Есть ли сознание у насекомых и червей? Учёные предлагают новую аксиому: оно есть у всех
Посмотрите на свою собаку. Вы почти уверены, что она способна радоваться, скучать или грустить. А теперь представьте медузу, плавно пульсирующую в толще воды. Или дождевого червяка. Есть ли у них внутренний мир? Большинство из нас, не задумываясь, проведёт черту где-то между пушистым млекопитающим и «примитивным» беспозвоночным. Но что, если эта черта — всего лишь плод нашей интуиции, а не научный факт?
В последние годы тихая революция в биологии и философии заставляет нас пересмотреть самые основы нашего отношения к животному миру. Учёные собирают всё больше косвенных, но убедительных улик, указывающих на то, что сознание — или, по крайней мере, его базовые формы — может быть свойственно даже самым, на наш взгляд, простым существам. И это не просто академический спор. То, как мы ответим на этот вопрос, способно изменить всё: от этики научных экспериментов до нашего повседневного поведения.
Так что же мы ищем? Разбираем сознание на слои
Прежде чем искать сознание у животных, нужно договориться, что это вообще такое. Философы и нейробиологи ломают копья над этим вопросом веками. Чтобы сделать задачу выполнимой, учёные, как Джонатан Бёрч из Лондонской школы экономики, предлагают удобную модель, разделяющую сознание на три условных уровня.
- Чувствительность (Sentience). Это самый фундамент. Базовая способность испытывать ощущения: боль, удовольствие, страх, тепло, голод. Это не размышления о боли, а само переживание «мне больно» в настоящем моменте. Именно этот уровень сегодня находится в центре внимания исследователей животного мира.
- Разумность (Sapience). Это уже надстройка. Способность анализировать свои ощущения, вписывать их в контекст, сравнивать. Например, не просто чувствовать боль, а думать: «Ого, этот укол больнее, чем вчерашний». Это требует более сложных когнитивных способностей.
- Самосознание (Selfhood). Вершина пирамиды. Осознание себя как личности с прошлым и будущим, с собственной историей. Это способность мысленно путешествовать во времени, вспоминая свой опыт или планируя действия.
Такое разделение позволяет учёным задавать конкретные вопросы. Вместо абстрактного «сознателен ли кальмар?», они спрашивают: «Способен ли кальмар чувствовать боль?» И на этот вопрос уже можно попытаться найти ответ.
Улики в деле о сознании: от мышей-санитаров до влюбчивых мушек
Итак, как же доказать, что существо что-то чувствует, если оно не может нам об этом рассказать? Учёные действуют как детективы, собирая косвенные доказательства. И картина получается поразительная.
Самые очевидные улики связаны с болью. В одном из хрестоматийных экспериментов рыбам, испытывающим дискомфорт, предлагали выбор: оставаться в привычной среде или переплыть в небольшой отсек, где в воде было растворено обезболивающее. Рыбы делали выбор в пользу «лекарства». Это уже не просто рефлекс, а поведение, направленное на облегчение страдания.
Но самое интересное начинается, когда мы смотрим на социальное поведение. Оказывается, даже плодовые мушки не действуют по жёсткой программе. Они учатся, с кем лучше спариваться, наблюдая за успехами и неудачами своих сородичей. Это социальное обучение — признак довольно сложной обработки информации, а не простого инстинкта.
А недавнее открытие и вовсе звучит как научная фантастика: мыши, по-видимому, оказывают первую помощь своим товарищам, потерявшим сознание. Они пытаются их растормошить, согреть — поведение, которое трудно объяснить чем-то, кроме элементарной эмпатии или, по крайней мере, сложной социальной реакции на состояние сородича.
Исследования эпизодической памяти (способности помнить конкретные события из прошлого) также дают пищу для размышлений. Западные сойки, например, прячут еду и помнят не только где они её спрятали, но и когда, чтобы вернуться за ней до того, как она испортится. Это уже очень близко к уровню «самосознания» — пониманию себя во времени.
Проблема «железа»: нужен ли мозг, как у нас?
Главная загвоздка вот в чём: мы привыкли считать сознание продуктом большого и сложного мозга, такого как наш. Но у насекомых, червей или медуз нет ничего похожего на человеческий неокортекс. Их нервная система устроена совершенно иначе. Означает ли это, что они — просто биороботы?
Похоже, что нет. Убедительные данные о том, что насекомые чувствуют боль, ставят учёных в тупик. Это подводит к революционной идее: возможно, сознание (в его базовой, чувствительной форме) не требует какой-то конкретной «архитектуры мозга». Возможно, это более фундаментальное свойство сложных нервных систем, которое может возникать на разном «железе». Сознание может быть не столько вершиной эволюции, сколько одним из её базовых инструментов для выживания.
Новая презумпция: почему проще поверить, чем ошибиться
Накопленный багаж знаний привёл к появлению в 2023 году Нью-Йоркской декларации о сознании животных. Ведущие мировые эксперты заявили, что существует «реалистичная возможность» наличия сознательного опыта даже у беспозвоночных, включая насекомых и ракообразных.
Некоторые учёные, как Кристин Эндрюс, идут ещё дальше. Они предлагают перевернуть подход с ног на голову: вместо того чтобы требовать неопровержимых доказательств сознания, мы должны исходить из презумпции его наличия. То есть, пока не доказано обратное, к животному следует относиться так, будто оно способно чувствовать.
Это не такая уж и радикальная мысль, если задуматься. Идея о том, что животные — бесчувственные автоматы, по словам Бёрча, является «отклонением западной науки» последних нескольких столетий. Во многих культурах и в народном сознании животные всегда были живыми, чувствующими существами. Возможно, наука сейчас просто делает круг и, вооружившись новыми данными, возвращается к тому, что интуитивно было понятно всегда.
Этот сдвиг в перспективе — не просто игра ума. Он заставляет нас задавать неудобные вопросы о том, как мы обращаемся с миллиардами живых существ на фермах, в лабораториях и в дикой природе. И если даже у крошечной пчелы есть свой крошечный внутренний мир, наша ответственность перед ней становится неизмеримо больше.
