Недавно генсек НАТО назвал неприемлемым, что у России есть сферы влияния и сферы интересов за пределами её границ.
«Это означает, — продолжил Столтенберг, — фактическое признание, что Россия может контролировать, что делают или не делают ее соседи. И это тот мир, в который мы не хотим возвращаться. Мир, в котором большие страны могли накладывать ограничения на то, что суверенные независимые нации могли делать».
Наши политики поспешили напомнить норвежцу об обширных сферах влияния его заокеанских боссов, для которых понятие суверенитета, если оно не подкрепляется военной мощью, вообще пустой звук. Впрочем, с одной стороны, формально Столтенберг прав, ибо с точки зрения Устава ООН и международного права одна страна не должна посягать на суверенитет другой ради обеспечения своих интересов даже в области безопасности, но, с другой стороны, в реальной жизни большие и сильные государства соперничают за влияние на маленькие и слабые, особенно если эти последние имеют важное геостратегическое местоположение или обширные природные богатства. И характер этого соперничества таков, что, если будешь долго вчитываться в положения Устава ООН, тебя сначала по границам обложат военными базами, а потом и вовсе превратят в «кормовую базу», лишив суверенитета. И жаловаться будет некому.
Сколько бы правоведы ни копались в теории международных отношений, практика жизни доказывает, что реальный, а не бумажный суверенитет государству даёт только его военная дееспособность, выражающаяся в совокупной мощи вооружённых сил и экономики, то есть в возможности вести войну и вести её продолжительно. Несколько сглаживающим фактором является наличие фатального ядерного вооружения. Но наличие у ряда больших стран ядерного оружия окончательно сместило сферу их борьбы на территории безъядерных стран, т. е. только усугубило положение слабых и маленьких государств.
Стало быть, налицо противоречие между провозглашённым принципом равноправия государств и реальным положением вещей, когда в сферы влияния больших и сильных государств попадают маленькие и слабые; противоречие между принципом суверенитета членов ООН и реальным отсутствием суверенитета, или, как сейчас модно говорить, отсутствием субъектности.
Можно было бы отнести данное противоречие к недостаткам реализации положений международного права, однако в таком случае речь шла бы о необходимости совершенствования институтов принуждения, гарантирующих их соблюдение. Но таких институтов, по сути, не существует, все отношения между государствами в глобальном смысле строятся на договорённостях, а гарантом выступает только уравновешенность военных потенциалов. Более-менее справедливый и правовой режим взаимоотношения государств удаётся обеспечить только между слабыми государствами и только в том случае, если гарантом выступает сильное государство, не заинтересованное в поддержке какой-либо из сторон.
Значит, проблематика этого противоречия кроется не во внутренних недостатках сложившейся модели взаимоотношения стран, а в том, что сама эта модель не отражает реалий глобальной политики. Перед нами тот распространённый случай, когда красивая юридическая оболочка искусственно натянута на уродливое тело жизни.
Большие политики сегодня, как и генсек НАТО, на словах исходят из равноправия государств, из необходимости свято блюсти суверенитет даже самых небольших стран. Со стороны российского руководства постоянно звучит критика в адрес США со ссылками на Устав ООН. Со стороны американцев постоянно звучит критика в адрес России со ссылками на суверенитет Украины, Польши, стран Прибалтики и т. д. Руководители малых государств постоянно выступают на трибуне ООН с призывами к большим и сильным странам соблюдать дух Устава ООН. А воз и ныне там, каждый трактует свои действия как правомочные прежде всего потому, что национальные интересы ценятся выше, чем международные декларации. Здесь можно лишь отметить, что позиция России, Китая и всех других государств, которые выступают против гегемонистского подхода, куда более справедливая, чем лицемерная, двуличная политика США и ЕС.
Кажущуюся вполне естественной идеологию мирного сосуществования равноправных государств, заложенную в основание института ООН, признали не так давно. Эта установка была предложена советской стороной в Московской декларации четырех государств 1943 года (США ― СССР ― Великобритания ― Китай):
«Осознавая свою ответственность в деле обеспечения освобождения самих себя и союзных с ними народов от угрозы агрессии; признавая необходимость обеспечения быстрого и организованного перехода от войны к миру и установления и поддержания международного мира и безопасности при наименьшем отвлечении мировых человеческих и экономических ресурсов для вооружений; совместно заявляют… что они признают необходимость учреждения в возможно короткий срок всеобщей Международной Организации для поддержания международного мира и безопасности, основанной на принципе суверенного равенства всех миролюбивых государств, членами которой могут быть все такие государства — большие и малые».
Почти 80 лет политической практики показали, что международные соглашения в сравнении с авианесущими ударными группами и ракетоносцами ничего, по сути, не решают. Состояние международной политики в своих основных чертах не изменилось, несмотря на то что рухнула старая колониальная система и малые страны получили формальный суверенитет. Изменилось лишь то, что до середины XX в. основным поводом для войн была принадлежность тех или территорий, теперь же война используется в борьбе за пресловутые сферы влияния. Решающее значение в системе мировой политики всё так же играет свобода движения капиталов крупных и сильных государств. Западные правительства подавляют экономический потенциал слабых стран, навязывая им лояльные правительства, а западные корпорации выкачивают ресурсы и ввозят капиталы, которые лицемерно называют инвестициями. Мировой рынок в лице крупнейших корпораций США и Европы приспосабливает экономики бедных и слабых стран под свои отраслевые нужды. И как нарастающее следствие этого фактора значительным явлением стала трудовая миграция.
Никуда не исчезнувшее право сильного породило пирамидальную структуру международных отношений, что прямо противоречит букве и духу Устава ООН.
Эволюция подхода к международным отношениям выглядит примерно следующим образом. До Великой французской революции все страны подразделялись на две категории — империи и остальные государства. Империи, как правило, обладали колониями и, исходя из превосходства военно-политического потенциала, играли решающую роль в мировой политике. Они делили между собой всю территорию земного шара, вели войны за колонии и т. д. После наполеоновских войн политиками было введено в оборот понятие «великая держава», которое подменило собой статус империи. Теперь великие державы определяли судьбы мира, вели войны за передел территорий.
Композиция международных отношений была несколько нарушена после Октябрьской революции, когда Россия, отбросив старые подходы, провозгласила новый классовый подход к международным отношениям. Теперь все страны подразделялись на три категории: диктатуры пролетариата (советские и народно-демократические государства), империалистические страны (демократии западного образца и фашистские режимы) и государства, возникшие в результате национально-освободительной борьбы. Этот подход мог бы завоевать определённую популярность, если бы вслед за Октябрьской победили революции в ряде европейских стран, прежде всего в Германии. Однако этого не произошло, и СССР был вынужден исходить из господствующего принципа «великих держав», а классовый подход остался лишь некоторым теоретическим соображением.
После завершения Второй мировой войны СССР, как главный победитель, участвовал в формировании нового миропорядка, стараясь навязать западным странам выгодные для себя принципы. Тогда советским руководителям казалось, что идеология мирного сосуществования равноправных государств, закреплённая в Уставе ООН, подорвёт господство США и других великих держав, будет постоянно вскрывать двуличность их политики. Отчасти так и произошло, но, как это часто бывает, красивая в теории идея на практике превратилась в фарс. ООН быстро стала ареной политических игр, и советское руководство, стремясь к большему количеству голосов, протолкнула в состав ООН абсолютно бумажные государства — УССР и БССР. То есть уже в самом начале реализации принципа суверенитета и равноправия даже вроде бы «светлой стороной силы» были допущены шулерские ходы.
Каждому вменяемому человеку очевидно, во-первых, что решение ключевых вопросов межгосударственных отношений не может осуществляться посредством голосования, во-вторых, что не может голос какой-нибудь восьмимиллионной Швейцарии равняться голосу полуторамиллиардного Китая, в-третьих, что противоречия и конфликты между государствами и тем более между народами невозможно урегулировать декларациями и резолюциями, за каждым решением, пусть даже самым справедливым, должна стоять реальная сила принуждения. Но теория дипломатии живёт в своём виртуальном мире, а политики по привычке говорят одно, а делают совсем другое.
Разумеется, реальная дипломатическая практика государств исходит из объективного положения вещей, а не из Устава ООН. Но при этом весь мир так заигрался в эту идеологию равноправных государств, что уже боится признать очевидное: в текущих условиях никакого равноправия государств быть не может. Сущность сложившейся системы мировой политики состоит в борьбе за передел сфер влияния, собственности и рынков крупнейшими западными милитаризированными государствами, а Россия, Китай и ряд других государств выступают против этой гегемонии. Но проблема в том, что и Россия, и Китай ничего нового не предлагают, апеллируя всё к тому же фантастическому идеализму Устава ООН.
Анатолий Широкобородов,
специально для alternatio.org