«И вот первый случай сыпного тифа… Попав в плен, сначала мы находились в городе Красноармейске. Жили мы там в тесноте, кормили нас довольно скудно, но гораздо лучше, чем в декабре во время окружения. На день каждый получал четыреста граммов хлеба, кусок селедки, котелок супу и котелок чаю. Советское командование очень быстро организовало медицинское обслуживание военнопленных. Однако число пленных в лагерях росло неимоверно быстро. Русские женщины-врачи едва успевали обходить бараки, осматривая больных. В помещении в пятнадцать квадратных метров на трехъярусных нарах лежало человек двадцать. Многие пленные, хотя еще и не заболели, однако были настолько слабы, что поднимались только за пищей или же по нужде».
Английский историк Энтони Бивор в своей книге «Сталинград» писал: «В госпиталях для военнопленных смертность была еще выше, чем в лагерях. Самый крупный госпиталь находился в тоннеле близ устья реки Царица. По стенам постоянно струилась вода, легкие с трудом втягивали в себя спертый воздух. Содержание кислорода в атмосфере было так мало, что самодельные светильники то и дело гасли. Тоннель был настолько узким, что раненых приходилось укладывать вплотную друг к другу прямо на земляном полу. Пройти, не споткнувшись о чьи-либо израненные или обмороженные ноги, не представлялось возможным. Чаще всего обмороженные умирали от гангрены, поскольку хирурги просто не успевали делать операции. Если же раненый все-таки доживал до ампутации, которая проводилась без всякой анестезии, шансов остаться в живых у него все равно было крайне мало».
На таком фоне шаловливый немецкий генерал, схлопотавший от советской парикмахерши пощечину за «распускание рук», смотрелся чрезвычайно своеобразно. Похоже, что советское командование перестаралось, обеспечивая слишком хорошие условия содержания немецких генералов в плену. Побыл бы пленный генерал «в шкуре» своих подчиненных – энергии у него точно бы поубавилось, и оплеуху, скорее всего, ему получать бы не за что было бы...
Читайте нас: