Арминий — разрушитель империи
В 476 году пала Западная Римская империя. Восточную часть на какое-то время спасла ловкость правителей династии Феодосия, сумевших переориентировать терзавших Балканы варваров на западные провинции, а затем финансовая реформа императора Анастасия, а также юридическая и политическая Юстиниана I создали базу для трансформации имперской экономики (переход от позднеантичного колоната к свободной общине).
Восточной империи повезло ещё раз: император Ираклий смог выиграть фактически уже проигранную войну с Хосровом II. В результате удар арабов не выдержала Персия Сасанидов, а Византия, хоть и потеряла две трети территорий, устояла. Более того, запас прочности, заложенный прошедшей экономической трансформацией, оказался достаточным для того, чтобы провести военную реформу, ввести фемную систему и заложить фундамент для имперского возрождения при Исаврийской, Аморейской и Македонской династиях. В результате Восточный Рим на тысячу лет пережил Западный Рим.
Однако кризис четвёртого-пятого веков был для Восточной и Западной империй общим. А до этого был кризис третьего века (эпоха «солдатских императоров»). Ситуация была временно стабилизирована во время тетрархии Диоклетиана и династии Константина. Впрочем, в обоих случаях временная стабилизация завершалась масштабной гражданской войной или серией конфликтов.
Как правило, современные учёные начинают обратный отсчёт для Римской империи с кризиса третьего века, почти полного столетия гражданских войн, в ходе которого империя неоднократно распадалась на враждующие государства. Но ведь империя и до этого не поражала внутренней стабильностью. Не зря же римляне оказались под таким впечатлением от правления пяти подряд «хороших императоров»: династии Антонинов (Марк Кокцей Нерва, Марк Ульпий Нерва Траян, Публий Элий Траян Адриан, Тит Элий Адриан Антонин, Марк Аврелий Антонин), — что прозвали этот период Золотым веком.
При этом, каким бы «золотым» ни был век «пяти хороших императоров», с гигантскими трудностями на границе столкнулся уже Марк Аврелий, а экономика и финансы империи требовали постоянного бдительного надзора центральной власти при всех пяти правителях, так как постоянно норовили свалиться в кризис. Постоянной проблемой стал поиск денег на содержание армии и на выплаты городским маргиналам в которых всё быстрее превращалось свободное крестьянство Римской империи, не выдерживавшее конкуренцию с крупным товарным производством латифундистов, поддерживаемых государством, которому требовались огромные запасы продовольствия для «социального обеспечения» городского пролетариата (тогда так называли не рабочих на заводах, а городских безработных маргиналов, перебивающихся случайными заработками и государственными выдачами). Вся экономика и логистика империи, основы её внутренней и внешней политики определялись необходимостью получения и доставки огромных массивов продовольствия в Рим и другие крупные города, но прежде всего в Рим, а позднее также в Константинополь (Второй Рим).
В момент создания империи основой её экономики была система античного рабства. Система достаточно хрупкая и за пределами Средиземноморья практически нигде не распространённая. В Средиземноморье же её появление и довольно долгая жизнь определялись скоплением в этом районе массы небольших экономически развитых государств, постоянно воюющих друг с другом и обращавших в рабов пленных и население потерпевших поражение стран. Пока государств было много, а войны между ними шли постоянно, эта экономическая модель работала без перебоев: дешёвые рабы поступали в огромных количествах и создавали достаточно прибавочного продукта для обеспечения экономического роста, технического и научного прогресса, развития науки и искусств.
Первый тревожный звонок прозвенел с началом периода эллинизма — появлением нескольких крупных эллинистических (или частично эллинизированных, как Рим и Карфаген) империй, претендующих на гегемонию во всём Средиземноморье. Неважно кому бы улыбнулась удача: Александру или Пиру, Антигонидам или Селевкидам, Риму или Карфагену (в нашей реальности она улыбнулась Риму). Рано или поздно должен был остаться один — кто-то должен было объединить всё Средиземноморье.
Объединителем оказалась Римская республика. Но задачи постоянной борьбы с внешней угрозой, а также внутренняя нестабильность — борьба популистских «демократических» сил против олигархического правления — вызвали необходимость концентрации власти в одних руках и введения, по сути, военного правления, каковым и являлась власть императоров. Империум — военная власть, власть полководца, хоть у императора было много иных важных титулов, а наибольшую власть ему давал титул Отца отечества, тем не менее в истории, причём уже в истории Рима, их запомнили именно как императоров — военных вождей.
Не случайно очень быстро триумф стал прерогативой правящего императора. Ведь теоретически императорам провозглашался любой, даже не триумфатор, а соискатель триумфа. Армия провозглашала своего победоносного вождя императором в качестве заявки на триумф. Вроде бы никакой опасности: популярных генералов много, а убивали императоров чаще их евнухи, администраторы, родственники и собственная стража, чем удачливые полководцы. Главное же удачливому, популярному в армии полководцу ничто не мешало поднять мятеж без всякого триумфа: армия провозглашала его императором, а дальше вопрос решало соотношение военных сил.
Тем не менее в империи почти сразу было по умолчанию принято, что император может быть только один. Если их два или больше, лишние (проигравшие) должны исчезнуть. Такой подход (вроде бы нелогичный, но подсознательно верный) как раз и показывает нам, что главной задачей, стоявшей перед императором, являлось проведение военных кампаний. Главной эта задача была потому, что без успешных военных кампаний останавливался приток рабов в Рим.
Несмотря на попытку Октавиана Августа, ставшего первым императором, принцепсом (Цезаря обвиняли в стремлении к царской власти, а наследник подал своё единовластие как укрепление республики), продолжить экспансионистскую политику, с начала нашей эры Рим перешёл от наступления к обороне, а император Цезарь Август (как он именовался официально) попытался под соусом возрождения старинного благочестия, укрепления семьи, издания законов против роскоши, массированного выведения земледельческих колоний ветеранов усилить экономические позиции свободного крестьянства.
На период жизни Августа условная стабилизация удалась (как временно удалась она и в век «хороших императоров), но затем с каждым годом ситуация становилась всё хуже и хуже, даже экономные Флавии не смогли надолго восстановить стабильность финансовой системы. Чем дальше, тем больше был разрыв между имперскими доходами и расходами, большая часть которых, включая личные средства императоров, уходила на содержание армии и раздачи городскому маргиналитету.
Отсутствие массированного притока рабов, а значит их удорожание, вело к ускорению разорения свободных крестьян, которые были мелкими рабовладельцами: чтобы не только кормить себя, но и производить что-то на продажу, они содержали в среднем от трёх до десятка рабов. Только крупные латифундисты могли и дальше позволить себе закупать рабов по возросшим ценам, а некоторые даже организовали у себя в имениях «фабрики» по производству рабов, принуждая рабынь беременеть от рабов, чтобы их выращенное потомство продавать на рабском рынке. Но такие «фабрики» были выгодны только в условиях высоких цен, а значит, не только не закрывали проблему массового поступления рабов на рынок, но и не имели такой цели.
Сельское хозяйство империи быстро становилось крупнотоварным и латифундистским. Как ни боролись императоры с политическим представительством латифундистов в сенате, но так до конца и не смогли победить, ибо в руках латифундистов была продовольственная безопасность империи. Можно было казнить сколько угодно сенаторов, но нельзя было посягать на основы экономики латифундий, иначе оголодавший Рим «сожрал» бы любого императора со всеми его преторианцами и легионами. Доходы казны падали, а количество городских маргиналов росло, да и армия не сокращалась.
Финансовый кризис преследует империю всё время её существования. В конце концов ситуация стала так плоха, что Диоклетиан начал платить своим чиновникам и военным натуральным пайком. Он (паёк) мог выдаваться и в денежной форме, но сам факт исчисления его стоимости в натуральных продуктах свидетельствовал о том, что основа империи — её разветвлённая мощная фискальная система — больше не в состоянии обеспечивать потребности государства. Начался постепенный переход к натуральному хозяйству, убивший Западный Рим и достигший своего апогея уже в тёмные века, а в Восточном Риме остановленный и обращённый вспять реформами Анастасия и Юстиниана (что и дало Восточному Риму дополнительную тысячу лет жизни).
Так вот, основы этого кризиса были заложены именно при Октавиане Августе. Хоть он и хвастался, что выиграл массу войн (в основном гражданских) и «принял Рим кирпичным, а оставил мраморным, но главную битву своей жизни он проиграл.
Октавиан был одним из умнейших римских императоров. Мы не можем точно знать, понимал ли он роль военной экспансии в жизни империи или нет, но то, что интуитивно чувствовал, несомненно. Он попытался продолжить экспансию. Сразу после гражданских войн Рим начал освоение пространства между Рейном и Эльбой. Новая провинция в процессе своего создания должна была обеспечить потребности империи в рабах на ближайшие десятилетия.
Но воспитанный в Риме вождь племени херусков Арминий имел другие взгляды на перспективы своего народа. В 9 году Р.Х. он заманил в засаду и разгромил в Тевтобургском лесу полководца Квинтилия Вара с тремя легионами и вспомогательными войсками. Рим, бывало, терял и больше, Арминий же свою борьбу в конечном итоге проиграл. Но выяснилось, что империя перенапряглась в предыдущих войнах, в том числе гражданских, и в данный момент у нее нет сил на продолжение экспансии. Октавиан остановил расширение империи.
Следующие римские императоры постоянно пытались продолжить экспансионистскую политику. Некоторые даже что-то завоёвывали (Британию, Дакию). Но каждый раз под давлением внутренних экономических проблем завоевания приходилось останавливать. Античная экономика не успевала перезапуститься, а с каждым десятилетием перезапуск становился всё более сложным делом.
Нужны были реформы, но рабы Рима не знали, что должны строить «развитой феодализм». Не в курсе были и власти империи. Новая система медленно прорастала сквозь старую и проросла в Византии к восьмому веку, а в Западной Европе, поделенной между варварскими королевствами и надолго погрузившейся в тёмные века, феодализм пережил искажавшее его первоначальное уродство и стал нормальной государственной системой лишь к XI, а в иных местах и к XV веку. К этому времени Западной Римской империи давно уже не было, о ней и думать забыли.
В общем, империя не пережила системный переход. Арминий же, сам того не подозревая, дал старт её разрушению, перекрыв ей доступ к необходимому для жизни и реформ (а они стоят дороже обыденной жизни) ресурсу. Потеряв в Тевтобургском лесу легионы Вара, имперская экспансия захлебнулась, имперская экономика утратила перспективу, а реформы не получили необходимый ресурс.
Очевидно, что кризис был преодолим и в этих условиях, но имперские власти не нашли необходимых решений. А их очень трудно найти, находясь внутри системы, дыры которой постоянно необходимо латать. Латание дыр становится главной задачей власти. Да и как увидеть из 9 года от Р.Х. сразу восьмой или хотя бы шестой век, как написать план реформ на полутысячелетний период?
Мы сейчас тоже находимся в переходном периоде. Мы и весь мир. И тоже никто не знает, какая система придёт на смену отжившей системе американской политической гегемонии, обеспечивавшей господство финансового капитала.
У нас, у России, как в конце пятого века у Восточного Рима, есть определённая подушка финансово-экономической безопасности, появившаяся в результате того, что мы находились на периферии системы и не были в полной мере подвержены всем её порокам. Именно эту подушку (и не только нашу, но и другие) Запад и пытается переделить в свою пользу. От этого все войны и конфликты последнего времени. И Запад не уймётся, пока его не постигнет судьба Первого Рима. Но он желает «подарить» такую судьбу нам.
Именно это, а не братство/небратство, нацизм/ненацизм, пропаганда/антипропаганда и т. д. определяет накал и продолжительность борьбы. Именно поэтому Украина лишь эпизод, который может оказаться далеко не самым ярким. Американцы пытались заманить нас в «Тевтобургский лес», но наши легионы там не погибли, впрочем, и «херусков» с «арминиями» у наших врагов тоже ещё полная котомка.
Ростислав Ищенко,
