Одно из больших зол, которые угрожают России — нехватка чистой воды. Здесь, в какой-то степени, усугубляет ситуацию и глобальное потепление. Но основная причина, конечно — запущенное водное хозяйство, о котором забыли за долгие годы. С корреспондентом «Росбалта» беседует научный руководитель Института водных проблем РАН Виктор Данилов-Данильян.
— Виктор Иванович, вы опасаетесь, что с проблемой чистой воды наша страна может столкнуться уже через 15 лет. Но ведь, что греха таить, воду у нас загрязняли всегда — с тех пор, как наша страна стала индустриальной.
— Очень просто: все негативные явления имеют тенденцию накапливаться и усиливаться. Вот конкретный пример — мусор. Мусорили мы всегда, с доисторических времен. Археологи даже очень радуются, когда находят мусор. Там и кости животных, которых ели, и черепки, и все такое прочее.
Но что у нас случилось несколько лет назад, что страна сильно обеспокоилось положением с мусором? Он накапливается. Окрестности городов превратились в свалки, несанкционированные. Куда ни выйдешь — везде валяется. Но и полигоны мусорные отравляют окружающую среду. Образуется фильтрат, жидкость, которая фильтруется дальше в почву и с поверхностными, а потом и подземными водами проникает в реки, озера и водохранилища. И вот, президент говорит, что со свалками надо бороться, надо построить целую систему переработки, как в цивилизованных странах. А ведь в тот момент ничего экстраординарного не произошло.
Вот то же и с водой. У нас качество воды не улучшается. Хотя в государственном докладе «О состоянии и об охране окружающей среды» за 2020 год вы можете прочесть, что объемы стоков сократились, причем, за последние 20 лет — где-то на 40%.
— А на самом деле?
— На 40% сократился организованный сброс, при котором вода попадает в водоем через техническое устройство — трубу. По официальным данным. А откуда эти данные берутся? Если скажу «с потолка» — не сильно ошибусь.
Любой нормальный, более-менее грамотный человек скажет, что на трубу со сточными водами надо датчик повесить или, в крайнем случае, пробы брать и в лаборатории смотреть. Так вот, этого в РФ почти нет. Доля таких предприятий составляет проценты. Остальные — заполняют формы 2-ТП (водхоз) расчетным путем. Они знают, сколько чего они выпустили, этого не утаишь. Имеют паспорта на все виды оборудования. Там написано, сколько должно образовываться, каких веществ. Умножаем выпуск на нормы — получаем количество загрязняющих веществ. Все, заполнили.
А если мы придем на такое предприятие по графику отбора и в лаборатории померим? Научные организации знают случаи, когда разница — до 10 раз. Очистное оборудование изношено где-то на 70% (в среднем — на 50%). Паспорт предполагает, что оборудование загружается кондиционным сырьем и работает в нормальном режиме. Наконец, никакие аварии и нештатные ситуации в нормы 2-ТП (водхоз) вообще не записываются.
Причем с промышленностью-то у нас сейчас еще сравнительно прилично. Очень значительная доля предприятий имеет водооборотные системы: они все-таки используют одну и ту же воду по кругу, а забирают воду только для того, чтобы восполнить неизбежные потери этого кругооборота — и по этой же причине мало сливают. Хуже всего — с предприятиями ЖКХ, здесь просто караул.
Но существуют и другие способы загрязнения. Прежде всего — диффузное загрязнение, а из него прежде всего — поверхностный сток. С полей. С территорий населенных пунктов. Ливневой канализации нормальной у нас мало. Она есть в городах, начиная с 60-70 тысяч населения. Если меньше — никакой ливневки, как правило, нет. Но и та, что есть — даже в Москве — забирает только часть воды. Далее, сток с промышленных площадок, которые почти никогда ливневкой не оборудованы. С дорог и т. д. К таким же источникам относится то, что попадает с судов. И то, что выпадает из атмосферы.
В каждом водном объекте есть донные отложения, которые накапливают грязь. И она там спокойно лежит и даже перерабатывается донной биотой. Но если ускоряется течение (при половодье или паводке), возникает волнение (ветровое или от судов) и т. п., то может происходить взмучивание воды и возврат в нее грязи. Какая доля грязи приходится на диффузное загрязнение? Наш ответ: не меньше 50%. А я думаю, 60% как минимум. Это цифра развивающихся стран. Ни в РФ, ни в СССР никогда проблемой диффузного загрязнения не занимались. В нашем законодательстве оно вообще упоминается только два раза — в том смысле, что оно существует. И все. Отдельные спорадические исследования отдельных аспектов — сколько-то десятков статей и одна маленькая книжечка. Этим впервые решили заняться в 2018 году, когда появилась программа «Оздоровление Волги». Были выполнены работы, которые получили высокую оценку, выпущены объемистая монография, учебное пособие, концепция — отдельной брошюрой. Казалось бы, надо внедрять. Но пока — ничего.
При этом, надо отметить, что сейчас в московском и питерском водопроводе вода хорошая, ее можно пить. Домашние фильтры на самом деле здесь пока не нужны. Если вы очень чувствительны к хлорированию, то поставьте воду отстояться в стеклянной или эмалированной посуде на час-полтора. Но это пока. Что будет дальше? Прогнозы неутешительны.
У нас в стране сотни полторы крупных водоканалов (это организации, обеспечивающие работу водопроводов и канализации) и бесчисленное количество мелких. Оборудование там износилось физически и морально. У нас в среднем очень высокая заболеваемость, вызванная плохой питьевой водой (а, по данным ВОЗ, этим вызвано до 30% общей заболеваемости в мире). В водопользовании мы — как средняя развивающаяся страна.
— И, судя по тому же госдокладу, у загрязнены все крупные водоемы и водотоки?
— Да, все крупные реки загрязнены. Даже Колыма, Индигирка и другие реки за Уралом, которые впадают в Северный Ледовитый океан, и где почти никто не живет, где плотность населения абсолютно ничтожна.
У нас 99% питьевой воды нуждается в водоподготовке. Она стоит все дороже и дороже. Ее качество ухудшается — концентрация веществ растет. Разнообразится химический состав сточных вод. Грязь, которую мы сбрасываем сегодня, радикально отличается от того, что было даже 40-50 лет назад, тем более 70-80. Мы применяем огромное количество разных веществ в бытовой химии, животноводство кормит животных антибиотиками. Куда все попадает? В воду. А станции водоподготовки в регионах оборудованы так, как на Западе 50 лет назад.
— Вот и недавнее интервью руководителя Роспотребнадзора Анны Поповой наделало определенного шума. Там было сказано, что в РФ наконец-то установлены нормативы содержания гормонов и антибиотиков в питьевой воде. Звучит довольно пугающе, хоть это и «в соответствии с нормами ЕС и ВОЗ».
— Антибиотики тысячами тонн потребляются в животноводстве, и гормоны тоже. Кроме того, огромное количество лекарств потребляется населением, а антибиотики выводятся из организма с мочой. Все это поступает в канализацию, и если она плохо чистится, если нет соответствующих очистных сооружений на канализационных станциях, то это в воду идет.
— И как с этим содержанием в реальности?
— А это — где как. Вблизи животноводческих ферм, где плохо обстоит с очисткой стоков, эти нормы в воде природных объектов превышены. Что касается питьевой воды в водопроводах, то, по словам самой Поповой, в 14% проб из них нарушены нормы по химическим или бактериологическим показателям. Экспертами это подвергается сомнению — обследования показали более высокую долю не удовлетворяющих стандартам проб. В общем, где-то от 14% до 40%.
И еще одно величайшее зло — застройка речных пойм! Пойма — это примыкающие к руслу реки территории, которые затапливаются во время половодья. Пойма играет колоссальную роль в естественной очистке воды. Обязательно заросшая той или иной растительностью — это барьер для проникновения грязи в реку с территории водосбора. Если вы застраиваете пойму — вы и этот барьер убираете, и сами неизбежно создаете новые загрязнения.
Эпидемия застройки пойм началась в 1990-е, а с 2000-х это уже ни в какие ворота не лезет. До 2000 года ведь полагалось устраивать на Москве-реке «экологические попуски», чтобы «промывать» реку — ведь из-за водохранилищ, перехватывающих половодья и паводки, естественной высокой воды уже не бывает. Но уже с 2000 года их прекратили. Не промываются ни Москва-река, ни Руза, ни Истра.
— Но ведь хозяева домов и дач в поймах рискуют быть затопленными?
— Рискуют. Коренные жители в России никогда в пойму не лезли. Но вот, все мы помним наводнение в городе Крымске Краснодарского края: там погибли именно жители поймы, которые по невежеству в ней построились.
А на более высоком уровне, элитном и столичном — некоторые застройщики дамбочками свои коттеджи отгораживают. В основном же, надеются на то, что Москва уже давно застрахована от наводнений водохранилищами: Можайским, Рузским, Истринским, и Озернинским. Но изменения климата ведут к тому, что наводнения в мире все чаще, и сила их растет. И здесь опять-таки трудно предсказать, что будет дальше.
— Глобальное потепление здесь оказывает влияние?
— Оказывает, и в нескольких аспектах. В мире меняется режим осадков: они выпадают в более короткие сроки и значительно интенсивнее. Это можно назвать чередованием наводнений и засух. Это неблагоприятно для сельского хозяйства, но и для городского тоже.
Но с климатом все неравномерно и неоднородно. Рост осадков будет не всеобщим. И вот, в неблагоприятной ситуации оказалась река Дон. В отличие от той же Волги и всех сибирских рек, Дон протекает по степной и лесостепной зоне. А там роста осадков нет — а если даже и есть, то испарение настолько растет, что превышает прирост осадков. В результате мы на Дону имеем сокращение водности за 30 лет на 30%. Сплошные вопли: сохнет! Здесь главная причина — глобальное потепление. Но, кроме того, мы многое порушили даже из того, что раньше было. Например, систему прудов в станицах. От них почти ничего не осталось.
При этом, с Кубанью ситуация получше: на западных склонах Кавказа осадки-то могут и возрасти. У Днепра — все-таки приличный кусок в лесной зоне РФ и Белоруссии. А все наши сибирские реки увеличат сток.
— Что же следует делать в первую очередь?
— В первую очередь — надо запретить застройку пойм. Заняться диффузным загрязнением, его контролем и регулированием, мониторингом и оценкой. И там, где оно наиболее опасно, принимать меры: устанавливать соответствующее оборудование на животноводческих фермах, соблюдать правила сбора фильтрата на свалках и полигонах — и, конечно, заводить ливневку там, где ее нет. И строить очистные сооружения, и реконструировать там, где они есть, но плохие. Вроде бы коротко и ясно, но денег это стоит немалых. Если сумеем перестроить структуру экономики — воды хватит. Но нужна еще огромная система мер — и не только ради воды, но, чтобы не остаться в хвосте мирового развития.
Беседовал Леонид Смирнов
Подпишись: