Невидимый враг
Во-первых, сразу хочу сказать, что все без исключения участники чернобыльской трагедии, неважно, гражданские или военные, — истинные герои, под стать героям былинным. Чтобы их подвиги не канули в вечность, о них, безусловно, важно говорить, знать и помнить.
Ликвидацию последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, особенно в рядах ветеранов Вооруженных сил, не без оснований считают войной. Действительно, есть немало убедительных аргументов, дающих право сравнивать эту кампанию с боевыми действиями. Именно армия первой вошла в особую зону ликвидации и последней ее покинула.
Прибывшим в аварийную зону военнослужащим предстояло решить задачи, с которыми никто и никогда прежде не сталкивался, ведь самый опасный враг — невидимый. В таких условиях человеку очень трудно выполнять работу по устранению того, чего попросту не видишь. В Чернобыле этот враг был повсюду. Более того, даже наука в своем арсенале тогда еще не имела полных знаний о том, как действовать в условиях радиационной опасности.
В том весеннем дне, 26 апреля 1986 года (день аварии на ЧАЭС — прим. ТАСС), на первый взгляд, тоже не было никакой опасности, вот только рентгенометры и радиометры буквально взрывались, реагируя на гигантское смертоносное излучение.
Путь в сердце катастрофы
В первые дни после катастрофы объединенная группировка Минобороны в Чернобыле состояла из 50 тыс. военнослужащих и 10 тыс. машин спецтехники. Потом я посчитал и пришел к выводу, что по наличию солдат, офицеров и техники в этой группировке войск, по их концентрации на один километр чернобыльский фронт превосходил все фронты Великой Отечественной войны.
Лучше всех к событиям на ЧАЭС оказались готовы мы — военные химики. Войска химической защиты (ныне РХБЗ) по своему боевому предназначению имеют главную задачу — ликвидировать последствия применения оружия массового поражения (ядерного, химического, биологического) в условиях боевых действий. К примеру, я в то время хорошо понимал, что не свинец, металл и бетон, а время может быть основной защитой ликвидатора от радиации. Для того чтобы уберечь организм от непоправимого ущерба, нужно было ограничивать время нахождения в зоне опасных излучений.
По приказу начальника Генерального штаба в районе АЭС были развернуты две бригады химической защиты, семь полков, три отдельных батальона химзащиты и рота химиков-дозиметристов. Вдобавок сформированы отдельный ремонтно-восстановительный батальон средств химической защиты и химический склад. Для подготовки резерва и замены личного состава, получившего предельно допустимые дозы облучения, предусматривалось создание еще трех учебных батальонов.
В первые дни чернобыльской войны необходимо было разведать радиационную обстановку и выявить наиболее безопасные маршруты для введения в зону ЧС военнослужащих и техники. На этом этапе стоит отметить геройский поступок тогдашнего начальника химических войск генерал-полковника Владимира Карповича Пикалова. В ночь с 26 на 27 апреля он лично на машине БРДМ-РХ (бронированная разведывательно-дозорная машина радиационно-химическая — прим. ТАСС) объехал вокруг четвертого энергоблока, сделав контрольные замеры уровней радиации. На многих участках прибор ДП-3 показывал цифру 500 Р/ч — это доза, получив которую, человек в большинстве случаев становится инвалидом. 600 Р/ч и более уже смертельная доза.
В итоге этой рискованной операции выяснилось, что наиболее безопасный путь к четвертому энергоблоку — с восточной стороны. Там уровень радиации составлял до 5 Р/ч. Самые гиблые места были с южной и западной сторон (от 300 до 2 200 Р/ч).
Личный вклад
В самом начале чернобыльской катастрофы я находился в Казани, командовал 14-м полком радиационной и химической защиты и, конечно, сразу стал готовиться к поездке на АЭС. Мне предстояло сменить получившего свою дозу облучения командира мобильного отряда химических войск, предназначенного для ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф.
На АЭС меня назначили командиром 175-го отряда химических войск группировки частей особой зоны (зона, в которую входила промплощадка АЭС — прим. ТАСС). Отряд мой состоял из "партизан" — так в Чернобыле в шутку называли призванных из запаса.
Занимались мы с "партизанами" в основном дезактивацией. Вручную отбойными молотками и лопатами снимали с бетона и грунта остатки ядерного топлива, а потом сдавали объект дозиметристам. Они замеряли радиацию, и если цифры были допустимыми, то принимали работу, а если загрязнение оставалось, приходилось снова брать инструмент и выскребать бетон. Так было на одной из подстанций второй очереди ЧАЭС. Она никак не дезактивировалась. Днем показатели приборов были нормальными, вечером — опять заражение. Пришлось работать там круглосуточно в несколько смен в условиях не только радиационной загрязненности, но и электромагнитных полей и статического напряжения. Представьте на секунду, что вы моете полы, из которых торчат оголенные провода. Так складывалась наша работа в особой зоне.
Кроме дезактивации непосредственно на АЭС, в обязанности моего отряда входили работы на пункте специальной обработки в деревне Копачи. Туда привозили спецтехнику, которую необходимо было очистить от радиации и вернуть на предприятия. Однажды на пункт привезли огромную махину — немецкий большегрузный кран "Демаг-СС-4000" грузоподъемностью 650 т. У него были гусеничная платформа и две стрелы по 76 м каждая. В целом он хорошо зарекомендовал себя в ликвидации последствий катастрофы, но вот отмыть гиганта и вернуть в Германию было задачей весьма непростой.
Для того чтобы приступить к очистке крана, пришлось создать целый научный консилиум. На АЭС постоянно присутствовали представители ведущих химических НИИ, и мы с ними разработали план наиболее успешных действий.
Решено было подготовить раствор азотной кислоты и электронаждаки. Так мы его и отдраили, но на всю эту работу ушел месяц. 30 дней ребята трудились в парах азотной кислоты и металлической пыли. А куда было деваться? Кран стоил огромных денег, и выплачивать хозяевам компенсацию за его порчу было совсем невыгодно.
Помимо тесного взаимодействия с научными сотрудниками, военные химики в Чернобыле порой использовали и собственные изобретения. Известен случай, когда осенью 1986 года полковник по фамилии Казыдуб применил на крыше четвертого энергоблока самодельного робота. Радиоуправляемое устройство, напоминавшее трехколесный детский велосипед с закрепленным на нем дозиметром, помогло обнаружить точку с предполагаемым уровнем радиации 2 300 Р/ч, хотя ранее там уже проходила дезактивация. Так выяснилось, что крышу надо чистить заново.
Разумеется, работа в таких условиях давала свои плоды. В один из дней моей командировки ко мне подошел боец по фамилии Федорусько. Очень бледный, рот окровавлен, протянул ладонь, а в ней — несколько выпавших совершенно здоровых зубов. И таких ужасных моментов было много. Излучение не щадило никого.
Операция "Крест"
Со временем химические войска вели разведку уже не только на территории АЭС, но и в прилегающих районах. В первый год катастрофы на дежурство выходило до 180 химических разведывательных дозоров на бронетранспортерах и специальных автомобилях. Специалисты три раза в сутки снимали уровни радиации в 29, а затем в 750 точках. Самым неприятным в этих процедурах было то, что для получения более точных данных военным химикам часто приходилось выходить из БРДМ, что неизбежно увеличивало получаемую дозу.
Одной из важнейших стратегических задач, которую удалось решить нашим военным химикам в Чернобыле, стала фиксация суточного выброса из кратера четвертого энергоблока. Для этого совместно с военными летчиками была спланирована и проведена операция "Крест".
По команде с нескольких вертолетов Ми-8, находящихся в воздухе на разных высотах и удалении от энергоблока (в небе они образовывали фигуру, похожую на крест), был произведен забор воздуха. Полученные данные позволили с высокой точностью спрогнозировать выпадение радионуклидов в удаленных от станции районах и своевременно эвакуировать оттуда население.
Последний день, которого не было
В декабре 1987-го я вернулся в свою часть, затем уволился в запас и решил посвятить свою жизнь памяти о катастрофе на ЧАЭС. В результате проведенной работы мне удалось не только по дням и часам воссоздать историю ликвидации последствий трагедии, но и рассказать людям о многих неизвестных героях Чернобыля. Об этом написаны и опубликованы мои книги. Но главное, и это предмет моей отдельной гордости, — мне довелось в составе группы ученых Минобороны на государственном уровне закрепить последний день ликвидации катастрофы.
Дело в том, что официальным началом ликвидации чернобыльской катастрофы считалось 22 апреля 1986 года, а точной даты окончания не было. Я всегда считал Чернобыль не только огромной трагедией, но и военно-технической кампанией Вооруженных сил, а раз так, значит, должны быть обозначены четкие временные границы. Научному сообществу Минобороны удалось установить, что координатором действий всех воинских формирований, привлеченных к ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, была 912-я оперативная группа Гражданской обороны СССР. Последним днем ее функционирования в Чернобыле стало 22 ноября 1990 года. Следовательно, эту дату и стоит считать днем окончания ликвидации последствий всей чернобыльской катастрофы.
Сегодня, по прошествии многих лет, хочется сказать, что Чернобыль до сих пор живет в душе каждого ветерана войск РХБЗ. Очень хочется, чтобы память о тех событиях и их героях сохраняли и те, кто сегодня призван защищать Родину от радиоактивного, химического и биологического заражения.
Подготовил Василий Кучушев
Подпишись: