Как лейтенант Каменев сравнил русских и немецких солдат в быту и был поставлен в тупик

Враг повержен

Воспоминания о войне советского офицера Владимира Николаевича Каменева, вышедшие к 65-летию Победы принадлежат к разряду нетипичных. Они честные, и многим могут не понравиться. Боюсь, что и автору этой статьи комментаторы, блюдущие память о прошлом, "всыпят" по первое число. Но извините, друзья, из песни слова не выкинешь. Что было, то было. Итак.

Почему хозяева избы прятались за печкой

События происходили в в середине февраля 1942 года на небольшом участке Северо-Западного фронта где-то между озером Селигер и городом Демянском. В третьем часу подразделение лейтенанта Каменева готовилось занять для ночлега избу, в которой до них размещались другие красноармейцы. Они "вываливались" наружу сонные и недовольные.

"Эти красноармейцы, - вспоминал Каменев, - вели себя исключительно некультурно. Густой мат, несмотря на присутствие хозяев, в том числе двух молодых девушек, плевки и сморканье на пол, где они же спали вповалку и без всякой подстилки, шум и крики, даже драка – вот что застали мы, впихнувшись с мороза в избу".

Смущённые таким поведением постояльцев хозяева, не могли спать и прятались в дальнем углу за печкой. Владельцев дома было пятеро: старая хозяйка, две дочери на выданье и мальчик и девочка в возрасте от трёх до пяти лет. Передний угол избы был завешан иконами, из мебели имелся стол и лавки по стенам.

Красноармейцы выходили поодиночке, не очень-то слушая команды сержантов и младшего лейтенанта. Наконец, изба была освобождена, и в неё вселилось подразделение Каменева.

Утренний разговор

Утром лейтенант разговорился с хозяйкой. На вопрос о пребывании немцев в деревне она сообщила, что жили они здесь месяцев пять или шесть, а ушли в начале января быстро и без боя. Каменев спросил о грабежах, мародёрстве.

“И-и, батюшка, сам знаешь, что и говорить!” – сокрушённо махнула руками старуха, имея в виду, что от немцем кроме безобразий другого не стоило и ожидать.

Однако вскоре она стала словоохотливей, почувствовав, что новые постояльцы "люди не вредные". Каменев спросил, почему немцы не отобрали у неё свинью, что хрюкала в сарае.

– А у нас, видишь, ребятишки маленькие, – отвечала старая. – У кого дети есть, у тех мелочь немец не отбирал!

– Ну, а с коровами как? – не унимался лейтенант.

Колхозных коров, сказала старуха, "всех наши угнали, ну, а личных-то коров немцы взяли пять штук. У нас, почитай, в каждом дворе корова".

Каменев начал прикидывать: деревня насчитывала 75 дворов, немцы пробыли в ней 5 месяцев и забрали 5 коров... А старуха не унималась, рассказывая, какие немцы аккуратисты, как пьют "кофей", заедают шоколадом и намазывают ситный хлеб маслом. Далее в разговор вклинились дочки и вместе с матерью поведали, что "народ немцы очень весёлый, у каждого губная гармошка. Здорово на ней играют и танцуют при этом".

– Женились здесь даже! – выпалила старшая дочь, "неопределённо улыбнувшись", на что младшая немедленно фыркнула.

Heuf des Pferde (Сено для лошадей)

Завершив познавательный разговор с хозяйкой, Каменев пошёл осматривать склад немецкий трофеев и конюшню. Конюшня была новая, большая и просторная. От крыши помещение отделял потолочный настил, прошпаклёванный и утеплённый сеном.

– Немецкая работа! – вырвалось у сопровождавший своего командира старшины Максимцева.

На двери в конюшню красовалась надпись "Heuf des Pferde", а под ней на отличной толстой бумаге типографским шрифтом было выведено четверостишие. Первые буквы каждой строчки были нарисованы красной тушью. Надписи были "аккуратно привёрнуты четырьмя шурупами каждая".

Зайдя в конюшню, лейтенант Каменев увидел другую надпись и другое четверостишие. Немецкого языка он не знал, но надписями, по его словам, "просто любовался!"

Вместо заключения

Светский лейтенант Каменев не считал зазорным любоваться немецким уровнем была и культуры в 1942 году, хотя был самый разгар войны. Мне кажется, он поступал правильно, понимая, что воюет не с немецким народом, а с нацизмом, который сбил немцев с правильного пути.

Ну а что касается неделикатного поведения наших красноармейцев в чужой избе, то, может, они так выказывали своё презрение к тем, кто был под оккупацией? Или просто "разболтались" при слабых командирах? Не знаю. Солдаты лейтенант Каменева такого себе не позволяли - ведь за малейшую грубость он пригрозил им расстрелом на месте.

Постпостскриптум

В марте 1943 года другой лейтенант, связист Рабичев, увидел и описал немцев совсем по-другому. Он пробирался в штаб армии, когда увидел на обочине лежащего мальчика с обезображенным лицом. "В расположенной метрах в трехстах деревне вокруг трех машин толпились наши генералы и офицеры. Справа от дороги догорал колхозный хлев". Происходящее потрясло лейтенанта.

Генералы и офицеры прибыли из штаба фронта, чтобы составить протокол о преступлении нацистов." Отступая, немцы согнали всех стариков, старух, девушек и детей, заперли в хлеву, облили сарай бензином и подожгли. Сгорело все население деревни" .

Рабичев смотрел, как солдаты выносили из сгоревшего хлева останки погибших, и в голове его вертелась фраза:" Смерть немецким оккупантам!".

Теперь, пожалуй, всё. Выводы делайте сами, вы уже взрослые.

Вернуться назад