О дискуссии вокруг прорыва и гибели крейсера «Изумруд»

Выкладывая материал «Гибель крейсера «Изумруд», автор наивно полагал, что рассуждает о делах вполне очевидных, и совершенно не ожидал, что статья вызовет столь оживленное обсуждение. Однако же и в комментариях, и в отдельном материале, опубликованном впоследствии одним из участников дискуссии, было высказано столько всего интересного, что пройти мимо этого многообразия гипотез и постулатов нет никакой возможности.



Предлагаемая вашему вниманию статья представляет собой размышления по поводу ряда мнений, высказанных теми или иными участниками дискуссии, и показавшихся автору наиболее интересными. Итак…

Лжец, лжец!

Что меня всегда удивляло, так это склонность моих сограждан к чрезвычайно жесткой, если не сказать жестокой оценке действий наших же предков. У нас сегодня всякая вина виновата, мы каждый исторический документ изучаем, словно безжалостный прокурор, чье кредо: «Отсутствие судимости – не ваша заслуга, а наша недоработка». И стоит нам только обнаружить какие-то несоответствия – все, вина «подсудимого» доказана полностью, и тот или иной исторический персонаж объявляется недостойным доверия обманщиком. Причем, доказав «вину» исторического лица в чем-то одном, мы не верим уже ни одному его слову, ведь солгавший раз солжет и второй.

Но правильно ли это?

Общеизвестно, что потребность человечества в суде возникла тысячелетия тому назад. С тех пор методы определения правого и виноватого непрерывно совершенствовались и менялись множество раз. Можно говорить о том, что существующие сегодня принципы судопроизводства (да простят мне профессиональные юристы нечеткость в терминологии) содержат в себе мудрость веков – наверное, и они несовершенны, но это лучшее, до чего додумалось на сегодняшний день человечество. А какова основа сегодняшнего правосудия?

В отношении обвиняемого действуют 2дваважнейших принципа, первый из которых – презумпция невиновности. Суть этого принципа в том, что бремя доказывания уголовной вины лежит на обвинителе, и отсюда вытекают два важнейших следствия:

1. Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность.

2. Неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу.

Второй же принцип заключается в том, что обвиняемый имеет право на защиту. Это выражается в том, что обвиняемый:

1. Должен знать, в чем его обвиняют.

2. Может опровергать обвинительные доказательства и представлять оправдывающие его доказательства.

3. Имеет право защищать свои законные интересы другими средствами и способами.

Так вот, нужно понимать, что когда мы выносим на суд потомков то или иное историческое лицо, мы серьезно нарушаем современную процедуру правосудия уже хотя бы тем, что никак не можем дать «подсудимому» реализовать его право на защиту. Причина объективна: «подсудимый» давно уже скончался и никак не может защитить свои интересы, дав «показания» в нашем «суде». Что ж, с этим ничего поделать нельзя, но тем важнее соблюдать в отношении тех, кого мы судим хотя бы презумпцию невиновности.

А говоря по-простому, не стоит, найдя то или иное несоответствие в исторических документах, объявлять лицо, его допустившее, во всех смертных грехах. Перед тем, как обвинять человека в чем либо, даже имея на руках вроде бы «неопровержимые факты» стоит задуматься – а может, все дело в том, что мы чего-то не учли?

Рапорт В. Н. Ферзена – обман?

Начнем, наверное, с утра 15 мая, когда барон решил не выполнять приказа своего непосредственного командира, контр-адмирала Н. И. Небогатова, и не сдал свой крейсер неприятелю. «Изумруд» пошел на прорыв. Вот как это описывает это В. Н. Ферзен в своем рапорте:


Увы, состав японского отряда совершенно не соответствует действительности. На самом деле, «крейсера справа» — это 6-й боевой отряд, включавший в себя перед Цусимским сражением «Сума», «Чиода», «Акицусима» и «Идзуми». «Касаги» у эскадры Н.И. Небогатова вообще не было, а «Читосе», хоть и действительно в дальнейшем гнался за «Изумрудом», но дистанция между ними была такова, что едва ли на русском крейсере могли его не то, что идентифицировать, а просто увидеть.

И вот есть факт — В.Н. Ферзен в своем рапорте неправильно указал именования вражеских крейсеров. Ошибка ли это, или же сознательная ложь? Что же, мотив присутствует: поскольку «Читосе» и «Касаги» — одни из самых быстроходных японских крейсеров, они, конечно же, смогут добраться до Владивостока куда быстрее «Изумруда». Но раз так, то получается, что и уход В.Н. Ферзена в бухту Владимира более чем обоснован. Итак, мотив есть, и значит В.Н. Ферзен солгал, причем дважды (по одному разу на каждый крейсер).

Но если мы не будем торопиться, то увидим, что эта гипотеза вполне опровергается самим же рапортом В.Н. Ферзена. Во-первых, В.Н. Ферзен пишет, что в ходе погони «имею хотя и незначительное, но все же преимущество в ходе». Согласитесь, начальству будет сложно предполагать, что менее быстроходные японские крейсера, следующие за «Изумрудом», сумеют добраться до Владивостока быстрее последнего. Если же брать в расчет падение скорости русского крейсера до 13 узлов, то, опять же, не надо выдумывать никакого «Касаги» — любой японский крейсер теперь был заметно быстроходнее «Изумруда» и мог успеть к Владивостоку первым. Во-вторых, если предполагать злой умысел со стороны В.Н. Ферзена, то следовало бы ожидать, что он прямо напишет в рапорте о том, что сторожить к Владивостоку пойдут именно «Касаги» и «Читосе», а между тем, это не так.

Не утомляя уважаемого читателя цитированием различных фрагментов рапорта отмечу, что В.Н. Ферзен в начале своего прорыва видел японские крейсера как справа, так и слева от себя (что, в том числе, упомянуто в цитате выше). «Правые» крейсера он определил неверно, а вот «левые», похоже, не разобрал вообще, упомянув только, что японский отряд состоит из 6 крейсеров. Можно предположить, что В.Н. Ферзен видел 5-ый боевой отряд японцев: «Чин-Иен», три «Мацусимы» вкупе с авизо «Ясяма» — невдалеке от них находился также и 4-ый боевой отряд, так что ошибка в один корабль вполне объяснима.

Так вот В.Н. Ферзен указывает в своем рапорте, что, по его мнению, к Владивостоку пошли вовсе не преследующие его крейсера, располагавшиеся справа от него, а 6 «левых» крейсеров.


И получается, что если уж командир «Изумруда» желал бы «втереть очки» начальству, то ему следовало бы «обнаружить» «Читосе» и «Касаги» отнюдь не в правом, преследующем его отряде, а в левом, который вроде как пошел к Владивостоку! Но он этого не сделал, а раз так, то и никакого мотива для сознательной лжи о том, что его преследовали два японских «быстрохода» у В.Н. Ферзена не просматривается. Но что же тогда произошло?

Давайте посмотрим на силуэты крейсеров «Читосе» и «Касаги»


И сравним их с силуэтами крейсеров 6-го боевого отряда.


Как несложно заметить, все крейсера имеют две трубы и две мачты, расположенные с уклоном к корме. Конечно, можно увидеть и отличия – например, у «Акицусимы» мачта расположена перед носовой надстройкой, а у остальных кораблей – за ней. Но В.Н. Ферзен ведь не картинки в альбоме разглядывал, а боевые корабли противника, причем – на большой дистанции. Как мы знаем, «Изумруд» в ходе своего прорыва огня не открывал, потому что расстояние было слишком велико для его орудий. При этом 120-мм пушки русского крейсера могли стрелять на 9,5 километра, то есть ближе этой дистанции японские корабли к «Изумруду» не подходили.

Наконец, не следует забывать и об окрасе кораблей Объединенного флота, который, как известно, мог затруднить идентификацию – особенно, на больших дистанциях.

Так вот, с учетом схожести силуэтов и за дальностью расстояний совершенно неудивительно, что В.Н. Ферзен принял ту же «Акицусиму» за «Касаги» или «Читосе» — и стоит ли искать в этом некий злой умысел?

Не просто лжец, но лжец безграмотный?

Следующая ошибка В.Н. Ферзена, которая от души позабавила многих – это наличие в нарисованной им схеме броненосца «Ясима», который, как известно, погиб в результате подрыва на мине под Порт-Артуром и потому в Цусимском сражении никак участвовать не мог.


Впрочем, немало любителей истории знают, что японцы весьма успешно скрывали факт гибель «Ясимы» и потому русские вполне ожидали встретить его в бою. Но все дело в том, что по факту в Цусиме японцы располагали одним трехтрубным («Сикисима») и тремя двухтрубными броненосцами. А на схеме В.Н. Ферзена перечислены четыре двухтрубных броненосца – «Асахи», «Микаса», «Фудзи» и «Ясима»! Это стало поводом обвинить В.Н. Ферзена в жутком непрофессионализме – командир крейсера, а даже не знает силуэтов кораблей, составляющих костяк неприятельского флота…

Вроде бы так, но… Давайте все же применим ту самую презумпцию невиновности и подумаем, возможен ли вариант, при котором ошибка в идентификации японских кораблей не связана с непрофессионализмом командира «Изумруда».

Совершенно очевидно, что к моменту появления 1-го боевого отряда, когда японские крейсера уже окружали остатки русской эскадры со всех сторон, у В.Н. Ферзена было более чем достаточно всяческих забот и хлопот. И точная идентификация японских броненосцев находилась где-то в самом низу многочисленного списка стоявших перед ним задач. Можно предположить, что он и вовсе этим не занимался, а уже затем, после отрыва, какой-нибудь сигнальщик доложил ему о том, что видел четыре двухтрубных японских броненосца. Ошибка, опять же, простительная с учетом дальности, ракурса на японские корабли и их окраса. Соответственно, методом простого исключения В.Н. Ферзен определил, что перед ним были «Асахи», «Микаса», «Фудзи» и «Ясима» (трехтрубный «Сикисима» отсутствует) и так и указал в рапорте на схеме.

Возможен такой вариант? Вполне. Мы, разумеется, никак не можем сегодня установить, как на самом деле обстояли дела: может, так, а может и эдак. И это значит, что с точки зрения правосудия имеем дело с классическим случаем наличия неустранимых сомнений в виновности обвиняемого. Так почему бы, в соответствии с презумпцией невиновности не истолковать их в пользу В.Н. Ферзена?

Как слыши́м, так и пиши́м

Пару слов о классической ошибке начинающего исследователя, заключающейся в чрезмерно-дословном восприятии написанного в исторических документах.

Дело в том, что морская служба (как и любая иная) имеет свою специфику и те, кто избрал ее своей стезей, разумеется, эту специфику знают. А вот те, кто читает исторические документы с ней знакомы далеко не всегда и, как правило, не в полном объеме. Отсюда возникают досадные недоразумения. Когда морской офицер составляет рапорт, он пишет его для своего непосредственного начальства, который вполне знает специфику службы и которому не нужно многословно объяснять «от начал» все нюансы. А когда рапорт берется анализировать непрофессионал, он этих нюансов не знает и от этого легко может попасть впросак.

Перечитаем статью «Некоторые аспекты награждения за храбрость при невыполнении приказов». В ней автор решил проверить утверждение В.Н. Ферзена:


И автор вроде бы блестяще справился – составил карту движения «Изумруда», нашел точку поворота в бухту Владимир и… увидел, что она вовсе не равноудалена от Владивостока и от Владимира, потому что Владивосток оказался дальше аж на целых 30 миль или примерно на 55,5 км.



О чем скажет читателю эта работа? Тут уже одно из двух – или В.Н. Ферзен совсем не рассматривал переход во Владивосток и изначально шел ближе к бухте Владимира, или же В.Н. Ферзен и с ним остальные офицеры «Изумруда» настолько несведущи в морском деле, что неспособны даже определить на карте точку, равноудаленную от двух географических пунктов. И читатель, конечно же, приходит к "очевидному" выводу – или В.Н. Ферзен лжец или же непрофессионал.

А что на самом деле? Открываем показания В.Н. Ферзена Следственной комиссии, и читаем:


Не Владивосток, а остров Аскольд.

«Но как — Аскольд? Почему – Аскольд, ведь речь шла о Владивостоке?!» — может задать вопрос уважаемый читатель. Ответ заключается в том, что для того, чтобы пройти во Владивосток, как ни странно, барону В.Н. Ферзену... совсем необязательно было идти непосредственно во Владивосток. Достаточно было довести «Изумруд» до пункта, в котором он мог при необходимости встать на якорь и гарантированно связаться при помощи корабельного радиотелеграфа с Владивостоком с тем, чтобы получить помощь от имевшихся там крейсеров. И таким пунктом как раз и был остров Аскольд, расположенный в 50 км юго-восточнее Владивостока. То есть о. Аскольд находился примерно на 50 км ближе к точке поворота «Изумруда», чем Владивосток.



Вот и разгадка «таинственных 30 миль В.Н. Ферзена». Точка, в которую он провел «Изумруд», была равноудалена не от Владивостока и бухты Владимира, а от о. Аскольд и бухты Владимира. При этом В.Н. Ферзен, очевидно, посчитал излишним излагать такие нюансы в рапорте, но вот в показаниях Следственной комиссии объяснил все точно.

Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, работая с историческими документами, не нужно жалеть времени на перекрестные проверки содержащейся в них информации. Особенно в тех случаях, когда кажется, что вы совершили некое историческое открытие, так сказать, «сорвали покровы с неприглядной внутренней сущности» той или иной исторической персоны. Это как раз тот случай, когда следует семь раз отмерить, и затем подумать после этого: а стоит ли резать?..

А еще всегда нужно помнить, что, не зная специфики, мы, «сухопутные крысы» (к морякам, понятное дело, это не относится), можем не увидеть очень много того, о чем докладывает морской офицер в своем рапорте. И потому стремление трактовать "как написано" запросто может привести нас к «Как слыши́м, так и пиши́м" — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Однако же все вышеперечисленное – не более чем ошибки суждения, которые, безусловно, вполне извинительны.

Об искажении информации

В статье «Некоторые аспекты награждения за храбрость при невыполнении приказов» автор цитирует рапорт В.Н. Ферзена:


В представленном виде эта цитата выглядит классической «оговоркой по Фрейду»: если командир выбирал между Владивостоком и Владимиром, то каким же чудесным образом выбор сместился на Владимир и Ольгу? И автор, естественно, подчеркивает это:


И, конечно, читателю все становится ясно. Ни в какой Владивосток В.Н. Ферзен не собирался, а только дурил начальству голову о таком своем намерении. Но…

Давайте прочитаем процитированный отрывок рапорта полностью


Мы видим, что указанный фрагмент допускает двоякое толкование. Его можно трактовать так, что В.Н. Ферзен пишет о необходимости выбора между Владимиром и Владивостоком, а потом объясняет, почему выбирает именно между Владивостоком и Владимиром, а, например, не между Владивостоком и Ольгой. Иными словами, никакой «оговорки по Фрейду» нет, а есть, быть может, не вполне удачно построенная фраза. Но понять это из неполной, вырванной из контекста цитаты, приведенной в статье «Некоторые аспекты награждения за храбрость при невыполнении приказов» невозможно.

В.Н. Ферзен не выполнил приказа?

Тут логика рассуждений такая: командующий русскими силами вице-адмирал З.П. Рожественский приказал идти во Владивосток, а командир «Изумруда» приказ этот нарушил, так как пошел вместо Владивостока в бухту Владимира. И потому достоин порицания: «…представьте, что в 1941 г. командир, получив приказ занять оборону у разъезда Дубосеково, рассудил, что лучше сделать это в Хамовниках, а в итоге окопался в баре на Тверской. За такое был бы немедленно расстрелян по приговору трибунала перед строем».

Вроде бы логично, но… Именно что вроде бы. Дело в том, что в армии не приказывают «Занять оборону у разъезда Дубосеково!» В армии отдают приказ «Занять оборону у разъезда Дубосеково к 08.00 16.11.1941 г.», и никак иначе. То есть в приказе оговаривается не только место, но и время его исполнения. Если же оно не оговорено, то это означает, что четких временных рамок выполнения приказа нет.

При этом отдавшему приказ командиру, вообще говоря, совершенно все равно, каким образом отданный им приказ будет выполнен. То есть его подчиненный имеет право выбирать способы выполнения приказа, кроме случаев, если таковые в приказе прописаны прямо. Причем в вермахте, например, совершенно не приветствовалась дача мелочных указаний: там считалось, что офицеру будет достаточно общей задачи, а его квалификации должно хватить на то, чтобы на месте определить наилучший способ ее выполнения, в то время как в удаленном штабе могут не принять во внимание какие-то важные нюансы. Кстати сказать, именно самостоятельность командиров — это одна из причин превосходства германской армии над силами Англии, Франции, США, да даже и РККА в начальный период ВОВ.

Так вот, З.П. Рожественский не давал точных указаний командиру «Изумруда», каким образом и когда он должен дойти до Владивостока. А значит, это оставалось на усмотрение В.Н. Ферзена. И он имел полное право идти в бухту Владимира, Ольги или еще куда-то, если это служило конечной цели – попасть во Владивосток. Никакого нарушения приказа в этом, конечно же, не было и быть не могло.

Побег с поля боя?

Надо сказать, что подобная трактовка действий В.Н. Ферзена утром 15 мая ничего, кроме недоумения, вызвать не может. Лично я наивно полагал, что поле боя – это место, где противники сражаются. Но остатки русской эскадры не сражались, они капитулировали: как же можно было бежать с того, чего не существует?

Почему В.Н. Ферзен не пошел во Владивосток из точки поворота?

Вроде бы ответ очевиден и многократно указан в документах самого В.Н. Ферзена – потому что опасался дозора японских крейсеров. Но нет же! Нам приводятся следующие соображения:


Так что все шансы у командира «Изумруда», оказывается, были. Что ж, давайте немного посчитаем. Допустим, японцы действительно решили ночью перекрыть все дороги во Владивосток. Тогда 6 японским крейсерам нужно патрулировать 150-километровую линию. Итого на каждый японский крейсер приходился бы всего 25-километровый участок. Для того, чтобы пройти его полностью 12-узловым ходом требовалось бы чуть более часа, и после того, как как крейсер достигает «конца» выделенного ему участка патрулирования, соседний крейсер выходит в точку, откуда японский корабль начинал свой патруль.

Видимость в самой глухой ночи составляла тогда 1,5 км или больше. Именно на такой дистанции в ночь на 14 мая «Синано-Мару» обнаружил неосвещенные боевые корабли 1-ой и 2-ой Тихоокеанских эскадр. Но, нужно сказать, тогда погода не располагала и не исключено, что во время возможного прорыва «Изумруда» во Владивосток видимость была куда лучше.

Таким образом, путем нехитрых вычислений, мы получаем, что 6 японских крейсеров даже самой глубокой ночью в каждый момент времени могли видеть 18 километров линии дозора (каждый крейсер видит на 1,5 км в обе стороны, итого – 3 км), при этом полностью 150 км линия «сканировалась» чуть более, чем за час. Проскочить такую линию – это сверхвезение, а отнюдь не «крайне маловероятный шанс». Но вопрос еще в том, что японцы видели направление движения «Изумруда», знали, что он склонился к востоку и могли организовать дозор не по всей 150-км линии, а на наиболее вероятном маршруте крейсера. В этом случае «Изумруд» мог бы пройти во Владивосток только чудом. Именно такого варианта и опасался В.Н. Ферзен.

Почему В.Н. Ферзен не рискнул идти во Владивосток, а Чагин рискнул?

А действительно. Там, где командир «Изумруда» осторожничал, Чагин со своим «Алмазом» (ошибочно названным мною в прошлой статье бронепалубным крейсером) просто прошел во Владивосток, да и все. Почему?

Ответ очень прост. «Алмаз» отделился от эскадры вечером 14 мая и, согласно рапорту его командира:


Очевидно, что «Алмазу», который всю ночь шел на 16 узлах и мог поддерживать такую скорость и далее, совершенно не нужно было опасаться японских дозоров. Чагин не знал судьбу остатков эскадры, и не мог предполагать, что Н.И. Небогатов капитулирует. Соответственно, у него не было оснований считать, что у японцев высвободятся силы для организации дозора у Владивостока. А даже если бы таковые и нашлись, то для того, чтобы перехватить «Алмаз», им следовало по завершении сражения бежать к Владивостоку едва не полным ходом, что, разумеется, было крайне маловероятно. Дело в том, что сравнительно быстроходный «Алмаз» был у мыса Поворотного уже в 09.00 16 мая, а «Изумруд», с его 13 узлами, двигаясь от точки поворота, мог быть там 15-16 часами позже.

Да и обнаружив вражеские крейсера, Чагин на своих максимальных 19 узлах имел хорошие шансы уклониться от боя, а вот «Изумруд» был обречен.

Выводы

Их каждый сделает для себя сам. Я же прошу уважаемых читателей только об одном: давайте будем осторожнее в оценках тех или иных действий наших предков. Ведь они уже не могут объяснить нам подоплеку тех или иных своих действий и тем развеять наши заблуждения – в тех случаях, когда мы их допускаем.