Автор: Билл Брайсон
Я помню, как впервые попробовал европейский шоколад. Это было на Центральном вокзале Антверпена 21 марта 1972 года, на второй день моего пребывания в Европе пешим туристом. В ожидании поезда я купил в станционном киоске плитку бельгийского шоколада, откусил немного и – мгновение спустя, испытав поразительное наслаждение – начал непроизвольно издавать восторженные звуки достаточной интенсивности, чтобы привлечь недоуменные взгляды всех, кто находился на расстоянии ближайших 20 ярдов.
Знаете, как ребенок поедает порцию сладостей – шумно, с удовольствием и звучным чавканьем? Ну, так это был я. Я просто не мог остановиться. Я и не подозревал, что шоколад может быть настолько хорош. Я не предполагал, что что-то вообще может быть столь здорово.
Американские плитки шоколада, как вы, возможно, знаете, – непостижимо безлики. Мне рассказывали, что когда-то было иначе. Я много раз слышал от людей поколения моих родителей, что когда они были молоды, то американские шоколадки были полны всего – они были жирнее, мягче, более щедро заполнены орехами и нугой и восхитительного вкуса. Отец с любовью вспоминал шоколадные батончики 1920-х годов, такие тягучие, что их можно было жевать чуть не целый день и потом еще две недели чувствовать вкус. Те же самые батончики теперь невероятно безвкусны.
Популярное объяснение этому таково: все продукты постоянно, год за годом заново разрабатываются – вероятно, я должен сказать «вырабатываются» – ради снижения затрат и усиления привлекательности для людей с менее взыскательным вкусом. Безусловная истина: огромное большинство американских пищевых продуктов – белый хлеб, отечественный сыр, почти все полуфабрикаты, масса пива, большая часть кофе – ничем не напоминает здоровые, вкусные и разнообразные аналоги, встречающиеся почти везде в Европе, включая и Британию. Что странно для страны, где так любят поесть, – но так оно и есть.
Я отношу это на счёт двух факторов. Первый – цена. В Америке все определяется ценой, и намного сильнее, чем в других странах. Если цена становится ведущим фактором для конкурирующего бизнеса (а она всегда становится), то более дешёвое неизбежно вытесняет более дорогое, а это редко ведёт к улучшению качества. (На самом деле качеству это никогда не на пользу).
Вот в соседнем городке раньше был хороший мексиканский ресторанчик быстрого питания. Затем, около года назад, через дорогу от него открылся Taco Bell, часть национальной сети. Я не поверю, что на свете есть человек, который станет утверждать, что Taco Bell предлагает действительно хорошие мексиканские блюда. Но он дешёвый – по меньшей мере на 25% дешевле того ресторана через дорогу, с которым конкурировал. Через год со старым ресторанчиком было покончено. Так что теперь, если вам в наших лесных дебрях захочется по-быстрому перекусить мексиканской едой, то вам придется согласиться с дешёвым, но крайне бесцветным предложением в Taco Bell.
Поскольку Taco Bell столь решительно конкурентоспособен по цене, то его доминирование почти повсеместно. Практически везде на американских шоссе сейчас если вы захотите тако (мексиканский пирожок из кукурузной лепёшки с начинкой из рубленого мяса, томатов, сыра, салатных листьев; подаётся с острым соусом; входит в меню многих ресторанов быстрого питания в США – прим.пер.), то вы вынуждены направиться в Taco Bell. Что приводит в оцепенение, так это то, что, по-видимому, большинство и желает этого. И тут мы подходим ко второму из наших факторов – странной, непоколебимой приверженности американских потребителей к предсказуемой однородности. Иными словами, американцы любят, чтобы везде и повсюду – все было одинаково. И вот это меня ставит в тупик.
Возьмём Starbucks, сеть кофеен, которую я слегка и, возможно, беспричинно недолюбливаю. Подумаешь, невидаль. Я сам могу приготовить чашечку неплохого кофе. Впечатление, производимое Starbucks – что основной движущей силой для них является не приготовление кофе получше, а создание побольше кофеен Starbucks. Если американцы, любящие выпить кофейку, потребуют действительно отличного кофе – Starbucks придётся его обеспечить, если они хотят остаться в преимущественном положении; но американцы этого не сделают, так что никакого давления, заставляющего обеспечить отличное качество, на Starbucks не будет. Они могли бы это и сами сделать, но никакой коммерческой необходимости в этом нет, в частности потому, что в большинстве мест – а) есть только одна кофейня и – б) потребителям целиком и полностью привычна марка Starbucks.
У нас в Гановере есть две весьма неплохих кофейни; но я убеждён, что если тут откроется Starbucks, то жители будут в восторге. (Надо было видеть экстаз, когда открылся «Гэп» – сеть магазинов продающих модную молодежную одежду, часть которой производится компанией «Гэп» ). Starbucks тут стали бы считать неким подтверждением статуса города со стороны внешнего мира. Приезжие, от которых зависит благосостояние города, почти наверняка в подавляющем большинстве приветствовали бы это, ведь он им знаком и они чувствуют себя там комфортно.
Люди выросли столь привычными к однородности, что она их, так сказать, гипнотизирует. В пяти приблизительно милях от моего дома недавно ещё располагался милый, старомодный, семейный ресторанчик. Пару лет назад напротив него открылся McDonald's. Практически сразу же вся масса клиентов переместилась с одной стороны дороги на другую. Прошлым летом семейный ресторанчик закрылся. Вскоре, в разговоре с соседом, я заметил, насколько сильно меня расстраивает то, что люди отказываются от местных учреждений в пользу всеобщей притягательности McDonald's.
– Да-а, – сказал сосед очень медленно и задумчиво, что явно показало – он совсем не согласен с моим заявлением. – Но, по крайней мере, в McDonald's вам всё знакомо, не правда ли?
– Именно, – вскричал я с воодушевлением. – Разве вы не видите, что в этом-то и проблема!
Мне хотелось схватить его лацканы и объяснить, что именно из-за подобного мышления в Америке шоколад безвкусен, белый хлеб похож на поролон, а сыр имеет сотню названий (Колби, Монтерей простой, чеддер, американский, проволоне), но у него одинаковый вкус, одинаковая структура и одинаковый ярко-жёлтый цвет.
Но стало ясно, что это бессмысленно. Он был похож на одного из тех людей-коконов из Invasion of the Body Snatchers (Вторжение захватчиков тел). Его душа охвачена силами безликости, возврата нет. Он стал McPerson. (Мак-особью).
Он тревожно взглянул на меня – обычно люди на нашей улице не приходят в возбуждение – и я ясно увидел, как у него в голове ворочается мысль: «Ого! Эмоциональный парень!»
Может, он и прав. Признаю, в прошедшие месяцы я был немного выбит из колеи. Сам я отношу это на счёт тяжелейшего шоколадного голодания.