Экономист Миркин раскрыл парадоксы проекта федерального бюджета на 2022 год

— Одна из главных социальных интриг бюджета: что будет с индексацией пенсий? Почему там заложена цифра в 5,9%, хотя инфляция этого года явно будет выше 8%, а пенсии положено индексировать по инфляции?

— Все очень просто. Минфин составил новый бюджет исходя из того, что инфляция в 2022 году будет в районе 4%, что соответствует целевому ориентиру Центробанка. Сегодня эта цифра видится нереалистичной. Индексация в 5,9% призвана перекрыть эти 4% и немного компенсировать убытки по пенсиям текущего года, связанные со «сверхплановым» ростом цен. Авторы бюджета-2021 полагали, что цены поднимутся лишь на 3,7%, а они превысили эту планку вдвое. Как тут быть? Можно свечку поставить, чтобы государство заморозило регулируемые им цены и тарифы. Или же резко усилило антимонопольный контроль за ценами. У нас инфляция преимущественно немонетарная. Ее источник не быстро растущие денежные доходы населения (этого нет и в помине), а девальвация рубля и цены, находящиеся под контролем государства или олигополий. И будет чудо, если в 2022 году россияне не станут беднее, а цены на товары и услуги успокоятся так же внезапно, как взбунтовались.

— Можно ли назвать госбюджет на ближайшую трехлетку социально ориентированным, учитывая, что самая большая статья расходов отведена на социальную политику?

— Его стоит назвать обычным. Доля социальной политики (это отдельная строка) в расходах федерального бюджета 2019 года — 26,8%, 2020 года — 30,6% (пандемия), 2021 года — 26,5%. Отдельными строками идут здравоохранение, культура, образование, спорт, ЖКХ, СМИ. Очень большую часть социальных расходов берут на себя бюджеты регионов. А есть еще расходы из Пенсионного фонда, Фонда соцстраха, Фонда обязательного медицинского страхования. Все это — «бюджетная система РФ». Планируется, что в 2022 году через нее пройдет 35,3% валового внутреннего продукта страны, из них с социальной сферой будут прямо, «по названию», связаны 21,9% ВВП, или более 60% расходов бюджета.

Здесь нет никакого благодеяния, это деньги из нашего общего кармана, обычный кусок общественного пирога, закладываемый в бюджет годами по одним и тем же схемам. И его размер больше зависит от того, как сработает экономика в целом и какую стоимость ей удастся создать. Хочется, конечно, чтобы этот кусок был гораздо больше, сравнения с развитыми странами пока не в нашу пользу, и размер социальных расходов — предмет постоянного торга между гражданами и государством. Когда объявляются новые выплаты или повышается размер старых — это не награда, не акт милосердия со стороны властей.

— Видите ли вы какие-то минусы и риски в том, что бюджет профицитный? Пойдет ли этот фактор на пользу экономике и всем россиянам?

— Профицит бюджета — это превышение его доходов над расходами. Считается, что это признак здоровья государственных финансов. Все так же, как и в семье, — живешь по доходам. Однако семьи могут жить и по-другому — брать кредиты, покупать квартиры, автомобили в долг, и делать это с умом, просчитывая свои доходы в будущем и не нарушая основной принцип: жить по средствам. С государством та же история. Многие страны привыкли существовать с дефицитными бюджетами, привлекая деньги в долг. За счет займов можно делать крупные инвестиции в инфраструктуру, в развитие. Не проедая их. Государственный долг до 70–80% ВВП считается более-менее безопасным.

У нас другая модель бюджета. Минимум государственного долга (в районе 20% ВВП). Часть доходов бюджета, то есть наших налогов, не используется, «откачивается» в резервы — в Фонд национального благосостояния. Ожидается, что в 2023 году его объем превысит 13% ВВП (сейчас чуть больше 10% ВВП). Это «деньги под подушкой», подавляющая часть которых вложена в валюты других государств, выведена за пределы России. Мы — аналог сверхконсервативной семьи, откладывающей любую копейку на черный день, даже когда дом ломится от денег. Мы могли бы держать меньшие резервы в ФНБ (скажем, до 4–5% ВВП), иметь долг до 30–40% ВВП, но зато больше инвестировать в экономику, в инфраструктуру, в дороги, ЖКХ, школы, больницы, больше платить пенсий и пособий. И в конечном счете быстрее расти, становиться все более крупной экономической, финансовой и социальной машиной. Так что профицит бюджета не всегда благо. Можно годами экономить и откладывать, оставаясь при этом слабым и бедным, а деньги потом все равно отберет жизнь, не мытьем, так катаньем.

— Дает ли бюджет ответ на вопрос: как мы будем жить с экономической точки зрения в следующем году? Ждать ли нам роста доходов, повышения зарплат и социальных пособий или у нас впереди стагнация и спад?

— Федеральный бюджет — это предположения правительства размером в 5 тысяч страниц, а жизнь может складываться совсем по-другому. Неслучайно уже принятый бюджет каждый год корректируется в режиме реального времени. В документ 2021 года закладывали среднюю цену нефти в $45–46 за баррель, а на деле вышло примерно $66. Ничего себе разница! Сейчас на 2022 год заложили цену в $62, но она может быть как выше, так и ниже. Бюджет на 2020 год Минфин составлял, исходя из предполагаемого роста российской экономики на 1,7–2%. В реальности же ВВП упал почти на 3%, в госказне возник крупный дефицит из-за сокращения доходов. Все очень зыбко в нашей экономике, которая сильно зависит от мировых цен на российское экспортное сырье, от финансовой ситуации в Евросоюзе и Китае, двух наших основных партнеров. Минфин исходит из того, что в следующем году ВВП вырастет на 3%, восстановившись после пандемии. Однако всегда есть место неприятностям, таким, как очередная вспышка пандемии с неизбежными локдаунами, или глобальный финансовый кризис из-за перегрева рынков. И тогда нам не избежать дефицита бюджета, падения ВВП и реальных доходов.

   Кроме того, надо учитывать, что отечественная экономика не настроена на рост, модернизацию и быстрое повышение качества жизни. Она перегружена резервами, административным и налоговым бременем, вертикалями и олигополиями, она избыточно огосударствлена, да еще и находится в жестком прокрустовом ложе санкций. Это — пространство «умеренной бедности», и нужно менять ее модель, как это сделали 15–20 стран после Второй мировой войны. Пока же нас обогнала даже Малайзия по продолжительности жизни и по ВВП на душу населения.

— Можно ли, исходя из параметров бюджета, сделать вывод о приоритетах правительства: какие отрасли получат больше средств, какие меньше?

— В целом, по ключевым статьям изменений мало, причем в основном они ограничиваются долями процента. Сравним параметры в допандемическом 2019 году и те, что заложены бюджетной политикой на 2024 год. На весь блок «Общегосударственные вопросы» плюс «Национальная оборона» плюс «Нацбезопасность и правоохрана» тратилось в 2019-м 6,8% ВВП. На 2024 год предусмотрено 6,6% ВВП. Или, скажем, «Национальная экономика»: в 2019 году — 4,7% ВВП, а в 2024-м — 4,5%. Мы все очень ждем роста расходов на здравоохранение, которые в позапрошлом году составили 3,5% ВВП, а в 2020-м уже 4,6%. Причина понятна — пандемия. А вот дальше бюджетной политикой предусмотрено их снижение: в текущем году 4,1% ВВП, в 2022-м 3,9%, в 2023-м 3,8%, в 2024-м 3,7%. А так — есть официально заявленные приоритеты: малый и средний бизнес, инвестиции в нефтедобычу и нефтепереработку, отдельные территории (пример Арктическая зона). Будет именно так или по-другому — зависит от ситуации. Мы живем в изменчивом мире.

— Людей традиционно волнует ситуация с курсом рубля и инфляцией. Что нам в этом отношении обещает бюджет на ближайшую трехлетку и насколько его прогнозы реалистичны?

— По бюджету все будет замечательно, а вот реальность может преподнести сюрпризы. Минфин прогнозирует ежегодную инфляцию в 4% с 2022-го по 2024-й. Валютный курс в 2022 году — 72,1 рубля за доллар США, в 2023-м — 72,7 рубля, в 2024-м — 73,6 рубля за «американца». Никогда в прошлом такой стабильности не было, и нет никаких оснований надеяться на перелом. Слишком уж много изменчивых факторов, от которых зависит курс рубля: темпы инфляции в нашей стране, мировые цены на нефть и другое сырье (цены товарных деривативов на биржах Чикаго, Нью-Йорка, Лондона), курс доллара к евро, потоки горячих денег спекулятивных инвесторов, прежде всего нерезидентов, имеющие огромное значение на российских финансовых рынках.

Но главный тренд показан правильно — ослабление национальной валюты. Пока, как бы временами ни стабилизировался и даже ни укреплялся рубль, за этим следуют его крупные «взрывные девальвации». Так было в 1994, 1998, 2008 2014, 2018, 2020 годах. Мы приучили себя к их неизбежности. И даже если они не произойдут в ближайшие три года, то с высокой долей вероятности наступят чуть позже. У нас проинфляционная экономика. При любых финансовых шоках и просадках инфляция вырывается наружу. Когда мировые цены на нефть и другое сырье, экспортируемое из России, растут, нам рассказывают, как дорого все стало за рубежом и поэтому наши внутренние цены тоже должны расти. Когда мировые цены на энергоресурсы, наоборот, падают — за ними девальвируется рубль к доллару. И внутренние цены опять неизбежно растут. Куда ни кинь, всюду клин.

— Есть ли шанс сломать эту тенденцию, каким образом?

— Периодические вспышки инфляции неизбежны, пока мы не изменим модель нашей экономики и она не станет принципиально другой. Не сырьевой, а универсальной, прошедшей технологическую модернизацию. С долей малого и среднего бизнеса не в 21–22% ВВП, как сейчас, а в 50–55% ВВП, как в Германии и других развитых странах. Инфляция в 4% в ближайшие три года была бы счастьем. Но в следующем году она точно будет выше. Сожмется ли в 2023–2024 годах? Увидим. Все зависит от того, скажет ли себе государство: «я замораживаю цены».

— Какие вы видите риски бюджета и ожидаете ли каких-то «черных лебедей», способных «заклевать» его параметры?

— Риски обычные: меньше доходов, больше вынужденных расходов, дефицит. Но никакого дефолта, никакого повторения 1998 года. Сегодня это невозможно: долгов мало, резервы очень высоки. Причины рисков тоже известны — вспышка пандемии, падение цен на нефть и другие энергоносители, внешние финансовые шоки и прочие «черные лебеди». Как показывает международная статистика, частота бедствий и катастроф (климатические, технологические, эпидемиологические, геологические) повышается с 1970-х — 1980-х. Финансовые шоки из-за рубежа? Сколько угодно. Мы давно боимся кризиса на рынке акций США, но доллар и американский госдолг не рухнут. Ждать такого «конца света» не стоит. Но есть еще с десяток стран с очень высоким государственным долгом, есть Китай с его горой корпоративных долгов. Есть Турция со своими вечными монетарными неурядицами, есть Латинская Америка — минное поле финансов. В общем, рискам есть где разгуляться. Российский специфический риск — цены на нефть и газ. Соглашения ОПЕК+, в которых мы участвуем, должны удержать нефтяные котировки на высоком уровне. Но эти соглашения определяют не все. Конечно, на длинной дорожке цены на сырье не казино, там есть свои законы и циклы, но на короткой — можно только молиться: пусть будут высокими и не поставят на колени нашу экономику и нас вместе с ней.

Российская экономика, бюджет и все наши доходы — одно большое приключение. Будем жить в этих реалиях, осознавать их, внимательно следить за происходящим и пытаться принимать свои личные решения, чтобы удержаться на плаву. Нужно стремиться к максимальной независимости в доходах. Мы привыкли к нестабильности, и финансовая жизнь пока не обещает нам покой и сладкие куски бюджетного пирога. Что ж, примем это как данность. ОСНОВНЫЕ ПАРАМЕТРЫ И ОРИЕНТИРЫ

ФЕДЕРАЛЬНОГО БЮДЖЕТА НА 2022 ГОД

Доходы: 25,02 трлн руб.

Расходы: 23,69 трлн руб.

Профицит: 1,32 трлн руб. (1% ВВП).

Рост экономики: 3%.

Прогнозный объем ВВП: 133,3 трлн руб.

Валютный курс: $72,1.

Цена нефти марки Urals: $62,2.

Уровень инфляции: 4%.

Объем ФНБ на начало года:

13,89 трлн рублей (10,4 % ВВП).