«Сувенир» из Хиросимы

После смертельно опасной командировки оба лечились. Герман Сергеев вскоре скончался. Михаил Иванов, наоборот, жил долго. Работал в Турции, снова в Японии, в Китае, возглавлял разведаппараты советской военной разведки в этих странах, стал генералом. Умер в 2014-м в 101 год.

…Было около полдевятого утра 6 августа 1945 года, когда токийский оператор вещательной корпорации заметил, что радиостанция Хиросимы неожиданно замолчала. Вскоре связь с ней потерял и центр управления железнодорожным телеграфом.

Радиостанции штаба войск, боевых частей также исчезли из эфира в одночасье. Офицеры Генштаба терялись в догадках, по их данным, город никто не бомбил, крупных налетов вражеской авиации не было. Что же случилось?

Офицер-генштабист, посланный на самолете в Хиросиму, через несколько часов сообщил страшную весть, в которую трудно было поверить. Города по сути не существовало. Внизу под крылом самолета лежала зона сплошных разрушений. Развалины горели, покрывая все до горизонта густым облаком дыма.

Ближе к полуночи Вашингтон сообщил миру о первом применении сверхоружия, которое стерло Хиросиму с лица земли. Президент США Трумен заявил: «Мы сейчас готовы уничтожить еще быстрее и полнее, чем раньше, все наземные производственные мощности японцев в любом городе. Мы уничтожим их доки, их фабрики и коммуникации. Пусть не будет никакого недопонимания – мы полностью уничтожим способность Японии вести войну… Если они не примут сейчас наши условия, пусть ожидают дождь разрушений с воздуха, подобного которому еще не было на этой планете».

Хирохито знал больше других

В советской резидентуре в Токио слушали сообщения из Вашингтона, однако, признаться, мало что понимали. Да, американцы применили оружие огромной разрушительной силы, но какое именно, никто сказать не мог.

“ 6 августа на город налетел тайфун. Он разрушил все на своем пути и поразил людей неведомой болезнью ”

9 августа была сброшена атомная бомба на Нагасаки. Через шесть дней, 15 августа император Хирохито выступил по радио и объявил о капитуляции Японии. В обращении он так же сказал: «Если мы продолжим сражаться, это приведет не только к коллапсу и уничтожению японской нации, но и к полному исчезновению человеческой цивилизации».

В Москве начальник Генерального штаба Алексей Антонов вызвал к себе руководителя военной разведки и спросил, знаком ли он с выступлениями Трумэна и Хирохито. Генерал Федор Кузнецов знал эти тексты наизусть, но прекрасно понимал, чего хочет Антонов. Однако кроме общих слов главный разведчик ничем порадовать шефа не мог. «Федор Федотович, – сказал Антонов Кузнецову, – в конце концов надо выяснить, что произошло в этих городах…»

В Токио улетела шифрограмма. Резидент командировал в Хиросиму и Нагасаки двух офицеров из числа сотрудников посольства – капитанов Михаила Иванова и Германа Сергеева. Перед отъездом с ними побеседовал посол СССР в Японии Яков Малик. Он напутствовал словами: «Внимательно посмотрите, что там натворили американцы. Насколько мне известно, пока ни у кого ясности на этот счет нет…»

«Американская пропаганда, – рассказывал позже Иванов, – в те дни много шумела о всемогуществе атомной бомбы. Уже тогда из выступлений американских государственных и военных деятелей можно было понять, что руководители США делают серьезную ставку на атомное оружие, причем все отчетливее в соответствующих заявлениях прослушивался откровенный шантаж. Никто из нас, находившихся в Японии, не знал подробностей о разрушениях Хиросимы, поэтому увидеть своими глазами последствия первых атомных бомбардировок представлялось весьма желательным. 23 августа 1945 года поезд Токио – Фукуока доставил нас, двух советских людей, в Хиросиму. Огромный интерес сочетался с определенной тревогой: правильно ли мы поступаем, отправившись без всяких мер предосторожности на место катастрофы?».

Здание после бомбежки в Хиросиме

Однако тревогу и сомнения пришлось отбросить. На них не оставалось времени. Еще при подъезде к городу Иванов и Сергеев наблюдали в окно вагона странную картину: Хиросима, едва начавшись, исчезала на глазах. Вдоль железной дороги тянулись развалины.

Вид с перрона оказался еще страшнее. Вокруг царил хаос, который офицерам прежде не доводилось видеть. Михаил Иванов, будучи в Испании, сам попадал под бомбардировки, но это было нечто другое. Железнодорожная зона, примыкавшая к вокзалу, превратилась в кладбище паровозов. Опрокинутые, сгоревшие вагоны, вырванные из земли рельсы и шпалы. И все это почему-то окрасилось в оранжево-красные тона железной окалины.

Вокруг ни души, только на дальнем краю перрона согбенная фигура станционного служащего в красной фуражке. Пришлось обратиться к нему. Офицеры сказали, что являются советскими дипломатами и приехали осмотреть город. Японец оскалился: «А что смотреть? Города нет…» На вопросы отвечал односложно: все, кто видел взрыв, погибли, его перевели с другой станции, в городе свирепствует неизвестная болезнь.

Незаметно, словно из-под земли появился человек, представившийся сотрудником службы безопасности. Он был очень удивлен, что советские дипломаты рискнули сойти с поезда в Хиросиме. Японец попытался отговорить Иванова и Сергеева выходить в город и повторял: «Здесь самая страшная на свете болезнь…» Однако названия ее он не знал.

Но советские настаивали, говорили, что им надо увидеть очевидцев катастрофы. Собеседник сказал, что «заразные больные» собраны в одном месте, но большинство уже умерли.

Прогулка по мертвому городу

Иванов и Сергеев решили пройти по главной улице, обозначенной на туристической карте. «Достаем план города, – вспоминал Михаил Иванович, – от центра к вокзалу должна идти большая широкая улица… Но ее нет. К центру можно двигаться напрямик. С каждой сотней метров перед нами все меньше препятствий. Кое-где торчат из земли обгоревшие пни… Пробираясь вперед, мы искали огромную воронку. Такой силы взрыв должен был ее оставить, но ничего не обнаружили. В центре все такая же пустыня из камня и пепла, словно выровненная огромным катком. Местность приобретает монотонный желтовато-серый цвет. Дотошный Сергеев останавливается у каждого бугорка и ямки в надежде увидеть какую-нибудь диковинную вещь или обломок, свидетельствующий о том, что до взрыва здесь кипела жизнь. Но ничего, кроме нескольких камней, тут же брошенных в сумку, найти не удалось. Делаем несколько фотографий, понимая, что все они будут похожи одна на другую. Настроение становится все более подавленным, идем, почти не разговаривая. Только смотрим, смотрим…»

Чем больше офицеры вглядывались в страшный пейзаж, тем скорее хотелось отсюда убраться.

В стороне виднелись какие-то чудом оставшиеся постройки. Рядом с ними Иванов и Сергеев увидели людей, которые не могли стоять, ходить и потому лежали, едва двигаясь. Они были обезображены ожогами, язвами, у некоторых выпали волосы. Несколько человек, возможно, медики, старались оказать помощь несчастным.

Возле разрушенного здания Иванов и Сергеев увидели канусси – синтоистского священника, который из жестяной банки разливал воду в маленькие чашечки для пострадавших.

«Скажите, что произошло с вашим городом?» – спросил Сергеев по-японски. Канусси окинул их долгим взглядом и тяжело вздохнул: «Нас покарал божественный ветер Камикадзе». «Но Камикадзе всегда карал врагов Японии», – удивился Иванов. «Мы плохо воевали против американцев и тем самым прогневали его». «Значит, вы знаете, что эту страшную бомбу сбросили американцы?». Священник промолчал.

В это время к ним подошел молодой японец. Он нес завернутое в одеяло тело женщины. Осторожно опустил его на землю, и канусси стал читать над ней молитву. По всему было видно, что это тело матери японца.

Шепотом, чтобы не мешать молитве, Иванов спросил, что с ней случилось. Японец рассказал, что живут они на окраине Хиросимы. 6 августа утром над городом разразился гром и налетел тайфун. Он разрушил все на своем пути и поразил людей неведомой болезнью. Еще вчера его мать была здорова, готовила пищу, но сегодня утром она потеряла сознание и не приходит в себя. «Так ее надо везти к врачу», – сказал Михаил Иванович. Японец отрицательно покачал головой: «От этой болезни не лечат. Человеку надо дать умереть самому с молитвой».

Остаток дня и ночь до прибытия поезда Иванов и Сергеев провели в полуразрушенной гостинице на полу. Потрясенные увиденным, не могли уснуть. Михаил предложил Герману выпить по стаканчику виски, бутылку которого он предусмотрительно прихватил в дорогу. Но Сергеев отхлебнул глоток, поперхнулся и отказался. Иванов выпил стакан.

Окончание следует.

Опубликовано в выпуске № 7 (820) за 25 февраля 2020 года