В 1961-м году на экраны Америки вышла киноверсия мюзикла Леонарда Бернстайна «Вестсайдская история», снискавшая колоссальный успех и десять «Оскаров». Музыка великая, сюжет простой: трагедия новых Ромео и Джульетты из двух банд — белых «Ракет» и пуэрториканских «Акул».
Славе фильма, наверное, поспособствовал еще и необычный для того времени подход к съемкам. Режиссеры Роберт Вайз и Джером Роббинс решили снимать не в павильоне, а прямо на улицах того самого района Вест-Сайд. В кадре видны кучи щебня — мюзикл оказался похоронной музыкой для вестсайдских трущоб. Старые дома как раз сносили в рамках реновации. На месте рассадника нищеты и преступности воздвигли стеклобетонный светоч искусства Линкольн-центр. Какая-то ирония в этом есть…
…Наши дни, как пишут в титрах. Через шестьдесят лет, в 2021-м, Стивен Спилберг создал свою экранизацию «Вестсайдской истории». И в центре действия снова разрушение трущоб, на этот раз уже воссозданное искусственно. Камера долго плывет над ветхими руинами, как в старом фильме она летела над модными хайвеями и небоскребами. Снова ироничное противоречие: в 61-м взгляды Вайза и Роббинса были устремлены в будущее, а в наши дни Спилберг оборачивается назад.
Неудивительно, впрочем, потому что «Вестсайдская история» — это его детство. Сам он рассказывает: «Моя мама была пианисткой. Весь дом был полон классической музыки, и в 1957-м пластинка с „Вестсайдской историей“ была первой популярной музыкой, которая вообще попала мне в руки. Я абсолютно влюбился и с тех пор это стало прямо моим наваждением». Это он про оригинальный мюзикл. Но и режиссера Роберта Вайза Спилберг называет своим старшим другом и признается в большой любви к его работе.
С другой стороны, как же без конкуренции, прямо как у «Акул» и «Ракет». Своим фильмом Спилберг вторгается на территорию мюзикла и, кажется, буквально импортирует на экран образы, которые камера глаза отсняла с другого экрана шестьдесят лет назад. Таковы движения танцоров, отточенные хореографом «Нью-Йорк Сити балет» Джастином Пеком: они в лучшем смысле старомодны и вышколены.
И вообще в картинке, в рисунке танца, в сочных цветах — какое-то роскошество, напоминающее именно о старых мюзиклах, вроде «Моей прекрасной леди» или «Оливера!» Для американцев это национальное увлечение — способ собрать в одном флаконе все лучшее: костюмы, пение, танцы. Вообще даже странно, что Спилберг, как любитель именно такого бурного изобилия, до мюзикла добрался только сейчас. В других фильмах у него вау-эффект создают динозавры, космические корабли и огромная акула. Ну, здесь тоже имеются и «Акулы», и «Ракеты».
Еще мэтру важно, чтобы все было правдоподобным — и при всей условности жанра, спилберговский Нью-Йорк 50-х, воссозданный на площадке, оказывается реалистичней тех настоящих улиц, что сняли Вайз и Роббинс. Вот взять хоть один из главных хитов мюзикла, песню «Америка», где пуэрториканцы насмешливо перечисляют плюсы и минусы жизни в Штатах: в старом фильме дело было на ночной крыше, больше похожей на абстрактный танцпол. А тут танцуют прямо посреди проезжей части — и при желании разглядеть можно каждую вывеску или дорожный знак.
Герои тоже взаправдашние — даром что видим мы их через целых два фильтра: через условность жанра и сюжета. Главари банд впечатляют: Рифф (Марк Фейст) — настоящая шпана с волчьим взглядом, Бернардо (Дэвид Альварез) — мачо, жестокий в своей горячности. Два маленьких войска борются за свои развалины отчаянно, как Монтекки и Капулетти за прекрасную Верону. Сначала вроде бы в шутку, танцуя — но кровь слишком бурлит, чтобы в конце концов не брызнуть наружу. А расплачиваться за все будут, конечно, влюбленные — огненная и полная надежд Мария (Рэйчел Зеглер) и более спокойный, положительный, как Тимур вестсайдского разлива, Тони (Энсел Эльгорт). Еще один новый персонаж специально придуман для ветеранши Риты Морено, которая в фильме Вайза и Роббинса играла сестру Бернардо Аниту. Звезд первой величины здесь нет, но зато и внимание можно сосредоточить на той самой вестсайдской истории.
И на том, как рассказал ее Спилберг вместе со своим постоянным сценаристом Тони Кушнером («Мюнхен», «Линкольн»). Слишком просто было бы сыграть на ностальгии и воспроизвести впечатления детства — это оставьте менее амбициозным кинодеятелям. «История» — не просто взгляд в прошлое, а реновация этого самого прошлого. Нетривиальная задача. Но для одного из главных кинофантастов и продюсера «Назад в будущее» это, наверное, раз плюнуть.
В России разница может быть не так заметна: все-таки у нас «Вестсайдская история» не была культовой. Однако в прежнем фильме ведь не только место действия, но и обстоятельства довольно условные, как веронские разборки у Шекспира: повод сыграть трагедию. Да и пуэрториканцев там в основном играли белые, густо намазанные морилкой. В наше время такое невозможно себе представить.
Режиссер сам говорит, что сегодня все эти противоречия — колониализм, расизм — вспыхнули еще острей, чем в пятидесятые. И Спилберг восстанавливает правдоподобие и справедливость, введя на эти роли множество аутентичных, пуэрториканских молодых актеров. Еще поправка: история вроде бы нормативно-романтическая до предела, однако девочку-пацанку Энибадис заменили на трансгендерного парня (его играет небинарная персона Айрис Минас). Конечно, сразу начались разговоры о повесточке и конъюнктуре, но все мимо. Кого-кого, а Спилберга не выйдет упрекнуть в натужности и неестественности — так сюжет действительно делается объемней и живей.
А еще меняется смысл финала. Не побоимся спойлеров: в отличие от Шекспира, в мюзикле умирает только Ромео-Тони. Новая трактовка предлагает смахнуть слезу; да, трагедия — но и без белого мужчины жизнь продолжается. А это ведь, пожалуй, главный предмет споров последних лет и в Америке, и не только. Спилберга (тоже белого мужчину и классического бумера) такое, получается, не пугает. Он спокойно сносит прошлые руины, оставляя то, что ему кажется важным, строя новую мечту. Круг замыкается на улицах Вестсайда.
Федор Дубшан
Подпишись: