Сухопутные войска после СВО: от танковых и мотострелковых частей к тяжёлой пехоте и механизированной кавалерии

Текущий боевой опыт СВО крайне специфичен в силу того, что российские вооружённые силы так и не нашли выход из позиционного тупика. При том что выход на самом деле есть, и теория позиционного тупика начинает складываться.



Несмотря на то, что война будет идти ещё долго и текущее высшее руководство неспособно предпринять необходимые реформы, такая ситуация не навсегда. Более того, она продлится недолго.

В любом случае, через несколько лет России предстоит начать строить новые Сухопутные войска. Они должны быть сформированы с учётом боевого опыта СВО, но без его абсолютизации.

Важно понимать — Запад тоже изучает опыт СВО и будет руководствоваться им при формировании нового облика в своих армиях.

Если российская армия не изменится в правильную сторону, то в следующей войне нас просто сметут.

Построение новой армии потребует от ВС РФ отказа от практик и доктрин, определявших их облик последние 70 лет. Если этого не произойдёт, то нам конец, и этот вариант лучше даже не рассматривать.

А вот прикинуть то, как должны быть организованы и оснащены войска в будущем — необходимо уже сейчас, чтобы весь теоретический задел к концу СВО уже был создан и требовал минимальных правок.

Армия и «дроны»

Первое граничное условие, которое нужно задать — роль и место беспилотников в войсках будущего.

На текущий момент существует два «тренда».

Первый — среди «части сил Арбатского военного округа» — генералов «старой» закалки, видящих в «новомодных» коптерах какую-то аномалию, которую потом можно будет отбросить и всё вернуть как было. Недооценивать этих людей нельзя, их власть огромна, и после СВО они попытаются взять реванш. Именно в этой среде скрыты причины того, почему для формирования организационно-штатных структур беспилотной авиации в военное строительство пришлось вмешаться лично президенту, с его поручением сформировать Войска беспилотных систем (ВБС).

Именно в этой среде скрыты причины того, почему на 4-й год войны не предпринимается никаких мер по оснащению войск лёгким автомобильным транспортом в достаточном количестве, с введением в штат войск водителей и техников. Именно эти люди добились того, что срочнослужащие не получают нормальной боевой подготовки даже сейчас.

После СВО эта группировка попытается «откатить» все изменения, которые принесла за собой война с её потерями и жертвами.

Вплоть до возврата к сапогам-кирзачам и портянкам, о чём из этой среды периодически проговариваются.

Их тренд — «сделать как было». На их стороне — «старый» оборонно-промышленный комплекс, не желающий ни с кем делиться деньгами.

Второй тренд порождён в воюющей армии, в том числе среди генералов, среди волонтёрских организаций, в том числе тех, кто обучает операторов БЛА для армии, среди «народного ОПК», производящего «дроны» всех видов.

Здесь прекрасно понимают, что «как раньше» — это смерть, и взгляд на обстановку у людей из этого круга, в любом воинском звании, куда адекватнее.

Но здесь есть другая проблема — абсолютизация текущего боевого опыта. А между тем он частично окажется устаревшим.

Даже сейчас есть командиры, способные нейтрализовывать «дроны» противника перед атакой через поиск и уничтожение их операторов, и другие меры, от РЭБ до дымовых завес.

Переосмысление боевого опыта в других странах неизбежно приведёт к массовому внедрению средств борьбы с БЛА, от лазерных пушек до дробовиков в пехоте, эти процессы уже начались, и, в отличие от ВС РФ, где их двигают энтузиасты-одиночки по своей собственной воле, там эти процессы идут централизованно, планово и управляемо.

Поэтому, хотя БЛА, включая FPV, с нами теперь навсегда, в следующих войнах их значение изменится, и задачи тоже, например, понадобится иметь огромный запас FPV для уничтожения средств «малой ПВО», которые неизбежно будут у наших противников, и пока эта «малая ПВО» существует, наземные подразделения будут действовать относительно свободно.

Ранее автор публиковал статью «Беспилотноцентричная» ударная общевойсковая бригада нового облика по опыту СВО», где облик войск ближайшего будущего выглядел как «пехота+БЛА+РСЗО+небольшое количество мотострелковых и танковых подразделений». В то время статья получила положительный отклик от ряда старших офицеров с фронта.

Надо сказать, что эта статья до сих пор актуальна, к придуманным тогда штатам нужно добавить лишь какие-то подразделения по борьбе с БЛА противника.

Но после того, как СВО закончится, после того, как закончатся потери, этот облик надо будет пересматривать тоже.

Просто потому, что описанная бригада актуальна сейчас, а, например, при наступлении на противника, не имеющего глубоких оборонительных позиций, занятых отмобилизованными войсками, такая бригада не совсем адекватна, так как не обеспечивает быстрого продвижения там, где оно по идее возможно (просто сейчас нигде не возможно).

В случае использования на поле боя тактического ядерного оружия, что будет почти неизбежно в Европе, она окажется неадекватна обстановке в принципе.

Так что «дроны» в больших количествах в армии останутся, а их облик продолжит развиваться дальше, а вот с пешими войсками надо будет что-то делать.

И здесь нам понадобится теория позиционного тупика, в котором мы оказались на Украине.

Война будущего — оперативно-тактический уровень

Теоретическое описание того, что есть позиционный тупик, как он складывается и почему имеет место, а также как из него выходить, были сделаны автором в статье «Позиционная война. Теория». Её прочтение критически важно для понимания того, что будет указано дальше. Ключевым для того, как и почему формировать войска будущего, является предложенная в статье трактовка понятия «темп» и то, как темп меняется в ходе наступления.

Вкратце перечислим ключевые моменты и ключевое же следствие из них:

1. Темп в наступательной операции – это запас времени, который имеется в данный момент на выполнение оперативного плана, в сравнении со временем, необходимым противнику на срыв выполнения этого оперативного плана, начиная с данного момента времени.

2. В ходе наступления поддержание положительного значения темпа (нам на завершение манёвра нужно меньше времени, чем противнику на контрманёвр резервами) является ключевым для сохранения войны как манёвренной и недопущения её перехода в позиционную фазу.

3. Тем не менее, рано или поздно, при достаточно большой глубине наступательных операций и наличии у противника резерва, темп будет неизбежно потерян. Это инновационное утверждение, сделанное впервые — скатывание к позиционной войне есть норма, для сравнимых по силам противников. Оно неизбежно, вопрос лишь во времени.

4. Дальше позиционный кризис нужно будет преодолевать, для чего войска должны будут решить следующие задачи:

4.1. Введение противника в заблуждение относительно направления удара, его «переигрывание» на этапе подготовки. Получилось у наших войск под Авдеевкой, к сожалению, без развития успеха.

4.2. Меры по эффективной изоляции района боевых действий при переходе в наступление, которые не дадут противнику маневрировать резервами и «затыкать» наш прорыв (возможность чего есть первопричина позиционного тупика). Здесь потребуются решения, описанные автором в статьях «О необходимости формирования артиллерийских группировок изоляции района боевых действий» и «Наступательное минирование». Кроме того, придётся кардинально улучшить эффективность боевой работы ударной авиации. Один из способов, получивших высокую оценку у ряда лётчиков с боевым опытом, описан в статье автора «Перспективный ударный авиакомплекс, исходя из опыта СВО». Есть и другие варианты, в том числе с использованием уже производимых самолётов.

4.3. Меры по резкому ускорению прорыва первой оборонительной полосы противника. Решается за счёт описанных в статье «Беспилотноцентричная» ударная общевойсковая бригада нового облика по опыту СВО» мер по использованию разведывательных и ударных БЛА, а также за счёт массового использования высокоточных боеприпасов артиллерии. Также понадобятся средства быстрого прохода минных полей, которых сейчас, к сожалению, нет. Этот вопрос требует отдельного изучения.

4.4. Меры по резкому повышению эффективности контрбатарейной борьбы с артиллерией противника. Здесь требуется сокращение времени на согласование открытия огня, массирование применения против артиллерии противника своих БЛА и авиации. В целом задача на современном уровне очень сложная, в разы сложнее, чем, например, 20 лет назад, но в целом решаемая.

При успешном взломе обороны противника опять надо будет выдерживать высочайший темп наступления, действуя примерно как иракские войска в 1988 году на полуострове Фао, в ходе последнего иракского наступления Ирано-иракской войны.

Из описанного выше легко следует вывод об организационно-штатной структуре сухопутных войск, способных воевать на оперативном уровне так, как описано.

А вывод такой — для манёвренной фазы и для фазы позиционной нужны разные войска.

Это следует из элементарной логики.

Для прорыва обороны и для быстрого продвижения вперёд нужна разная техника, разные штаты пехоты, разные пропорции между танками и другой бронетехникой, даже логистика разная — «быстрым» войскам нужно будет больше топлива, «войскам прорыва» — в разы больше снарядов.

Там, где «быстрые» войска обойдутся сапёрной ротой, «войскам прорыва» нужен будет батальон, там, где «быстрые» войска обойдутся средствами самоокапывания бронетехники, «войскам прорыва», наступающим из исходного положения с позиций, требующих инженерного обеспечения, нужно будет иметь большие подразделения с землеройной техникой, и так далее.

Анализ любых других особенностей штатных структур войск, требуемых для этапа «быстрого продвижения» и для этапа «прорыва позиционного фронта», говорит о том же самом — нужно два вида соединений сухопутных войск, ограниченно способных подменить друг друга, но в целом разных, оптимизированных по своим штатным структурам для разных фаз войны на земле.

Грубо говоря, из того понимания позиционной войны, которое у нас есть, из той теории, которая уже по факту создана, следует, что в будущем сухопутным войскам нужно будет два типа соединений.

Назовём их условно «механизированная кавалерия» и «тяжёлая пехота». Что отразит их предназначение наилучшим образом.

От традиционных мотострелковых и танковых соединений придётся отказаться. Навсегда.

Почему не танковые войска?

Традиционно в роли подвижных войск, задача которых вклиниться в оборону противника максимально глубоко для его окружения, разгрома его тылов и т. д., в нашей стране воспринимаются танковые войска.

Такое восприятие «растёт» из 30-х годов прошлого века, когда танковые и механизированные соединения стояли особняком от линейных армейских соединений, не имевших транспорта для одновременной переброски всего личного состава и имущества, и массово использовавших конную тягу.

В дальнейшем, несмотря на достигнутую полную моторизацию и механизацию сухопутных войск всех стран к концу 50-х годов, танки сохранили свою роль в силу необходимости вести боевые действия в условиях потенциально возможного применения ядерного оружия, к которому танки наиболее устойчивы.

Перенос доктрин СССР и стран Запада в «Третий мир» заставил и другие страны повторить этот доктринальный подход, кроме того, в условиях, например, Ближнего востока, танк действительно был максимально эффективен — пустынный ландшафт, танкодоступная местность почти всюду, возможность вести огонь прямой наводкой на максимальную дальность — это привело к тому, что войны в этом регионе велись большими танковыми формированиями.

Однако в современных условиях этот подход устарел.

Появление ударных БЛА, способных поразить прямой наводкой цель в десятках километров от линии фронта сделало концентрацию танков на направлении главного удара убийственной для них самих.

Появление массовых противотанковых ракетных комплексов, поражающих бронетехнику в крышу, поставило выживание танка под огнём противника под вопрос в принципе. Танки, конечно, не исчезнут, просто изменятся технически. О том, каким может стать облик танка после СВО, автор писал в статье «Будущее танков в свете боёв на Украине», при некоторой непроработанности идей, изложенных в ней, она хорошо показывает, что будущее у танка как у средства ведения боя вполне есть, но теперь массированный удар танками, скорее всего, окажется невозможен.


Из главного ударного средства танки уже превратились просто в одно из огневых средств, и дальше это так и останется.

Что будет являться главным средством поражения противника? Это будут ударные БЛА, как и сейчас, расчёты которых будут передвигаться на своей специализированной бронетехнике, но вместе с ними должна будет двигаться хорошо вооружённая пехота, имеющая своё тяжёлое оружие, позволяющее немедленно при обнаружении опасной цели гарантированно поразить её прямой наводкой, и способная занимать и контролировать территорию.

Тяжёлым оружием такой пехоты будут пушки, установленные на бронемашинах, миномёты и ПТРК, а также танки.

Можно предполагать, что в армии останутся танковые роты и танковые батальоны, которые, в отличие от современных российских, и по аналогии с западными, уже будут включать в себя и роты пехоты на бронетехнике и какие-то дополнительные огневые средства, вплоть до самоходной артиллерии, но выше батальонного уровня ничего, имеющего название «танковый», уже не будет.

Подвижное соединение нового типа будет включать в себя механизированную пехоту, ударные подразделения беспилотной авиации на специальных бронемашинах, танковые, артиллерийские и другие части и подразделения, соотношения численности которых друг с другом будут оптимальными с точки зрения обеспечения действий ударных БЛА и пехоты.

Механизированная кавалерия, общие подходы и граничные условия

Ключевыми условием, предъявляемым к механизированной кавалерии, будет способность максимально долго поддерживать высокий темп наступления и быстро отходить при необходимости.

Из этого следует, что нужно обеспечить технике такого соединения высокий уровень подвижности и высокий же запас хода.

Здесь можно вспомнить заваленные нашей бронетехникой, вставшей без топлива, обочины украинских дорог в первые дни СВО — армии просто не хватило возможностей пополнять запасы топлива.

Надо понимать, что логистические возможности российской армии и были, и остаются недостаточными, у нас банально мало транспорта. Но есть и другая сторона вопроса — пропускная способность дорог. Чем больше по ним надо прогнать транспорта, тем тяжелее наступать, и особенно важно это в первые дни наступления, когда через «бутылочные горлышки» погранпереходов и международных автодорог проталкивается огромная масса войск первой волны наступления.

Поэтому запас хода у бронетехники мехкавалерии должен быть существенно больше, чем то, что мы имеем сейчас. Просто для того, чтобы она нанесла противнику как можно больше ущерба на первой заправке.

Это будет иметь важное значение.

Можно вспомнить в качестве примера южноафриканский БТР Ratel, запас хода которого в базовой модификации по твёрдым дорогам составляет 1000 километров на одной заправке. У ЮАР это обусловлено тем, на какие дальности их пехоте приходилось действовать во время тридцатилетней Пограничной войны, но логика понятна.


Чтобы было ещё понятнее — рота таких бронемашин, входя на Украину по дороге Белгород-Харьков и обходя Харьков по объездной с запада, могла бы на одной заправке дойти почти до объездной дороги Львова.

Без учёта маневров, необходимых на войне, конечно, но это в любом случае яркий пример. Масса войск, имеющих такой запас хода, это не то же самое, что масса войск, которая без топлива встанет через 500 километров.


Основной боевой машиной для пехоты в таком формировании должна быть БМП, имеющая пушку и противотанковые ракеты, неважно, колёсная или гусеничная.

Это связано с тем, что при быстром продвижении в глубину вражеской территории, угроза для войск, во-первых, может принять любой вид, а во-вторых, будет возникать внезапно. Даже одно отделение пехоты на бронемашине может столкнуться с необходимостью немедленно вступить во встречный бой с противником, может на какое-то время оказаться в окружении и так далее.

В таких условиях пехоте понадобится «своя пушка» — тяжёлое оружие, которое едет вместе с ней.

Также придётся признать то, что хотя для такой бронемашины нужно будет обеспечить максимально возможный уровень защищённости, но необходимость иметь полноценное орудие и большой запас топлива сделает невозможным использование по-настоящему тяжелобронированных машин, защищённость которых была бы сравнима с танками.

В целях унификации на базе этой же бронемашины будут производиться и командные и разведывательные варианты, и боевые машины расчётов БЛА, и самоходные миномёты или лёгкие гаубицы, и техника, доставляющая боекомплект для пехотных подразделений, запасы ударных БЛА для «дроноводов», и т. д.

Грузовики должны быть вооружены, а их экипажи — готовы отбивать нападения на колонны с ходу, без остановки, естественно, что кабины должны быть бронированы. Скорость и запас хода должны соответствовать таковым у бронетехники.


Особняком стоят танки, которые априори не могут иметь такой же запас хода, как и более лёгкие бронемашины, да и иметь такой же моторесурс не могут.

Поэтому на снабжение танковых батальонов топливом должны выделяться отдельные, немаленькие по численности подразделения. Кроме того, нужно иметь возможность быстро перебрасывать танки в сторону линии боевого соприкосновения на трейлерах, если обстановка позволяет это делать.

То, что значительную долю в численности механизированной кавалерии будут занимать тыловики с транспортной техникой, и что марш тыловой колонны в таких соединениях надо будет рассматривать как форму ведения боя, нужно принять как данность.

Также как данность нужно принять то, что пехотное отделение в механизированной кавалерии будет отличаться от такого же в тяжелых пехотных соединениях.

Основной формой боя, с которой придётся иметь дело мехкавалерии, будет встречный бой с хода. Также частыми будут отражения нападений из засады и прорыв слабоподготовленной обороны небольшой глубины с хода, с последующим продолжением наступления. Мехкавалерия должна быть готова вести такие действия.

В качестве «модельного примера» таких действий стоит принять бросок 3-й пехотной дивизии Армии США к Багдаду в 2003 году, с поправкой на то, что против сильного противника придётся быть быстрее, и ударную силу на «острие копья» иметь побольше.

Тяжёлая пехота

Рано или поздно стремительные прорывы мехкавалерии или уткнутся в тыловые полосы глубоко эшелонированной обороны, которые противник создаст, пожертвовав войсками, которые не успели отойти, или же замкнёт клещи окружения вокруг огромных по численности войсковых группировок противника, которые на момент отсечения ещё будут в силах пойти на прорыв.

В первом случае, относительно лёгкие, имеющие высокомобильную и дорогую, но не самую защищённую технику, и недостаточное для прорыва глубокоэшелонированной обороны количество артиллерии и сапёров кавалерийские соединения утратят возможность эффективно наступать. Позиционный фронт вступит в свои права.

Нужны будут соединения, способные прорывать глубоко эшелонированные оборонительные линии и штурмовать укрепрайоны.

Во втором, нужно будет кем-то эффективно замкнуть внутренние кольца окружения, кем-то, кто не даст их прорвать за счёт имеющейся массы тяжёлого оружия и способности самим быстро встать в глубоко эшелонированную оборону.

В любой из этих моментов в бой придётся вводить другие соединения — пехотные, с массой специализированной техники и тяжёлого оружия, с существенно большей ударной мощью, нежели у мехкавалерии, но с существенно же меньшей подвижностью (вынужденно).

Организационно-штатная структура и техника этих соединений будет существенно отличаться от мехкавалерии.

Рассмотрим это на примере бронетехники взвода.

Для мехкавалерии риск встречного боя, «подрубающей» коммуникации фланговой контратаки, попадания в окружение очень велик, и начинается с уровня «бронемашина/отделение». Поэтому им обязательно нужны БМП, способные вести бой самостоятельно.

Тяжёлая пехота в наступлении должна быстро преодолеть нейтральную полосу под огнём, уничтожить обороняющиеся войска противника, зачистить его окопы и далее таким же образом взломать следующий рубеж обороны, потом следующий и т. д.

А это требует, чтобы бронетехника завозила пехоту буквально на позиции противника, сбрасывая его прямо на головы обороняющимся. Но у неё почти не будет открытых флангов, не защищённых хотя бы огнём, необходимости в рывках на сотню километров не будет тоже. Для этого пехотная бронемашина должна иметь максимально высокий уровень защищённости, а вот дальность хода и скорость не принципиальны, даже просто не важны.

На сегодня подобная техника состоит на вооружении только в Армии обороны Израиля (АОИ).


Перспективы появления подобной техники в ВС РФ автором были описаны в статье «Тяжёлая броня для российской пехоты».

Но здесь встаёт вопрос — может ли подобная бронемашина одновременно вести огонь на подавление обороняющихся и двигаться в их сторону для доставки штурмовой группы?

Ответ — нет, это тактически невозможно, и машину огневого подавления придётся использовать отдельно, на удалении, возможно, на фланге боевого порядка наступающего подразделения.

Тогда получается, что оптимальным для тяжёлой пехоты является не БМП, а тяжёлый БТР, оружие которого оптимизировано под сбитие БЛА и самооборону, а весь резерв массы использован для брони. А для огневого подавления нужна машина, конструктивно похожая на современную БМПТ.

То есть, если в пехотном взводе механизированной кавалерии у нас 3 или 4 БМП, то в пехотном взводе тяжёлой пехоты — 3 тяжёлых БТР и одна или две машины огневой поддержки, способных подавить обороняющегося противника или уничтожить танк с безопасного расстояния, но не несущих пехоту.


Само пехотное отделение можно сделать оптимального размера, на сегодня это не 5 человек, как по факту в Российской армии, и не 7-8, как было в теории до СВО, а 11-15 человек.

Тяжёлая и большая бронемашина вполне может столько вместить. Кроме того, она может катить перед собой минный трал.

Численность взводов и рот нужно «подогнать» под требования быстрого взлома позиций противника в наступлении, а в обороне — под возможность эшелонирования подразделений в глубину без избыточного уплотнения боевых порядков.

Танковые батальоны в формированиях тяжёлой пехоты вполне могут быть, как мобильный резерв с высокой огневой мощью в распоряжении старших командиров, но на направлении главного удара целиком им применяться не придётся — прорыв обороны, насыщенной большим числом противотанковых средств, это не задача танков.

При этом очень логично выглядит наличие танковой роты в пехотном батальоне — как мощного огневого средства для стрельбы прямой наводкой. Но работать эти танки будут на обеспечение действий пехоты.

Естественно, что главным ударным средством и пехотной бригады тоже будут БЛА разных типов.

В тяжёлой пехоте можно иметь больше артиллерии, но требования обеспечить всей артиллерии большую дальность стрельбы не так критичны, как у мехкавалерии, действующей на достаточно опасном удалении от своих основных сил.

Сапёров надо будет в разы больше, и нужны будут средства быстрого прохода минных полей в больших количествах — мехкавалерии это будет не нужно в силу того, что их главный приём — стремительный фланговый обход, да и применяться она будет там, где ей есть где развернуться.

Немотострелковые войска

Будет ошибкой думать, что эти Сухопутные войска нового облика — просто перевооружённые мотострелки, усиленные танками.

Во-первых, у современных мотострелков интеграция собственно стрелков и бронетехники идёт на уровне отделения — замкомотделения это командир БМП или БТР.

Как следствие — при потере в бою БМП отделение остаётся без боевой техники, воевать совместно с которой оно училось, и которая является его транспортом.

В новых СВ пехота это везде пехота, просто в силу специфики боевых машин мехкавалерии, отделения в ней имеют меньшую численность. Пехота ведёт бой пешком, бронемашины действуют как бронегруппа под единым командованием. Это американская схема, в США она реализуется на уровне роты; у нас, возможно, тоже будет также, а может быть, всё замкнётся на взводного, это не особо принципиально. Её сильной стороной является существенно меньшая зависимость пехотинцев от того, остались ещё в строю БМП или нет.

При этом не нужно проводить аналогии с бронемашинами мехкавалерии и «жестянками» БМП-1 и 2, или БТР-80/82.

Хотя подвижность бронетехники механизированной кавалерии будет стоять во главе угла, но после обеспечения требуемой вместимости размещения башни с оружием и запаса топлива, весь остальной резерв массы машины уйдёт на броню.

Основное ударное средство, что в тяжёлой пехоте, что в механизированной кавалерии — БЛА.


Доктринально это будет другая армия, не осколок советской, зашедший в 2022 году на Украину.

Тяжёлая пехота — это тем более несводимое к сегодняшним мотострелкам явление. Это насыщенная тяжёлым оружием и артиллерией штурмовая пехота, усиленная большими по численности сапёрными подразделениями, наступающая бросками от рубежа обороны к рубежу обороны и прорывающая эти рубежи в основном пеших боевых порядках.

Встречный бой с ходу такие соединения тоже должны отрабатывать, просто в силу специфики вооружения и военной техники, и особых штатов, он будет строиться иначе, чем у механизированной кавалерии.

По названиям соединений нового облика для мехкавалерии можно оставить слово «механизированная» и называть новые подвижные соединения этим словом. Например, «механизированная бригада».

Но можно и официально сделать их «механизированными кавалерийскими» бригадами (автор противник дивизионной формы организации войск), прибегнув к этому названию как к наиболее точно отражающему суть нового типа соединений.

«Тяжёлые пехотные» соединения можно называть просто «пехотные».

Если когда-нибудь понадобится создавать какую-то другую пехоту, более «лёгкую» (например, нужда заставит формировать моторизованные пехотные части на автомобилях — промышленности быстро нужное количество бронетехники не произвести, а её основная масса из довоенного количества уже потеряна в боях), то для них можно использовать отдельное название, например «легкопехотная».

Пропорции между формированиями двух типов нужно будет определять через анализ наиболее вероятных ТВД ближайшего будущего.

Самой большой ошибкой будет попытка оставить всё как есть, попытавшись просто насытить имеющиеся штаты новой боевой техникой.

Стандартные на момент начала СВО организационно-штатные структуры не работают, и это очевидно.

Согласен с этим кто-то или нет, но придание СВ нового облика неизбежно.