Как восприняли гибель Константинополя в католической Европе: плакали или смеялись

Вступление султана Мехмеда II в Константинополь. (худ. Ж.-Ж. Бенжамен-Констан)

В 15 веке христианский мир давно потерял единство и был похож на перессорившееся семейство. Со времён великой схизмы католики возлагали анафему на православных, а православные кляли на чём свет католиков. Логично предположить, что в этих условиях новость о взятии турками Царьграда должна была вызвать у католиков положительные эмоции. Давайте посмотрим, а так ли это было на самом деле?

Нет ничего хуже этого

Первыми о падении Константинополя узнали на о. Крит. В начале лета к местным христианам прибыли моряки, оборонявшие Город и за свою доблесть отпущенные Мехмедом II на свободу. Известия о падении столицы православия потрясли жителей. Как выразился на письме один монах с Крита: "Ничего хуже этого не случалось и не случится".

Когда страшная весть достигла о. Негропонт неподалеку от Греции, население охватила паника и началось повальное бегство, с трудом остановленное местным властями. Аналогичная история повторялась на островах и в портовых городах Кипра, Родоса, Корфу, Хиоса, Лепанто и т.д. Всё Средиземноморье до самого Гибралтарского пролива немело от ужаса, услышав печальную весть.

Вся Италия в панике и печали

Быстроходный корабль из Леванта прибыл в Венецию утром 29 июня 1453 года. Когда люди услышали о падении Константинополя,

"поднялся невероятный и великий крик, плач и стоны, каждый ударял себя кулаками по груди, царапал себе голову и лицо, [печалясь] о смерти отца, сына или брата или потере имущества" (Цит. по: Кроули Р. Константинополь...)

По всей Италии курьеры разносили потоки писем, сообщавших об "ужасном и горестном" падении Константинополя и Галаты. В Болонье Генуе, Риме и Неаполе многие отказывались верить своим ушам. А когда осознавали, что неприступный Город пал, то начинали рыдать прямо на улицах.

Как пишет историк Р. Кроули, "ужас породил самые невероятные слухи. Говорили, будто все население старше шести лет вырезано, что сорок тысяч человек ослеплено турками, что все церкви разрушены, а султан теперь собирает огромные силы, намереваясь немедленно двинуться в Италию. Молва особо упирала на жестокость турок, на то, сколь силен их натиск на христианство…".

Эмоции зашкаливали через край

Новости быстро разнеслись по всей Европе. Из Италии они распространились в Британию, во Францию, Португалию, Испанию, Фландрию, Венгрию, Сербию, Польшу и другие страны. Общим рефреном воцарившихся настроений могут быть слова грузинского хрониста, который писал:

"В тот день, когда турки взяли Константинополь, померкло солнце".

"Что ужаснее тех новостей, чем те, которые пришли к нам по поводу Константинополя?  - приводит Р. Кроули слова Энея Сильвио Пикколомини, адресованные папе. - Мои руки дрожат, даже когда я пишу; моя душа потрясена". Правители Европы (как, например, германский император Фридрих III) плакали, узнав о печальной судьбе Города.

Величайшее потрясение

Печальные рассказы о судьбе Константинополя быстро стали частью обыденной жизни. Простые люди из разных стран со страхом и ожиданием чего-то худшего пересказывали друг другу подробности событий весны 1453 года и лица их становились печальными. "Даже в лютеранском молитвеннике в Исландии будет содержаться просьба к Богу о спасении «от коварства папы и ужасных турок»". На все языки христианского мира переводились многочисленные письма, хроники, истории, пророчества, песни и плачи, в которых выражалась скорбь жителей Южной, Восточной и Западной Европы.

Постскриптум

На фоне острого сочувствия Константинополю во второй половине 15 века в Европе стали подниматься антиисламские настроения. Монархи обменивались идеями крестового похода.

Но неужели никто не радовался окончательному исчезновению Византии? Конечно, радовались. Но только не в христианском мире, а в мусульманском. Там в каждой стране и в каждом городе устраивались увеселительные мероприятия и проводились молитвы.

29 мая 1453 года был днём, когда весь христианский мир (включая Россию, о которой сегодня не говорилось), почувствовал внутреннее единство. Это был уникальный опыт общеевропейской самоидентификации. Жаль, что для него потребовался такой печальный случай.

Вернуться назад