Среди окружающих Григорий Константинович Константинов отличается невероятной скромностью и легендарной судьбой. В годы Великой Отечественной войны он – разведчик 14-й Александрийской ордена Кутузова штурмовой отдельной бригады особого назначения, прошел с боями от Бреста до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина. Не склонил голову и во время украинской агрессии против жителей Донбасса. Дочка Григория Константиновича Зоя сетует: «Под самыми жесткими обстрелами ВСУ отказывался спускаться в подвал, говорил, что перед врагом не робел и не оробеет, а еще теперь часто вспоминал и вспоминает ту – Великую Отечественную войну…»Вот что о ней накануне 2 февраля, Дня разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом, он рассказывает специально для читателей «Одной Родины».
- Так уж вышло, что пережил даже не часы, а буквально первые минуты начала Великой Отечественной войны. Дело в том, что по призыву еще в 1940 году я из родного села Старобешево попал служить на границу на 70-ю заставу под Брест, а 22 июня у меня день рождения.
Тогда с днем рождения сослуживцы меня начали поздравлять уже ночью, и вдруг часа в четыре утра граница зловеще загрохотала, небо и земля превратились в сплошную стену дыма и огня. Еще не вполне понимая масштабы происходящего, застава вступила в бой. Сражался и я, получил ранение, по приказу командования с уцелевшими воинами стал отступать. Передвигались мы в основном в ночное время, по пахотным и посевным массивам. Нас, как и других отступающих, преследовали немецкие бомбардировщики, они опускались поближе к земле, кружились над нашими головами и чуть ли не в упор расстреливали из пулеметов.
В общем, путь отступления был тяжелым и горьким, даже из окружения довелось как-то выходить. Так мы дошли до Волги, до станицы Камышино, я в кровь растер ноги и шагал в хвосте колоны, а у речной пристани толпился, глядя на нас, народ. Военные и гражданские с имуществом, со скотом, который угоняли от захватчиков. Вдруг слышу голос: «Гриша! Новобешевский! Константинов!» Я вздрогнул и увидел земляка своего Дмитрия Мангуша, бывшего председателя сельского совета, он угонял скот и обратился ко мне: «Сынок! Поехали с нами в Казахстан, жив останешься!»
Об этом я даже и не помышлял, ответил, что принял присягу перед Родиной и нарушить ее не могу, буду защищать. Вскорости в небе над нами появился немецкий самолет-фоторазведчик, следом налетели бомбардировщики.
Сменяя друг друга, они нас бомбили 16 часов без перерыва. Старались уничтожить все – и переправу, и людей, но мы выжили. Потом не оставили и Сталинград. За него мы сражались много дней и ночей.
Там, в Сталинграде, я воевал в районе тракторного завода, был контужен, из пограничника переквалифицировался в разведчика 14-й Александрийской ордена Кутузова штурмовой отдельной бригады особого назначения, которая выполняла специальные приказы командования и не подчинялась напрямую ни одному из фронтов.
- Какие задания вам, как разведчику, довелось выполнять?
– Их было много, например, сколько «языков» брали, я не считал и не помню. Но есть незабываемые ситуации и сражения. Скажем, Курская дуга. На Курской дуге мы получили задание взорвать крупный железнодорожный мост, по которому осуществлялось передвижение живой силы и техники врага, мост находился между большой и малой Прохоровками, усиленно и круглосуточно охранялся. С большим трудом нам удалось приблизиться к нему, привязать к сваям и опорам взрывчатку, присоединить к ней детонирующий кабель, передвинуться на расстояние и, крутанув ручку аппарата ППМ -2, взорвать. Ответным огнем немцев я был ранен в ногу, а четверо моих товарищей погибли, их имена я помню до сих пор. Это Василий Рындин из Курска, Александр Гринев из Воронежа, Анатолий Атабаев из Ферганы, Саша Панов – сын полка.
Тогда нас, уцелевших воинов, фашисты окружили и загнали на болото. Продовольствие и боеприпасы были на исходе, связь с фронтом отсутствовала. Основная рация была повреждена осколками, а запасная отказывалась работать. В этих условиях буквально со слезами на глазах к нам обратился комбриг полковник Коваленко. Он сказал: «Сынки! Братья по оружию! Мы находимся в плотном окружении, прошу вас не паниковать, с этой минуты разницы между солдатами и офицерами нет. Всем вооружиться, стрелять метко до последнего патрона, в плен не сдаваться». И вдруг в эту трагическую годину мы услышали, как кричит радист о том, что связь установлена. Оказалось, он умудрился из двух неисправных раций соорудить одну.
В скором времени кольцо окружения вокруг нас было прорвано, с большими потерями мы стали выходить.
У линии фронта наше отделение разведчиков получило еще одно задание – охранять нашу подбитую машину, в которой находилась документация и знамя полка. К этой машине непрерывно ползли фрицы. Нам дали дополнительные рожки к автоматам, гранаты. Тогда нам опять повезло: на подмогу пришел танк Т-34, к нему удалось привязать буксировочный трос и оттащить машину в расположение.
Хорошо помню и бои за Вену и Будапешт. Помню, как коварно фашисты убили моего земляка из Краматорска капитана Илью Остапенко. Он еще с двумя капитанами, выполняя распоряжение нашего командования, желавшего спасти от разрушения Будапешт, в качестве парламентера, сопровождаемый моими разведчиками, пошел с пакетом для немцев в их расположение. Когда они возвращались, немецкая снайперская пуля попала ему в грудь, а в конверте, который он вез нашему командованию, был категорический отказ от капитуляции.
Этот отказ не спас фашистов от разгрома. Наша армия взяла их тогда в плен, около 400 тысяч.
Примерно в то же время наша разведгруппа получила задание проникнуть в тыл врага определить координаты огневых точек и виды вооружения. После выполнения задания мы заметили движущуюся по нейтральной полосе машину «Майбах». Тогда я уже был командиром, дал команду ребятам лечь и не стрелять. Когда машина подъехала поближе, мы ее окружили, а поскольку мы были одеты в немецкую форму, пассажиры в машине испытали настоящий шок. Мы их разоружили, связали руки, кляпами закрыли рты, рядом с немецким шофером усадили Сашу Дончика, он хорошо говорил по-немецки и указывал дорогу к нашему штабу. За «нейтралкой» остановились и решили разыграть сослуживцев. Немцам надели свои пилотки, а на свои головы нацепили их фуражки. Маузер, планшет и бинокль вручили Саше. Так и поехали дальше.
Наше появление вызвало переполох в расположении, нас сначала даже окружили, а потом, когда выяснилось, что это розыгрыш, все дружно смеялись, ребята говорили: «Молодцы разведчики!»
«Майбах» мы подарили своему командиру Коваленко, а себе оставили немецкую овчарку Джека, она тоже тогда была в машине. Очень умная собака, мы с ней подружились, она с нами даже на задания ходила, когда под лозунгом «Даешь Берлин!» мы приближались к фашистскому логову.
К слову, наша бригада удостоилась чести принять участие в его штурме. Бои были тяжелые, кровопролитные, но радость от Победы была непередаваемой. Она была одна на всех, мы все были боевыми побратимами, и Родина у нас была тоже одна.
- Как долго вам довелось ожидать демобилизации?
- Я был демобилизован в первых рядах, к этому времени у меня уже было три ранения, последнее в голову. Домой в родное Старобешево с фронта после Победы я вернулся чуть ли не самым первым. За мной по пятам ходили женщины, и все спрашивали, не видел ли я на фронте их отцов, мужей, братьев. А мама не хотела меня от себя отпускать, все обнимала, целовала и приговаривала: «Где же твои братики Колечка и Жорик?»
В 1946 году меня, как фронтовика, пригласили выступить перед местными жителями в нашем клубе. Там танцевала яркая, красивая девушка Варя, мы познакомились, вскорости поженились и прошли рука об руку по жизни 65 лет. На моей беспредельно доброй Варваре Христофоровне держалась вся семья, а я с утра до ночи находился на работе: сорок лет трудился зоотехником, из них большую часть – главным зоотехником в колхозе имени Фрунзе.
Теперь, к сожалению, Вари со мной рядом нет, но я очень благодарен ей за детей и внуков. Ими, детьми и внуками, я очень горжусь. Все они врачи, и никто из них не убежал с родной земли в наши страшные дни украинской войны против Донбасса.
На этой войне я сам едва не погиб.
Вышел как-то летом 2014 года к своим воротам, вижу по дороге мимо пушки поехали. Я перекрестился и в размышлениях решил закурить, хлопнул по карманам, не нашел зажигалки. Вернулся в дом за огоньком, и тут как шарахнет снаряд. Очнулся на полу. Дочки рядом нет, я испугался за нее, выбежал во двор кричу: «Доченька! Зоечка!», оказалось, она тоже чудом успела зайти в дом. Это нас спасло, а всю нашу крышу побило осколками, их полным полно лежит вокруг…
Следы обстрелов Старобешево
Воронками и осколками теперь усеяно все Старобешево и весь наш район, от некоторых его населенных пунктов вообще остались лишь названия, например села Петровское уже не существует. Многие мои земляки ранены или убиты, многие стали беженцами.
Теперь, оглядываясь на прожитые годы и оценивая происходящее, я жалею об одном, о том, что тогда, во время Великой Отечественной войны, мы не добили бандеровцев, и они снова, прислуживая Западу, принесли людям горе, смерть и разрушения.
Но уверен, что мы выстоим, что, как и в 1945-м, победа будет за нами!
Ирина ПОПОВА
Подпишись: