и воевал исправно – за пять лет службы подпоручик Куропаткин отличился в делах и был награжден орденами Святого Станислава и Святой Анны третьей степени с мечами, стал командиром роты и получил погоны штабс-капитана. Он окончил Академию Генштаба и как лучший выпускник отправлен в научную командировку за рубеж: в Алжире он был прикреплен к экспедиционному корпусу французской армии, за участие в походе в Сахару награжден крестом ордена Почетного легиона. После возвращения переведен в Генеральный штаб и направлен служить в Туркестанский военный округ, где также не раз отличился в боях. Полковник Куропаткин был ранен под Плевной во время Русско-турецкой войны.
Он слыл не только храбрым и расчетливым воякой, но и успешным администратором. После освобождения Болгарии Куропаткин принимал участие в дипломатических миссиях, издал книги о Русско-турецкой войне, Туркмении и Кашгарии. В 1890 году генерал от инфантерии Куропаткин получил назначение командующим войсками Закаспийской области, считай, правителем края. В хорошо знакомых местах он развернулся в полную силу: под его управлением строились города, развивались торговля, промышленность и сельское хозяйство. Через восемь лет его вызвали в Петербург и поручили возглавить Военное министерство. Прекрасно зная нужды солдат и офицеров, Алексей Николаевич провел весьма важные армейские реформы, были отменены телесные наказания для нижних чинов и открыты семь кадетских корпусов. В войсках, правда, частично появились винтовки Мосина, прекрасные 76-миллиметровые пушки, сформировано несколько пулеметных рот.
Однако на Дальневосточном театре военных действий Куропаткин славы победителя не снискал.
Назначенный 7 февраля 1904 года командующим Маньчжурской армией с поста военного министра он не имел полной самостоятельности в своих действиях. Постоянные палки в колеса со стороны наместника Алексеева не давали развернуться таланту Куропаткина, что даже отмечали рядовые офицеры: «Нашу стратегию критикуют вдребезги. В корень всех зол ставят двоевластие между Алексеевым и Куропаткиным, затем – интриги, личные отношения между панами. В Мукден понаехала масса пижонов – членов дипломатического корпуса, которые только и делают, что, как докладывает их прислуга, до завтрака гуляют, после завтрака гуляют, тоже до обеда гуляют и после обеда гуляют. Сами же они, бонтонно шепелявя, так определяют свое назначение: «Мы де-ши-фри-руем в свое министерство». Их паразитизм раздражает даже наших лежебок…» (дневник участника Русско-японской войны дивизионного врача В. П. Кравкова).
Тем не менее военные энциклопедии и словари до настоящего времени вину за проигранное Ляоянское сражение 1904 года возлагают только на командующего Маньчжурской армией генерала Куропаткина.
Генерал Куропаткин намеревался дать в районе Ляояна решительное сражение и остановить противника, двигавшегося в глубь Маньчжурии. Были подготовлены три оборонительных рубежа. К 23 августа (нового стиля) русская армия занимала первый оборонительный рубеж двумя группами – Южной и Восточной, всего 152 тысячи человек и 606 орудий. Маньчжурской армии противостояли три японские армии – 1, 2 и 4-я (3-я осаждала Порт-Артур) общей численностью 130 тысяч человек и 508 орудий. Несмотря на меньшие силы, главком японских сила фельдмаршал Ивао Ойяма планировал овладеть оборонительными рубежами русских, окружить и уничтожить противника.
По мнению Николая Левицкого, здесь столкнулись приверженцы двух тактик ведения войны. Куропаткин – сторонник вечных и неизменных принципов военного искусства, заимствовавший свою стратегию в образцах начала XIX столетия без учета новых условий своей эпохи. С другой стороны – Ойяма, подражание которого оперативным образцам эпохи войн за воссоединение Германии не оставляет никаких сомнений. Лейтмотив искусства первого – наполеоновское сосредоточение для удара в одном направлении, лейтмотив искусства второго – охват в стремлении к завершению «Седаном». Впрочем, полководцы исходили из особенностей ТВД: у русской армии коммуникационная линия (железная дорога) требовала сосредоточить войска у единственного источника подвоза боепитания и снабжения – на железнодорожных станциях, а разветвленная сеть баз японцев позволяла действовать по внешним операционным направлениям.
Кажется, все атаки японцев на первую линию (24–26 августа) обороны русских были отбиты, но Куропаткин, основываясь на преувеличенных данных о силах противника и опасаясь обхода, приказал армии отойти на второй оборонительный рубеж. Это сузило фронт обороны, и уже 30 августа все три японские армии одновременно атаковали эту позицию. Атаки японцев против центра и правого фланга были отражены короткими, но сильными контратаками с большими для них потерями. На левом фланге японцам сопутствовал успех, но у них не хватило сил развить наступление.
Создавшаяся обстановка позволяла русским нанести контрудар и разгромить 1-ю японскую армию. Однако Куропаткин, обеспокоенный обстановкой на левом фланге, отдал приказ об отходе на главные позиции, рассчитывая за счет сокращения линии фронта создать кулак для парирования обходного движения и разгрома 1-й японской армии. 31 августа – 3 сентября развернулись бои за главные позиции. Сочетая упорную оборону укреплений с контратаками и вылазками, русские корпуса остановили наступление японцев. Тем не менее 3 сентября Куропаткин отдал приказ об отступлении к Мукдену (Шэньян). «Наши военачальники не знают, где находятся их воинские части. Что делают, что готовят японцы, где их главные силы – тоже ничего не знают. Зато японцы о нас надлежащим образом осведомлены. Мы собирались под Ляояном видеть упорно наступающих японцев, но не тут-то было: они как провалились, провалились они из-под Айсандзяня, где их ожидал Куропаткин. Не зная же местонахождения главных сил японцев, как же мы можем теперь разрабатывать план наступательных на них действий?..» (дневник дивизионного врача В. П. Кравкова).
4 сентября японцы заняли Ляоян. Преследовать русских Ойяма не стал. За одиннадцать дней боев Ляоянского сражения японские потери составили 24 тысячи, русские – 16 тысяч человек. Это сражение японцы выиграли лишь вследствие пассивности нашего командования и его грубых ошибок в управлении войсками: преувеличение сил японцев, выделение необоснованно крупных сил в резерв, который бездействовал, беспричинные отходы с занимаемых позиций и прочее. Но окружить и разгромить русскую армию японцы не смогли.
Если рассматривать Ляоянское поражение глубже, то на поверхность выплывают многие замалчиваемые факторы, например, то, что генерал Куропаткин еще до отступления Маньчжурской армии от Ляояна представлял отчет императору о действиях армии, но реакции на него не последовало. Сам Куропаткин на это задает вопрос: что это значит – канцелярская небрежность тут причиной или недоброжелательство бывшего начальства в Военном министерстве?
Генерал готов нести за все личную ответственность и говорит об этом в письме от 28 августа 1905 года военному министру Редигеру: «Конечно, как главный начальник всех войск, я являюсь и в этом отчете главным виновником неудачи и не только не скрываю своих ошибок, но рад бы всю ответственность взять только на себя. Но для пользы дела надо, чтобы такие начальники, как Каульбарс, Бильдеринг, Соболев, мнящие себя еще и ныне полководцами, были поставлены на надлежащее место…»
Куропаткина уважали в войсках, об этом говорят дневники рядовых участников той войны. Даже после отступления от Ляояна солдаты не потеряли в него веры: «По дороге встретил Куропаткина со всей его свитой, ехавшего осматривать наш корпус. Он очень внимательно вперил в меня свои умные, выразительные взоры, когда я расслабленной рукой отдал ему честь. Мне так хотелось ему неистово закричать: «Пошли вам господь успеха, а на нас можете рассчитывать, так как все мы в вас безгранично верим и на вас надеемся!» (дневник дивизионного врача В. П. Кравкова). Верили в Куропаткина и защитники Порт-Артура: «Упорно держится слух, что генерал Куропаткин уже начал свое наступление с севера в составе трех дивизий» (запись от 2 июня 1904 года в «Дневнике осады Порт-Артура» военного инженера М. И. Лилье).
Сдача японцам Ляояна, бесспорно, ускорила капитуляцию Порт-Артура. «25 октября 1904 год. Ночью японцы на правом фланге недалеко от наших окопов поставили палку с запиской. В записке, написанной крайне неграмотно, нам сообщалось о поражении генерала Куропаткина, о взятии Ляояна и о необходимости нам сдаться.
Вместе с запиской были присланы и японские газеты, где красными чернилами были отмечены места для прочтения» («Дневник осады Порт-Артура»).
Генерал Куропаткин, избрав первоначально оборонительную тактику, обрекал русские армии на поражение. Замысел его понятен. Придя с должности военного министра, он знал о неподготовленности русской армии к ведению активных боевых действий на востоке, и его стремление сохранить армию и подготовить ее в ходе боев понятно. Он добился этого. Уже к концу марта 1905 года численность русской армии была доведена до 464,5 тысячи человек, она была готова к новым боям.
«Мы отступали, но наносили японцам тяжкие потери. Победа, повторяю, ближе к нам, чем кажется в Петербурге. Серьезная кампания в сущности только теперь должна начаться, ибо до сих пор было собирание сил. И вот вместо благословения на кровавый, но нужный для пользы не только всей России, но и всего мира бой, нам говорят: довольно, мы вам больше не верим и потому заключим нужный врагу нашему мир и мир непочетный, непрочный, ибо без победы почетным и прочным он быть не может… После первых серьезных побед можно будет говорить и о мире. Условия, по моему мнению, желательны следующие: Корею отдать Японии, Порт-Артур и южную ветвь (железной дороги) возвратить Китаю, взамен получить права на северную Маньчжурию, дабы сохранить магистраль в наших руках. Ни пяди русской земли и, конечно, никакой контрибуции. О таком решении маньчжурского вопроса я подавал государю записку по возвращении из Японии. Жаль, что меня не послушали. Войны не было бы…» (письмо А. Н. Куропаткина А. Ф. Редигеру 12 июля 1905 года).
Нерешительные действия Куропаткина отчасти были результатом несостоятельности стратегической и оперативной разведки русских, давления вражеской пропаганды о силе и мощи японских армий, боязни охватов и окружения – он ясно понимал, что японский фельдмаршал Ойяма стремился к полному уничтожению русской армии. Отсюда неоправданно поспешные отходы. К сожалению, эти недостатки не были устранены к решающему Мукденскому сражению (19 февраля – 10 марта 1905 года), ставшему ключевым на сухопутном фронте. Те же необоснованные отходы, незнание обстановки и ко всему – невыполнение распоряжений командующего Куропаткина командующими армиями. Мужество рядовых не смогло остановить глупость правителей.
