Похвальное желание, есть о чем «подискутировать». Чего-чего, а военных преступлений и преступников в финской истории хватает, есть что изучать. В 1918 году «украсив» процесс создания независимой Финляндии массовым истреблением русского населения Выборга (вошло в историю как «Выборгская резня»), финны решили в дальнейшем не останавливаться на достигнутом.
На оккупированной в годы Великой Отечественной войны советской территории они создали целую сеть концентрационных лагерей, в которые отправляли русское население, включая детей. Финская расовая программа базировалась на разделении населения оккупированных территорий по национальному признаку. Родственные финнам карелы и ингерманландцы выделялись ими в особую привилегированную категорию местных жителей. А русские семьями отправлялись в концлагеря.
Пытливый интерес современных финнов к тому, что там происходило, можно только горячо приветствовать. Пока решается вопрос с архивными материалами, можно посоветовать финнам не терять даром драгоценного времени и составить некоторое предварительное представление о своих концлагерях, изучая открытые и вполне доступные воспоминания их выживших узников. Очень помогает их прочтение войти, что называется, «в тему».
Вот, например, как свое пребывание в лагере описала Галина Александровна Лодыш (сайт Я помню»): «..Наше село заняли финны. Всех жителей села погрузили на телеги и увезли нас оттуда. Это было в декабре 1941 года. Везли нас на телегах, и нам было очень холодно. У меня ехали папа, мама, бабушка, брат, который был двумя годами младше меня. Финны нас привезли в Петрозаводск.
В Петрозаводске было несколько концлагерей, и нас поместили в концлагерь номер пять. Взрослые, папа и мама, конечно, работали, их возили на лесозаготовки. А дети были в лагере. Условия жизни были очень тяжелые: голод, холод. Жили мы в бараках, постоянно недоедали. Родители старались что-то дать нам из своего пайка, но этого все равно нам не хватало. Мой брат умер в концлагере, а я осталась живая».
Мария Ивановна Ваганова (сайт «Я помню»):
«… Коров всех финны у местного населения отняли, забрали они и нашу корову. Голод поэтому был страшный. Так что ни молока, ничего мы не видели весь период оккупации. Уже когда финны ушли, мы свою корову не смогли найти, наверное, финны забили ее на мясо. Мы все время с мамой работали, а сестренки сидели дома – они были еще малы и не могли работать. Потом меня отправили в лагерь, мне тогда было пятнадцать лет. Лагерь был в селе Серевское, неподалеку в десяти примерно километрах. Там строили дорогу, и я работала на этой дороге: чистила снег, потом копали канавы – все это делалось в Заонежье. Так пришлось работать целую зиму. А после этого стали все чаще массироваться слухи о том, что скоро наши этих финнов прогонят. И что наши придут. А кормили нас финны кашицей, очень жиденькой, сваренной из ржаной муки и остатков хлеба, недоеденных финнами, и несколько галетин давали. Сытым от такой еды не будешь, и жили мы впроголодь. Одеть тоже было нечего, можно сказать, что мы были голые и босые. А мама надорвалась на пашне. Заставляли пахать землю, а у неё была паховая грыжа. Случился у нее от тяжелой этой работы завороток кишок, а врачей никаких не было, и она так и умерла…».
Валентина Васильевна Луковникова (сайт «Я помню»): «Повезли нас в Петрозаводск через Онегу, зимой. Мороз, (дело было) в январе. Машина была ничем не крытая. Нас было пять семей в этой машине. Была я, Аля и мальчик сорок первого года рождения, несколько месяцев от роду. Мы замерзли. Нас отвезли в Петрозаводске на площадь Ленина. С собой мама взяла немного: еды, несколько каких-то вещей. Я помню, у нас была игрушка: мишка плюшевый, большой. Все наши вещи вывалили на площади Ленина. Вещи пересмотрели, этого мишку у нас взяли и не отдали, мы потом долго плакали.
Нас поместили в какой-то барак, и мы жили на нарах, в лагере. Первый раз мы были в пятом лагере – это Пятый поселок (микрорайон в Петрозаводске). Потом мама стала просить, чтобы нас перевели в в седьмой лагерь на Куковке (микрорайон в Петрозаводске) – там жили все наши родственники. Мама долго болела, лежала. Мы жили с дедушкой, а бабушка жила с папиной сестрой, тетей Диной. Финнам не нравилось, что мы все время есть хотели. Однажды дедушка куда-то ходил за едой, так они его избили за это, так что он долго не мог ходить. Братик умер в сентябре, похоронили в Песках... Там была большая яма, и в ней было тридцать или сорок гробов. И дедушку там похоронили».
Интересно, плюшевого мишку хозяйственный финн потом своему сыну или дочке подарил? Сказал ли при этом гордо : «Играй всласть, кровиночка моя, это я у девочки в концлагере отобрал»?
Воспоминаний таких опубликовано множество, работы финским исследователям хватит. Затем знакомство с архивными документами поможет понять и оценить масштабы происходившего.
Можно себе представить, как интересно будет современным финнам узнать не только о палачестве своих дедушек и прадедушек, но и об их масштабной вороватости.
Должно быть они, в припадке покаяния общенациональную дискуссию проведут на тему: « Сколько русских мирных жителей замучили в концлагерях наши деды и прадеды, сколько краденых коров сожрать и детских игрушек отобрать успели, каковы общие размеры награбленного?».
Максим Кустов
